Видите ли, все дело в том, что у меня в квартире по нескольку раз на день гаснет свет, а почему это происходит - я понять никак не могу.
Я запрещенного с электричеством ничего не делаю - Боже упаси!
Я не так, как некоторые, что ставят в электросчетчик всякие вилки, палки, пленки, чтобы счетчик их не крутился, или есть еще такие специальные отматыватели, чтобы воровать.
А я запрещенного с электричеством ничего не делаю - ну, чайник где скипячу или рыбки себе на плитке поджарю, так ведь это же можно и не должно караться, это ведь даже приветствуется, а у меня что ни день - трык, погас свет, и все, хоть волком вой во тьме кромешной.
Сижу себе, бывало, и жду, когда какой-нибудь знакомый или незнакомый придет ко мне и пробки починит, потому что сам я их боюсь.
Мне многие говорили:
— Ну почему ты, Василь Константиныч пробки боишься?
— Я ее боюсь, - я отвечаю, - потому что от нее может ударить током, и я упаду с табуретки.
И правда - потухнет свет, так я чтоб к свету притронуться - не, никогда. Я уж лучше в темноте, я лучше у окошечка посижу, я в окошечко погляжу лучше: там звездочки ясные, там прохожие гуляют, там молодежь друг дружку обнимает, милуется, а свет мне, можно сказать, и ни к чему - все равно его рано или поздно кто-нибудь придет и починит.
Вот и сижу. Тихонько так.
Я что - я и на работе себя тихо веду.
У меня, например, на моем рабочем столе уже полгода как лежит конфета "Ласточка". Сам я конфет и других сладостей не ем нигде и никогда, а "Ласточку" держу исключительно для гостей.
А гости же, или, правильнее сказать, "посетители", чаще всего тоже не те, кто ест конфеты и халву, им тоже чаще всего подавай каких-нибудь членистоногих раков да с пивом да с водкой.
Такие, надо сказать, между ними гады и язвы иногда попадаются, что даже стыдно об них писать на бумаге. Об них надо писать на чем-нибудь другом, на песке, например, чтобы набежавшая морская волна уносила написанное в море, растворяя в свой пучине, а от них чтобы оставалась на песке гладкая поверхность.
Конечно, это плохо характеризует меня как бойца, что мне стыдно заклеймлять их на бумаге, - ведь именно эти
люди, которые, войдя к нам на производство, чего-то там требуют, о чем-то там кричат или шепчут - ведь именно они зачастую сеют в коллективе, сработавшемся до точности часового механизма, раздор, неурядицы, сплетни и, свары.
Я вот раз прихожу на производство и хочу идти на второй этаж. А на второй этаж у нас ведет замечательная деревянная лестница.
Хочу идти, а со второго этажа слышится женский задушевный свистящий шепот:
- Это - сволочь. Он приходит, когда захочет, а уходит сразу после обеда.
Я остолбенел - неужели, думаю, это говорится о ком-либо из моих будущих друзей из высшего общества? Ведь это же черт знает на что похоже тогда.
Я остолбенел, а тут заскрипели, заиграли ступени, и величественной походкой спускалась вниз какая-то дама, показывая необычайной красоты ноги и края кружевных панталон.
Кто она, эта дама? Я не знаю этого, и не узнаю никогда, и знать не хочу. Ей, может, и не нужно раков с пивом, а нужно конфету "Ласточка", но разве я могу дать ей "Ласточку", если она разводит сплетню, называет сволочью и тем самым рушит коллектив?
Нет и никогда. Да будь хоть кто угодно, хоть добрый-раздобрый, а "Ласточку" я ей не отдам, и я думаю, что вы на своем месте согласитесь со мной, а на моем поступили бы точно так же, как и я, то есть не стали бы приглашать ее на свое рабочее место, то есть за стол, и не стали бы ей предлагать различные сладости в виде конфеты "Ласточка"..."
Все вышесказанное - душевные излияния Фетисова, человека, не попавшего в высшее общество.
Он много врет, Фетисов. Врет он все. Он про себя все всегда врет, когда говорит. Он - тихий? Да-да. Теперь он
тихий, теперь он, разумеется, тихий, тише даже многих, потому что помер. Вот он, например, говорит, что он, Фетисов дядя Вася, давно уже, дескать, закончил институт. А ведь неправда это. Это - ложь. Никакого института он не кончал, кончал техникум, причем геологоразведочный. Я не хочу вдаваться в подробности, но все то, что говорит Фетисов про свое высшее образование, это - ложь, а то, что говорю я, это - правда. Верьте мне...
Или про электроосвещение квартиры Фетисова.
Всем соседям прекрасно известно, что он пользуется отматывателем электроосвещения, отчего у него и свет тухнет. Ему ребята на телевизорном заводе сделали прибор, который в час скручивает на 30 копеек. Он, может, забыл, как у него через этот прибор провода загорелись, а он метался и боялся пожарника вызвать, чтобы не оштрафовали.
А уж про прогулы, про сладости "Ласточка", про пиво и водку, про раков я даже молчу, потому что что тут еще сказать, когда и так все ясно.
Замечу все же еще раз, что мир вокруг полон простых людей. Простые люди сложны, непонятны, таинственны и загадочны.
Я вам точно говорю, истинно говорю вам - все достижения науки и техники лишний раз доказывают, что прогресс касается только машин и механизмов. Человек же, каков он был, таким он, голубчик, и остался. Он и не хорош. Но он и не плох. Он - человек, и все тут.
Возьмем, к примеру, Фетисова. А впрочем, куда уж его теперь брать, это неудобно даже как-то говорить: "Возьмем-де Фетисова", когда он помер. Он кем-то уже, наверное, взят. Он теперь в другом мире, если другой мир есть, он теперь - кто его знает, кто он или что он сейчас есть. Он - мертвый.
Он - Василий Константиныч Фетисов - помер при довольно странных обстоятельствах, если учесть, что он всю жизнь чурался начальства и устраивал против него акты. А под конец устал и хотел поехать в высшее общество, но не был допущен туда совокупностью не зависящих ни от кого обстоятельств, отчего и помер.
Человек он был действительно простой, проще некуда, и хороший и добрый и, может быть, и вежливый - как для кого.
Сам же я, в свою очередь, очень плохо разбираюсь в окружающей обстановке и часто не могу понять, что к чему.
И не в силах осмыслить произошедшее, не в силах дать ему правильное литературное истолкование, вывод, что ли, какой, я ограничусь тем, что слабыми смазанными штрихами нарисую - что, где, когда и как, а почему и отчего - это уже не моего ума понимание.
И еще раз скажу - истинно - он и не хорош, он и не плох. Он - человек, вот и все тут. Он был действительно прост и действительно добр, иногда - вежлив. Как для кого.
Да и услышь сейчас дядя Вася Фетисов про себя такие замечательные слова, он бы, несомненно, заплакал и сквозь слезы попросил бы у меня три рубля, и ведь точно получил бы их, потому что я, вспомнив о Вечности и о Смерти, покрылся бы, в свою очередь, весь слезами и дрожащими руками передал зелененькую в его рабочие руки.
Спи, дорогой дядя Вася. Я тебя сейчас всего опишу, а также расскажу, как ты умер.
Не сердись, что я под конец своего авторского вмешательства стал звать тебя развязно на "ты" и говорю о тебе вроде бы как-то неуважительно. Знай: перед лицом смерти все равны - это раз, а во-вторых - с тобой все ясно, потому что ты умер, а вот что будет со мной - это пока неясно, потому что мне еще жизнь жить.
Обличье Фетисов всегда имел самое порядочное, но одеждой раньше походил на военного дезертира со всех фронтов эпохи: яловые сапоги, синие с красным кантом галифе, серая полутряпичная шапка без кокарды и зеленая куртка, из-под которой выглядывают помятый лацкан коричневого пиджака и волосатая грудь, - вот он весь.
С ним всегда происходило достаточное количество нелепых, неприятных и поучительных историй.
Но все они не идут ни в какое сравнение с историей предсмертной, с историей о том, как тяга к искусству довела Фетисова до печального исхода, да перед этим еще Фетисов опоздал в высшее общество, куда давно хотел войти.
То есть общество было, конечно, не то чтобы наивысшее, но все-таки высшее и состояло из приличных людей, с которыми Фетисов давным-давно мечтал установить дружеские отношения.
Вот. А к тому времени, кстати, Фетисов нежданно-негаданно получил вдруг довольно большую для его масштабов премию - 128 рублей, и из них он еще 2 рубля отдал на профсоюз и рубль старушке из планового отдела, которой собирали на подарок по случаю ее ухода на пенсию.
Нежданно-негаданно потому, что хотя Фетисов и знал и надеялся на премию за квартал, но он еще знал или казалось ему, что что-то он в бухгалтерии еще должен, какую-то крупную сумму, и эту сумму у него из премии вычтут, так что она полностью премию покроет и премии ему, Фетисову, не видать.
Но - обошлось. Аи, не ожечься бы Фетисову!
Вот он уже покупает себе венгерский костюм фирмы "Модекс", с жилеткой, вот он уж и в новых ботинках фабрики "Цебо" и в новых носках и в рубашке, и едет Фетисов в высшее общество, и остается от старого Фетисова только что? Только зеленая куртка и тряпичная серая шапка без кокарды, а так - совсем новый человек едет в высшее общество, держа у горла нечто, завернутое в бумагу, - подарок, потому что в высшем обществе сегодня именины.
