Дед Филиппыч получил подарок уникальный. Обезьянка, с которой сдружился весь рынок, в быту доставляла деду массу хлопот. Поскольку мартышкиным местом жительства дед выбрал сарайчик в углу двора, бедное животное, страдая по ночам от темноты и одиночества, частенько оповещало об этом всех ближайших соседей. Серёня, чтобы облегчить жизнь мартышки, а заодно и всей округи, купил для обезьянки красивую, вместительную и страшно дорогущую клетку. Радости деда Филиппыча не было предела. Теперь мартышку можно было безболезненно держать в доме, а без клетки она бы в комнатах набедокурила — обезьянки это любят.
Зойке Серёня задумал оплатить обучение в институте — само собой, заочное, но деньги для сохранности прилюдно передал в руки бабки Маланьи. Народ дружно зааплодировал, а Зойка зарделась от непривычного внимания к своей особе.
Она уже давно забыла о своей дурацкой прихоти, по которой хотела переименовать себя в Райку. Здесь решаюшими оказались длинные лекции бабки Маланьи, которая неторопливо, но очень планомерно промывала мозги этой, в общем, не плохой, но совершенно необразованной девице. Поэтому и сейчас, опираясь на авторитет местной «старейшины», Сереня возложил на бабулю и дальнейший контроль за развитием интеллекта молодой особы.
— Ты, Зойка, не обижайся. Баба ты молодая, и если тебе деньги в руки попадут, можешь их не по назначению пустить. А так, на глазах всей общественности, я торжественно обещаю сделать из тебя человека. Торгуешь ты ловко, а бухгалтер-экономист с образованием нам сейчас очень пригодится.
Под бурные аплодисменты Серёня расцеловал Зойку в обе щеки и перешел к подарку для Марии.
— Вы, Мария, просто мать-героиня по нынешним временам, и я даже не знаю, как мне благодарить вас, такой вы хороший человек. Я тут подумал, посоветовался кое с кем, — бабка Маланья степенно качнула головой, — и мы решили, что вам совсем не помешает кое-что из нового гардероба. Одежда нынче не дешево стоит, а зарплата у вас пока еще не очень-то большая, поэтому примите от меня на память эту шубу. Пусть немного не по сезону, но зима у нас всегда неожиданно наступает.
Мария аж задохнулась от такой новости — она стояла, открывая и закрывая рот, словно бы ее, как рыбу, выбросили на берег. Наконец, справившись с волнением, он сказала дрожащим голосом:
— Ну что вы, Сергей Николаевич, это такая дорогая вещь! Зачем вы тратились! — Серёня и все остальные замахали на нее руками, загомонили что-то восторженное и приятное, и Мария, невнятно причитая что-то в ответ, облачилась в сверкающую новым норочьим мехом шубку. И тут вдруг Серёня заметил, что она совсем ещё не старая женщина, да и после нескольких месяцев сытой жизни у нее в лице что-то изменилось. Какая-то уверенность обозначилась, что ли. Женщине вообще очень идут достаток и сытая, спокойная жизнь.
Мария села за стол, оглаживая руками роскошный мех.
— А теперь главный человек в нашем племени, так сказать, вождь и старейшина, Маланья Карповна.
— Ой, батюшки, а откуда же вы меня по имени-отчеству знаете? У меня же и документов нету!
Серёня, и вслед за ним все остальные, весело захохотали.
— Ой, ты, бабка Маланья! Сама, как Шерлок Холмс, а думаешь, мы дурнее? — голосил дед Филиппыч. — Да все уже давным-давно знают, кто ты да что ты. Сергей Николаич только от тебя эту тайну и держал. А мы-то в курсе.
Бабка Маланья растерянно хлопала глазами, не понимая, о чем идет речь. Серёня подошел к ней, взял за руки и сказал:
— Только вы не волнуйтесь. Документы у вас есть. Только вы их почему-то не захотели с собой в новую жизнь брать. Наверное, вы не хотели, чтобы вас нашли? Так? — Маланья молча смотрела на Серёню, и губы ее дрожали. Но он делал вид, что не видит ничего такого особенного, и мягко гнул свою линию: — Я тут свое собственное расследование провел и выяснил, что вы с вашими детьми не на век разругались. Это все недоразумение. Когда между близкими людьми размолвка происходит, то это все серьезнее и больнее, нежели когда просто так чужие люди ругаются. Так вот, когда вы из дому ушли, они вас искали долго и уже не надеялись найти. Но тут я как раз вовремя и подоспел. Потолковали мы с ними. Они неплохие люди и сожалеют очень о том, что так все случилось. Вот они вам тут в письме всё написали, прощения просят и все такое. В общем, Маланья Карповна, если будет на то ваше желание и воля, то они просят вас домой вернуться.
Трясущимися руками бабка Маланья открыла конверт. Слезы катились у неё по щекам, когда она читала это письмо, а за столом стояла звенящая тишина. Когда чтение было закончено, бабка закрыла глаза, и так сидела минуты три.
— Знаешь, что я тебе скажу, Сергей Николаевич. Они хоть мне и дети, но предали меня однажды. А предавший однажды может предать и ещё. Я бы рада ошибиться, но, обжегшись на молоке, на воду дую. За письмо спасибо. Я к ним, конечно, схожу, поговорить нам есть об чем. Но и вас, мои «подмостовые» приятели, я теперь бросить не имею права. Так что, не надо ничего менять. Если им моя помощь в чем нужна будет, я и так везде успею. А жить мне здесь нравится. Вот вам моё слово.
И тут всех словно прорвало. Зойка с Колькой кинулись бабке Маланье на шею, обниматься-целоваться, мешая слезы радости с восторженным визгом. Дед Филиппыч тер блестящую лысину и приговаривал:
— Вот, ведь, как, а? Ну надо же, как бывает!
Каждый выражал свои чувства, как мог.
Наконец угомонившись, уселись за праздничный стол, предусмотрительно накрытый бабкой Маланьей при «спонсорской» поддержке Серёниного кошелька.
— Дорогие мои друзья. Теперь я могу так вас называть, потому что жизнь проверила нас всех, можно сказать, в бою. Я сегодня хочу вам кое-что сообщить. Мои дела обстоят таким образом, что нам придется на какое-то время расстаться. — Серёня сказал эту фразу на одном дыхании, боясь, что не сможет договорить её до конца. За столом во второй раз за вечер наступила тишина.
— Это как? — только и смогла выговорить Мария.
— Вы не переживайте за меня, я выкручусь, только вот наш с вами бизнес я должен сейчас оставить. Для вас все остается по-старому. С мужиками из деревни я договорился, мед и грибы-ягоды они будут привозить регулярно, как и раньше. Филиппыч проконтролирует — дело нехитрое. Продажа у нас хорошо отлажена, вы всех продавцов поименно знаете. Оптовые покупатели у нас тоже все на учете. Я думаю, наш уважаемый Профессор сможет заменить меня на несложном поприще директора, а в его разумности и честности никто не сомневается. Директор рынка, Михмих, вы все его знаете, человек порядочный, я с ним переговорил. Если будет в том необходимость, сможет вам помочь в любом вопросе, он мужик надежный. Да и на связи я с ним. Если что срочное, я не на Луну улетаю, всегда успею любой вопрос урегулировать. В общем, ничего невозможного не бывает. — Серёня замолчал и оглядел всех, сидящих за столом. Они были теперь сосредоточенны и молчаливы. Комок подкатил у него к горлу, но он через силу улыбнулся и сказал, твердо и весомо: — Вы справитесь, я в вас верю.
Словно выйдя из оцепенения, все вдруг заулыбались, почувствовав, что Серёня, их Серёня, действительно, всегда найдет способ выручить их и себя из любой ситуации. Все одновременно загомонили, пытаясь сказать что-то важное и нужное, и за стол снова вернулось веселье. Но Серёня, с улыбкой глядя на своих друзей и жестом попросив тишины, продолжил, вложив в свой голос всю свою веру в то, что его слова абсолютная истина:
— Мне придется ненадолго уехать, но я уверен, что обязательно вернусь. Здесь у меня осталось много неоконченных дел, а это, как известно, всегда хороший повод вернуться. — И Сереня поднял первый тост: — За дружбу!
Конец первой части.
Часть вторая
Возвращение бизнесмена
Вокзал жил своей обычной шумной жизнью. «Эх, рыночные вы мои!» — подумал Серёня, оглядывая бабусек с охапками доморощеных тряпичных сумок, перешитых из старых платьев, толпу цыган с орущими на руках чумазыми младенцами, милиционера, воровато шныряющего в толпе в поисках добычи — всю эту вокзальную суету, густо приправленную запахами горелого машинного масла, пережаренных до пластмассового состояния чебуреков и еще черт знает чего, свойственного только этому месту.
«Всё шумите, как дурные куры на птичьем дворе». Серёня по натуре был философом, и тут же в его голове родилось глубокомысленное замечание: «Жизнь есть шум! — Он усмехнулся. — Да, парень. Помнится, не так давно ты сиживал в удобном кожаном кресле с чашечкой кофе и томиком старика Канта. Э-хе-хе. И все ж, как же давно это было».
На душе у Серёни было тяжело, но мозги по-прежнему работали как компьютер на столе Билла Гейтса. И этот компьютер в данный момент был занят расчетом разных вариантов дальнейшей Серёниной жизни. Первый — очень логичный, но именно поэтому совсем паршивый. Просто взять и уйти, лечь на дно где-нибудь подальше от городского шума, наслаждаться природой и погодой соответственно временам года. Завести жену и двоих щекастых ребятишек… А чем не жизнь?
