— Мои худшие предположения оказались верными. Ведь Собчак по сути своей наглый, но не храбрый. И если он пошёл в Генштаб, то с полной подстраховкой в Москве. Источник говорит, что Собчак кричал матом на всех. По некоторым данным, Собчак, будучи в Париже, 17 июня озвучил для журналистов похожий сценарий возможного переворота в СССР. Я к начальству с утра не могу дозвониться, даже по спецсвязи. Ты тоже на работе не нужен. Они, оказывается, слушают речь Собчака, вместо того чтобы его арестовать и ввести чрезвычайное положение в городе. Мы — брошенные солдаты, армий у нас нет, командовать некем, — сказал Базунов и начал собирать бумаги со стола.
— Армия есть у Самсонова, но он не способен на самостоятельный поступок. Если бы в Ленинграде упереться, то Москва дрогнет.
— Да, Юра, вот таких командующих мы вырастили. Нам было удобно находить послушных холопов партии, а вот когда понадобилось защищать партию в сложных условиях «верные сыны» её предают. Холоп и лакей будет обслуживать новых победителей, у них чутьё на власть. Ладно, поехали. У нас там будет возможность позвонить куда угодно. Но сначала заедем в Гостиный двор, я попросил отложить мне пластинку Паганини в исполнении Когана. Там в отделе музыки работает такая очаровательная продавщица, знаток классики, и всё при ней. Ох, где мои сорок лет, ну даже пятьдесят, — Базунов похлопал себя по вполне упитанному животу и разочарованно вздохнул.
— А без Когана и Паганини нам не обойтись?
— Нет, мой генерал, без Когана можно, без Паганини нельзя. К тому же, ехать в гости в такой день к творческому человеку без символичного подарка — чистое свинство. Мы будем слушать музыку, пить, что предложат, и думать. Это лучшее, что могут сейчас сделать два пенсионера, не способные дать команду даже рядовому из стройбата. Мы вне игры.
— Ты хоть скажи, кто нас пригласил в гости?
— Мы едем в гости к художнику, который, кстати, подрабатывает изготовлением могильных памятников. У него отличная дача, телефон и телевизор, который ловит финское телевидение. Мы будем со связью, информацией и конспиративны. А если что, тут же и памятники закажем, — Базунов нервно засмеялся и обнял Чернина.
— Как-то нехорошо у меня на душе. Такое чувство, что мы бежим с поля боя, — сказал Чернин, снял галстук и положил его в карман брюк.
— У меня, Юра, тоже на душе нехорошо. Но мы не бежим с поля боя. Ты думаешь, что сейчас нужен начальству со своими знаниями о диссидентах и прочих антисоветчиках? Или я со своей информацией о пороках нашей партии. Нет, мы обслуживали партию, которую решили ликвидировать за ненадобностью. И заметь, в её ликвидации участвуют не диссиденты, а высшие руководители партии. Они все от Горбачёва до Ельцина закапывают свою «маму», поднявшую их из комбайнеров и строителей до вершин власти. Мы же всего лишь прислуга, которая уходит, когда дом покидают хозяева. Нам даже не предложено выбора. В данном случае мы проявляем прагматизм, чтобы сохранить своё достоинство, — Базунов открыл двери кабинета. — Пошли, Юра, нас ещё ждут большие дела, история глобальных потрясений в нашей стране только начинается.
…Андрей Пикин стоял на Исаакиевской площади, напротив здания Мариинского дворца, в котором располагался Ленинградский Совет народных депутатов, и жмурился от солнца, глядя на памятник Николаю I — «царю-деспоту, душителю свободы». На нём просматривались горельефы с изображением сценок подавления восстания декабристов и усмирения холерного бунта на Сенной площади. К памятнику подошла группа школьников с экскурсоводом, которая, гундося на французский манер, поведала: «Этот памятник установлен на одной оси со знаменитым Медным всадником, обращён в ту же сторону, их разделяет только Исаакиевский собор. В петербургском фольклоре по этому поводу возникли соответствующие поговорки, например: «Дурак умного догоняет, да Исаакий мешает».
Пикин был на площади со знакомыми офицерами Генштаба из патриотического движения «Отчизна», созданного чуть больше месяца тому назад, и сотрудниками редакции газеты «Русское Дело». «Отчизна» как движение объединяло в себе коммунистов и национал-патриотов. Газета «Русское Дело» была единственной независимой непрокоммунистической оппозиционной газетой в Ленинграде и СССР. Ждали «Псковскую дивизию». Офицеры нервничали, изредка потирая рукоятки пистолетов, которые торчали из поясных кобур.
На площади суетливо бегали ельцинисты и строили хилые баррикады из стульев и швабр, таким образом, наверное, надеялись остановить ожидаемые танки. Пикин узнал несколько человек из «Демократического союза» и организации евреев-отказников «Бедные родственники». В маленький мегафон кричал тощий человек с гусиной шеей что-то о надвигающейся «красно-коричневой чуме». В эти минуты будущий глава Центризбиркома Владимир Чуров соединял кем-то перерубленный кабель уличной трансляции для выступления Собчака.
Кто в этой ситуации выглядел комичнее, трудно сказать. Офицеры без армии или ельцинисты с табуретками. Все ждали, что скажут Армия и КГБ.
Армия и КГБ остались «вне политики» и тем самым решили всю политику. Офицеры разбрелись по домам. На следующий день пришедшие в себя ельцинисты собрались на Дворцовой площади, жадно и восторженно слушали Собчака — мэра города трёх революций, председателя Ленсовета и дедушку будущего телевизионного борделя — «Дома-2».
…За столом сидел пьяный генерал и тыкал вилкой в депутатский значок соседа.
— Вот скажи, Иосиф, когда мне нужно было получить квартиру в Москве и генеральские погоны, я продался в августе девяносто первого, когда мне нужно было получить квартиру сыну, я продался ещё раз в октябре девяносто третьего, теперь подросли внуки. Кому надо продаться?!
— Судьба выборов предрешена, теперь продаваться не надо, теперь надо попасть в команду преемника. Преемник надолго. Так что выдай по своему подразделению нужный результат выборов, и твои внуки будут с квартирами и прочим, — прошептал на ухо холёный человек с лицом потомственного чиновника.
— И всё-таки, какими мы суками стали! А, депутат?!
— Мы ими были всегда, если ты хочешь пьяной правды. Знаешь, генерал, как твои погоны называют — «крылья холопа»!
— И это ты мне говоришь в День защитника Отечества! А твой значок как называют?! — генерал воткнул вилку в ананас, схватил депутата за грудки и стал неистово трясти, — «крылья холопа», говоришь, «крылья холопа»!..
Подоспевший охранник депутата оттащил генерала в сторону, дав понять, что он не посмотрит на его звание и сделает больно. Генерал присмирел. Качающегося депутата увели в другой конец стола. Никто не предал значения этому маленькому конфликту — ругались свои…
Пикин услышал одновременно стук в дверь, истеричную трель звонка и заглушающий всё гул в голове.
— Кто?
— Андрей, открывай! Это я, Семён!
— Какого чёрта, Сёма. Сегодня суббота, ты как «новый еврей» должен сидеть дома.
Пикин нехотя повернул ключ, который всегда оставлял в замочной скважине на последнем полуобороте — в этом случае злоумышленнику невозможно воспользоваться отмычкой или другим ключом.
Семён ввалился в прихожую. Его выпуклый живот уравновешивал торчащий зад. Волосы у него были, как у «истинного арийца» — блондинистый блондин, глаза тоже арийские — голубые, правда, слегка навыкате. Всё портил нос — его кончик почти доставал до верхней губы.
— Сёма, — хмурясь от головной боли, сказал Пикин, — меня всегда удивляет в твоей физиономии жуткая смесь арийца и семита. Как это тебя угораздило?
— Вот так, — Семён широко улыбнулся, оголив крупные жёлтые зубы, которым явно не хватало места во рту и они наваливались друг на друга, — моя мама была в оккупации… Шутка! Ты что, писатель хренов, не видишь, что я альбинос. И вообще оставь мою внешность в покое, я к тебе по делу.
— Сёма, я не знаю, как насчёт «незваного татарина», но вот мой приятель-татарин, пришёл бы к писателю утром в субботу с парой бутылочек пива. А ты «по делу» и с пустыми руками. Какое дело? Я вчера был в ударе и написал под абсент одну из глав моей жизни.
— А без абсента нельзя было писать?
— Сёма, я пью, потому что боюсь ясности своего ума — она меня убивает.
— Андрей, имей совесть, я принёс тебе место, я бежал, я думал как помочь этому несчастному русскому писаке поиметь неплохой гешефт. Андрюша, на дворе начало выборной кампании в Городскую думу, все порядочные люди рыщут в поисках богатеньких кандидатов, которые хотят сменить красные пиджаки на депутатские лапсердаки. Один такой ещё свободен, его нужно брать.
