— Скоро Орехово-Зуево. А вы на выход что ли? Стояка пять минут.
— Сколько стоят у вас карты? — спросил Игорь.
— Какие ещё карты? Карта Москвы, что ли?
— Игральные. Только, чтобы новая колода…
— Не держим. Магазин у нас, что ли?
— А косметику?
— Ой, пассажир… Давайте я лучше билет вам сейчас отдам? Или чайком напою?
— Выйду в этом Зуеве, привет передайте Свете, что местом со мной менялась…
Пока молодой и бдительный страж стеклянных дверей в холле телестудии разглядывал Любу и выспрашивал, откуда у неё визитная карточка председателя комитета, возле них остановился высокий представительный мужчина в лёгком чёрном пальто и с открытой седеющей шевелюрой. Увидев его, милиционер вытянулся, отдал честь и, протянув ему карточку, чётко доложил:
— Вот, к вам, Леонид Петрович. Но пропуска у гражданки нет.
— Да? Зато у гражданки откуда-то моя визитка… — Он коротко глянул на Любу. — Ну, пройдёмте. — И показал рукой вперёд.
— И откуда она у вас? — спросил он уже в лифте скорее её отражение в зеркале кабины, чем рядом стоящую Любу.
— Вячеслав Кириллович Панков, директор гостиницы… сказал, что я могу обратиться к вам, — его отражению в зеркале сообщила Люба.
— Помню такого. Ну, обращайтесь.
— Мне сказали, что я могла бы…
Лифт остановился. Леонид Петрович пропустил Любу вперёд и тут же извинился:
— Простите, из лифта первым должен выходить мужчина. — И улыбнулся: — А то вдруг тут кто-то встречает с палкой. Так, что вам сказал генерал Панков? — спросил он уже на ходу в коридоре.
— Панков просто дал визитку. Это Митрич…, извините, Аскольд Дмитриевич Настёхин сказал, что я могла бы попробовать работать в телевидении…, — смутилась Люба, поспевая за его быстрым шагом.
— А кто такой Аскольд Настёхин? — спросил Леонид Петрович, открывая перед Любой дверь, отличающуюся от других в коридоре массивностью и цветом.
— Митрич?…
— Здравствуйте все! — сказал он разнополым и разновозрастным людям, почтительно вставшим им навстречу. — Вы пока раздевайтесь. Я сейчас. Мужчины, помогите девушке. — И он скрылся в тамбуре, выпирающем из стены приёмной.
К Любе подскочили двое достаточно молодых людей, предлагая принять её шубку. «Это все — туда же? — подумала она, машинально отыскивая глазами зеркало, чтобы привести в порядок волосы, и чувствуя на себе любопытствующие взгляды. Увидела рядом со створкой в стене, куда скрылись её шубка и шапка, узкое, длинное зеркало без рамы, спросила себя: — Чего это я так краснею? Мне, что, спрашивать, кто последний?»
— Так, все проходим, — пригласил Леонид Петрович, появившись из тамбура. — Вы — тоже, — сказал он Любе. — Проходите вперёд. Вон, на то место, слева. — И сам прошёл в торец длинного стола. — Извините, товарищи. Сначала — кадровый вопрос. Представьтесь, пожалуйста: кто вы, откуда, на что претендуете?
Люба вспыхнула лицом. Вот уж не ожидала, что всё так быстро начнётся. Но, началось, так началось. Встала, обметнула взглядом сидящих напротив, с интересом смотрящих на неё.
— Сокольникова Любовь Андреевна, двадцать четыре года. Родилась в Прибалтике. Отец был военным («Господи, маман, Викманис действительно был военным?»), поэтому часто переезжали с места на место. Школу закончила в Таллине, училище постижёров — в Риге. Работала по распределению в Великограде. Последнее время по семейным обстоятельствам жила в сельской местности. Вот и всё…
— Вопросы к Любовь Андреевне, — предложил собравшимся Леонид Петрович.
— Училище это ваше кого готовит? — спросил с конца стола молодой человек.
— Постижёр — это, по Лескову, тупейный художник, — опередил её с ответом Леонид Петрович. — Иначе можно сказать: «подстрижёр», парикмахер, гримёр. Или, по-вашему — стилист, — блеснул он эрудицией. — Прибыла Любовь Андреевна к нам по рекомендации небезызвестного генерала Панкова.
— Опля! — раздалось с того же конца стола.
— Спокойно! — поднял руку Леонид Петрович. — Генерал Панков давно в отставке, ведает сейчас гостиничным хозяйством и, к вашему сведению, совсем не в «Национале». Какие будут предложения?
— Давайте к нам, на молодёжное вещание. У нас отнюдь не все с журналистским или театральным образованием, — поднялся с места довольно молодой, плотный мужчина с широким азиатским лицом. — Обещаем использовать самым широким образом… Вплоть до эфира.
— Сядь, пользователь, — окоротил его пожилой мужчина в сером не очень отглаженном костюме. — У меня в отделе подготовки двое мастеров в декрет уходят. Хотя бы один мастер на замену вот как нужен. А де… же… да… человек — как раз по специальности. Захочет в твой эфир, подготовим и к эфиру.
— А «де-же-да», это что такое? — спросил Леонид Петрович.
— Извините, оговорился. Не знал, как сказать: девушка, женщина, дама?..
— Хорошо. Ещё предложения?
— По фактуре, можно бы и в художественное вещание, — сказала негромко высокая, худая дама, завёрнутая в вязаную шаль.
— Хорошо. А вы, куда бы хотели? — спросил Любу председатель.
— Спасибо. Я готова работать и учиться, — ответила она. — Работать мастером, учиться — на диктора.
— Договорились. Вы пока подождите в приёмной, мы закончим планёрку. А дальше Василий Семёнович проводит вас на рабочее место и в кадры на оформление. Да, чуть не забыл! А что у вас с пропиской и с жильём? Москва всё-таки, знаете…
— Из гостиницы я выписалась. Мне бы новый талончик в другую гостиницу, если можно,… — осторожно сказала Люба, предчувствуя, что всё сейчас и сорвётся из-за прописки.
— У нас же, кажется, есть места в служебных квартирах? — спросил Василий Семёнович.
«Господи, опять «служебные» места!» — похолодела Люба.
— Решайте там сами. Начинаем планёрку. До свидания, Любовь Андреевна. Буду нужен, обращайтесь.
Едва Игорь появился у магазина «Берёзка», где должен был встретиться с Анжеем, к нему, франтовато одетому в дублёнку и шапку из пыжика, подлетела разномастная толпа молодцов и девиц: «Чеки продаем?», «Доллары, марки меняем?», «Технику, кассеты ищем?»
— Не продаём, не меняем, не ищем! — прикрываясь дипломатом, закрутился между ними Игорь. — Ждём приятеля.
Волна менял и продавцов отхлынула в сторону, и в её новом водовороте Игорь увидел поднявшего «руки вверх» Анжея. Подождал, когда поляк высвободится из окружения, спросил с ухмылкой:
— Ще польска не сгинела?
— Не сгинела! — протянул костлявую холодную ладонь. — Надеюсь, взаимно?
— Тьфу-тьфу! Партия — наш рулевой держит курс на ускорение… Чего звал, с чем приехал? Я тут хочу кое-что провернуть…
— И я хочу «провернуть». Зайдём в заповедную рощу, где ваши берёзы не спят? — Анжей показал в сторону закрашенных белилами окон магазина.
— Там не спят не только берёзы… Ты джинсовку привёз?
— Я привёз предложение. Сначала пойдём туда. Просто посмотрим. Потом будет предложение.
— Кто меня туда пустит? У меня ни чеков, ничего…
— У меня — польский паспорт. Ты — мой гость. Так пустят.
В магазин и впрямь пустили не столько по паспорту, сколько по внешнему виду гостей. Крепкий парень, стоящий на входе в зал, одним взглядом оценил «прикид» Игоря и тощего, длинного Анжея в зелёном демисезонном пальто до пят и сделал шаг в сторону. Неширокий, уходящий в обе стороны торговый зал действительно шелестел приглушёнными голосами покупателей и зевак, как берёзовая роща под лёгким майским ветром.
Подхватив Игоря за рукав, Анжей потащил его в конец зала, где за шевелящейся людской стеной парадным строем блестела экранами и эмалью иностранная электронная техника.
— Смотри прямо. Здесь вся комплекция: система, монитор, печатная машинка. И цена — смотри: отдельно и вся комплекция, — наставлял Анжей. — Еще есть магнитофон для кино, — показал он чуть в сторону. — И еще цена.
— И чего мне эта «цена»? У тебя, чего чеки есть? Или здесь и на ваши вшивые злоты торгуют? — спросил Игорь, раздражаясь, что нет у него ни того, ни другого.
— Матка боска! Или, как у вас говорят, бог твою мать!? Надо немного терпеть, тогда будет. Пойдем на воздух. Там будет предложение.
— Не продаём, не меняем, не ищем! Отвалили! — отсёк Игорь набегающих снова менял. — Куда идём? Ты чего-то темнишь сегодня, а я ночью чуть ни припух в дороге и почти не спал… Покимарил слегка в электричке.
Анжей огляделся, определяясь на местности, и повёл Игоря в сквер напротив, где не было ни души, кроме женщины с коляской, да и та уходила в сторону от «заповедной советской рощи». Выбрав скамью почище, Анжей дополнительно обмахнул её перчаткой и попробовал усадить Игоря, но тот, чтобы не портить сзади дублёнку, увернулся.
— Если уж садиться, то давай найдём, где можно хоть кофе выпить.