«Это ведь так просто», – уронил я.
Габриэль бросил на меня один из тех взглядов, от которых во мне всегда возникало желание зарыться с головой в песок.
«Это не так просто, но и не столь трудно, чтобы невозможно было сделать».
И тут же добавил, отчеканивая каждое слово, как чеканят молотом:
«Атакующие и диверсионные группы должны по ночам входить в центры сел, где находятся арабские банды, нейтрализуя их неожиданными ударами и сея среди них страх. Следует оставлять такие следы, на которые будет указывать каждая арабская мать и говорить сыновьям: видите? Это сделали евреи. Следует этой матери дать новую формулу молитвы, которую она будет произносить, расставаясь с сыном: храни тебя, Господь, от евреев».
Незадолго до начала событий нас призвали в ряды «Хаганы». Занимались этим ребята из восьмого, последнего класса гимназии. Мы уже знали, что они принадлежат к организации. Все происходило в ускоренном темпе, на переменах между уроками. Старшеклассник подзывал семиклассника кивком головы, и оба прогуливались вдоль беседки гимназического сада.
«Слышал ли ты об организации «Хагана»? – спрашивал старшеклассник, сохраняя невозмутимое выражение лица.
«Да», – был ответ. Даже те, которые не очень-то были в курсе, отвечали утвердительно, чтобы не унизиться перед одноклассниками.
«Согласен ли ты, что пришло время вступить в эту организацию?»
И тут обычно ответ был утвердителен, за исключением некоторых трусов, бормочущих о том, что они должны спросить об этом у родителей.
Тут же парню назначались время и место, куда он должен был явиться для официального вступления в организацию. При этом его строго предупреждали никому об этом не рассказывать, даже домашним и самым близким друзьям. Чаще всего парень являлся в назначенное время и место перед приемной комиссией, которая сидела за столом в полутемной комнате. Он слышал серьезный голос, от которого несколько замирало дыхание, который объяснял новобранцу, что от него требуется. Затем отвечал на несколько вопросов, выражая согласие вступить в организацию, заканчивающееся клятвой. С этого момента он считался бойцом «Хаганы», входящим в определенное подразделение. Подростки вступали в подразделения «связных».
И мы в один прекрасный предвесенний день были вызваны восьмиклассниками, и были направлены в определенное место вечером того же дня, представ перед комиссией. Перед этим все мы, пятеро, собрались, чтобы обменяться мнениями. Естественно, предупреждение старшеклассников никому ничего не рассказывать, не произвело на нас ровно никакого впечатления. Мы давно ничего не таили друг от друга, за исключением семейных и сугубо личных дел.
Но самым удивительным было то, что одному из нас, только одному мы колебались рассказать. Со всем уважением и близостью к господину Тирошу, который, по сути, был скрепляющим камнем в нашей, если можно так сказать, арке пяти юных душ, накрепко связанных друг с другом, неожиданно он предстал чужим нам взрослым, которого не следует посвящать в тайны нашей юности. Среди нас возникли разногласия, стоит ли нарушать приказ «Хаганы». Тем более, один из восьмиклассников особо предупредил: не рассказывать ни одному учителю. И тут словно бы проснулась как от дурного сна Айя, глаза ее метали молнии:
«Что с вами? – гневно сказала она. – От него мы должны скрывать то, во имя чего он учил нас целую зиму?!»
Мы почувствовали себя глубоко виноватыми, мы смотрели на нее с благодарностью, как на человека, который всех нас остерег от греха. Решили вечером, перед тем, как идти нам в назначенное место, мы придем к Габриэлю и сообщим ему о предстоящей нам встрече.
Явиться в назначенное место мы должны были в семь часов. Поэтому пришли к нему в шесть и не нашли его дома. Возвращались из предместья Бейт-Исраэль, явно пав духом. Теперь уже особенно странной виделась нам идея вступления в ряды «Хаганы», не сказав об этом Габриэлю.
Это было старое здание иерусалимской школы, одно из тех зданий, которое было связано с длительной историей подпольных движений, происходившей в этих стенах. Многие из этих движений давно исчезли в прошлом, но здание традиционно продолжало традицию. Днем это была обыкновенная школа, в которой шумели, бегали, свистели ученики. Ночью же, когда младшие готовились ко сну, в школе собирались парни и девушки, занимающиеся подпольной деятельностью. Ворота были закрыты на тяжелые замки, но по паролю, произносимому шепотом, входили. Керосиновые коптилки приносились служащими школы, посвященными в тайны, и классные комнаты служили для сбора подпольщиков. Здание было построено в тяжелом восточном стиле, толстые стены которого удивительно подходили к конспиративной деятельности, вместе с арочным потолком и высоко расположенными узкими окнами, поглощая любые металлические звуки заряжаемого оружия, не давая голосам просачиваться на улицу.
Мы произнесли пароль, и нас ввели в зал, где уже сидели, явно волнуясь, наши одноклассники на скамьях, почти не переговариваясь друг с другом. Некоторые из них поздоровались с нами, остальные ограничивались легким кивком головы, мол, «И ты здесь!»
Одного за другим вводили нас по ступеням в подвал.
Когда пришла моя очередь и открылась дверь, я услышал голос команды: «Смирно!» и, вытянувшись, стукнул каблуком о каблук. С трудом я различал тени людей за длинным столом, в самом конце подвала. На них падал слабый свет единственной свечи, горящей на столе.
«Имя!» – спросила одна из теней. Вопросы были короткими: возраст, местожительство, место учебы. После ответов приказано было приблизиться к столу и стоять по команде «Вольно» тем же голосом у входа, который раньше скомандовал «Смирно».
«Знаешь ли ты, куда пришел?» – спросила одна из теней низким голосом. «Да».
«Знаешь ли ты, зачем пришел?» «Да».
«Зачем?» – спрашивающий усилил голос, так что он зазвенел под потолком.
«Вступить в ряды «Хаганы».
«Во имя чего?»
Тут я несколько различил говорящего. Это был старик с узким разрезом рта. «Чтобы защищать еврейские поселения от нападений врага», – ответил я и тут же ощутил раскаяние, ибо Габриэль отверг бы с презрением такой ответ.
«Кто наш враг? – спросил молодой человек с толстым носом.
«Арабы», – ответил я, снова чувствуя, как бы отнесся Габриэль к этому слишком примитивному ответу.
«Неправильно!» – командным тоном сказал он. – Враг это тот, кого твой командир будет видеть как врага. Понял?»
«Да», – ответил я, смущенный новой формулой.
«Ясно ли тебе, что ты должен будешь подчиняться твоему командиру, не мешкая, и без всякого возражения?» «Да».
«Готов ли будешь это сделать вопреки желанию родителей?» «Да».
«Готов ли будешь встать в полночь, в момент, когда тебя вызовут, покинуть дом, не попрощавшись и не сообщив, когда вернешься?» «Да».
«Подумай хорошо, – вернулся старческий голос, – ты можешь еще передумать. После будет невозможно это сделать».
«Я не передумаю», – ответил я обиженным и, насколько можно, решительным голосом.
«Ты должен сейчас поклясться в верности «Хагане». Повторяй за мной слово за словом: клянусь…
«Клянусь».
«Быть верным целям «Хаганы». Я повторил.
«Безусловно подчиняться приказам командиров». Повторил.
«Хранить в абсолютной тайне свою принадлежность к «Хагане», и все, что мне известно о ней».
Повторил и вздохнул с облегчением, понимая, что церемония подошла к завершению.
«Теперь тебя поведут знакомиться с командиром твоей будущей роты. Можешь идти».
«Смирно!» – приказал голос у двери. Я пошел за человеком в другое место, ярко освещенное, и увидел перед собой Габриэля Тироша.
Не сговариваясь, мы собрались в сосновой роще возле старого здания. Впечатление последнего из нас, кто прошел церемонию и увидел в конце того, кого увидел, было настолько сильным, что мы пытались успокоить его тем, что все пережили то же. Первой общей реакцией было чувство обиды. От нас скрыли то, что мы имели право знать. К этому присоединялось нелегкое чувство, испытываемое человеком, которого одурачили. Только Дан и Айя отнеслись совсем по иному.
«Ценность Габриэля, – провозгласил Дан, – повысилась в моих глазах в десятки раз. Он не имел права никому рассказывать о своей принадлежности к «Хагане», и выполнил свой долг».
«Но зачем он посвятил свое время нашему «узкому кружку», – выступал против него Яир, – если заранее знал, что в будущем мы будем учить все, что учили с ним, когда вступим в «Хагану»?»
«Может, для нас у него существует особый план занятий. Ясно же, что он хотел делать с нами то, что не собирался с каждым».
«И все же он мог не ставить нас перед неожиданностью, – продолжал с горечью сопротивляться Яир, – что еще можно скрывать от людей, с которыми вместе стреляют в поле и швыряют гранаты?»
«Кончайте вести себя как малые дети, которых обманули, – решительно сказал Дан, – решив не рассказывать нам о членстве в «Хагане», Габриэль был верен клятве, точно так же как все мы, дав ее только что».
