Шкафчик был символом его великой страсти коллекционера. На полке посередине стояла шахматная доска из прозрачного хрусталя и гагата. Он использовал шахматную задачу из газеты, редактором которой был Крюмме, разместив фигуры на доске так, что черным грозил мат в два хода. Крюмме, разумеется, моментально решил задачу, способности этого человека не знали границ. Но когда Крюмме в первый день нового года предложил сыграть в хрустальные шахматы, Эрленд решительно ему отказал. Играть можно на старой деревянной доске деревянными фигурами. На хрустальной доске могут появиться царапины, а какая-нибудь фигура, упаси Бог, упадет на пол, к тому же, он, как всегда, проиграет. Но за этой шахматной доской, которая вся светилась и переливалась, он всегда будет победителем, потому что она принадлежит ему одному.
Ему предстояло провести дома в одиночестве много часов. Крюмме работал допоздна, они уже начали готовить приложения к пасхальным выпускам газеты, все, от репортажей о пасхальных традициях и до интервью с задающими моду знаменитостями, которые начинали украшать дом к Пасхе еще в феврале, лишь бы их физиономия оказалась в газете.
Он съел кусочек французского киша, обнаруженного в холодильнике, запил красным вином и сварил чашечку эспрессо.
Стоя с чашкой кофе в руке и прихлебывая его крошечными глотками, он разглядывал всю эту бесполезную красоту, которая так его радовала. Обычно радовала куда сильнее, чем сейчас.
Все будто бы потеряло свою прелесть с тех пор, как Крюмме выдал эти дурацкие мечты о родительстве. «Неужели нельзя пережить столкновение с машиной, не возмечтав при этом немедленно продлить свой род?» — подумал он. Впрочем, говоря начистоту, Крюмме хотел, чтобы свой род продолжил Эрленд, он утверждал, что у Эрленда гены лучше. Достаточно только встать перед зеркалом, чтобы выбор стал очевиден, как сказал Крюмме.
Дети. Он не умел обращаться с детьми, никогда толком их не видел и не пересекался ни с какими детьми, кроме, разве что, застывших холодных манекенов в витрине «Бенеттон». А эта коллекция Сваровски, которую он сейчас рассматривал… ему придется окружить ее рвом с водой и поселить там пару маленьких крокодильчиков. Пускай дети и крокодильчики растут вместе, ведь детям так полезно расти в компании животных — где-то он об этом слышал.
Из себя его выводило не столько само желание Крюмме иметь детей, сколько то, что Крюмме давно носил в себе эту мысль и чувствовал неполноценность жизни. В полной тайне от Эрленда он ощущал нехватку чего-то важного.
Вот что было ужасно!
А еще ужаснее было то, что Крюмме наверняка его бросит и отправится, возможно, искать женщину, с которой у него будут дети. Ведь у Крюмме дважды были отношения с женщинами до их с Эрлендом знакомства. С мужчинами тоже были отношения, но все-таки две женщины! И если эта истерия по поводу детей не уймется, нельзя исключать такого поворота событий.
Но больше о детях они не говорили. Эрленд подозревал, что Крюмме предоставил ему время подумать, но мысли, которые его посещали, касались только какой-то трещины в их отношениях. Раньше он немедленно выдавал все, что роилось у него в голове, вместе с Крюмме он полностью расслаблялся, но в последние недели он начал взвешивать слова. Он следил за тем, чтобы в предложении не было ни намека на темы, могущие навести на разговор о детях.
Он поднес чашку с кофе к камину, сел перед ним, не разжигая огня в искусственных дровах. Ничто его не радовало, и это он в себе ненавидел. Он хотел радоваться! Он вспоминал тот жуткий вечер, когда Крюмме сбила машина. Если бы только можно было вычеркнуть несколько часов из прошлого, он бы избавился именно от этих. Он бы многое отдал, может, даже свою шахматную доску. О голографическом камине теперь и речи быть не могло. Эх, если бы он только не мечтал о нем в тот день, может, на Крюмме и не наехала бы никакая машина. Вот оно — наказание. От добра добра не ищут.
Работу он тоже запустил. Включил автопилот. В таком состоянии о витрине ювелирного магазина с ворами даже думать бесполезно. Владелец магазина требовал новой витрины, но Эрленд настаивал, что существующий декор будет еще актуален по меньшей мере пару недель, — разумеется, абсолютное вранье. Он оставил львиную долю работы Агнете и Оскару, но на прошлой неделе в универмаге «Иллюм» он смог сосредоточиться, и тут же ему пришла гениальная идея. Отдел подарков хотел донести до покупателей широту ассортимента, как среди дорогих, так и среди дешевых мелочей, ставящих все точки над i. Поэтому он сделал соответствующую витрину.
Он повесил задник из черного бархата, и под ним поместил две тумбочки. На одной он выставил блюдо ручной работы за тридцать семь тысяч, на вторую положил кольцо для салфетки из лыка, украшенное маленькими матерчатыми синими сердечками, за четырнадцать крон. Перед блюдом и кольцом стоял большой ценник. Он осветил блюдо и кольцо, словно они были настоящими поп-звездами. И все. Эффект был сногсшибательный, хотя через три дня после открытия витрины все кольца для салфеток были распроданы и пришлось его заменить на кольцо из темного дерева с золотистыми точечками за двадцать три кроны.
Универмаг был очень доволен его работой. Но он, естественно, не мог выставить за эту витрину солидный счет.
Вдруг он услышал звук останавливающегося лифта, посмотрел на часы, неужели Крюмме уже вернулся? Он прислушался. Было тихо. Наверно, сосед снизу. И тут же Эрленд осознал: он испытал невероятное облегчение оттого, что Крюмме еще не вернулся! Он заплакал.
Он судорожно налил себе коньяку, сделал еще эспрессо, прихватил чистую пепельницу и сигареты и отнес все в кабинет. Поставил рюмку, чашку и пепельницу рядом с клавиатурой, вытер насухо глаза обеими руками, не подумав о том, что размажет подводку, выпил коньяк, сходил еще за рюмкой, поставил Донну Саммер и включил колонки в кабинете, после чего опустился в кресло перед монитором. Видимо, придется поговорить. Разговор замяли, и все скрылось под покровом молчания. Но молчание его тяготило. Придется посмотреть правде в глаза, хотя одна только мысль о разговоре пугала его до смерти.
— Черт возьми, — прошептал он и зашел в интернет-магазин Сваровски. Страничка магазина растянулась на весь монитор. Будучи членом клуба коллекционеров, он получал специальные предложения на фигурки, выпускаемые ограниченным тиражом. Он набрал пароль и тут же появились «Орел» 1995 года, который у него уже был, и «Павлин» 1998 года, который тоже был, и еще «Бык» 2004 года. Вот быка у него не было. Он нажал на кнопку «добавить в корзину» и отправился дальше. Нашел фигурки текущего года (члены клуба имели право только на один экземпляр) — две рыбки-клоуна, живущие в симбиозе с актинией. Он наклонился к монитору, глотнул коньяка, фигурка была восхитительной, изготовленной в двух вариантах — цветном и прозрачном, он выбрал прозрачный, «добавить в корзину», радость потихоньку снова стала возвращаться к нему, скоро придется покупать новый стеклянный шкафчик и делать еще один ров с крокодилами. Он нажал на раздел новостей. Рак-отшельник. Ползущий с украденной раковиной, в трех ракурсах на мониторе, «добавить в корзину». Может быть, выйти из магазина? Нет, ни за что, с какой стати? Ведь у него поднимается настроение. А как насчет единорога? Крюмме подарил ему единорога от Сваровски, которого он умудрился разбить, когда вытирал пыль в стеклянном шкафчике перед Рождеством. Хорошо бы купить нового. Да-да, очень хорошо, пусть Крюмме подавится, надо купить нового, то-то он удивится и обрадуется. Голос Донны Саммер готов был вот-вот сорваться, он же набрал «единорог» в поиске и выскочил за очередной рюмкой коньяка. Вернувшись обратно, он обнаружил фигурку на мониторе, спиральный рог и поднятая передняя нога. Всего девятьсот крон, копейки, «добавить в корзину» и «выйти».
Скорее бы Крюмме вернулся. Им надо поговорить, он больше не мог так жить. Крюмме утверждал, что говорить с Эрлендом бесполезно, мол, реагирует слишком болезненно, а как еще реагировать, когда его жизнь переворачивается с ног на голову? Попадись ему только тот тип, что наехал на Крюмме! Он бы вытряс из него всю душу и отрезал ему яйца. Зато теперь у него будет бык, две рыбки-клоуна, рак-отшельник и единорог, они уже отправились к нему по почте, и от этой мысли становилось немного теплее. Он вспомнил раков-отшельников из своего детства на хуторе, как они устремлялись из моря во время отливов. Вместе с дедушкой Таллаком они смеялись над тем, как нахально раки сбрасывали старые украденные раковины, которые стали им малы, и крали новые, побольше. Дедушка Таллак помогал Эрленду отлавливать их в ведро. Они клали туда много пустых ракушек и смеялись, наблюдая за тем, как голые раки носятся туда-сюда и примеряют новые раковины разного фасона и размера. «Они очень хотят найти подходящую и беспокоятся оттого, что ракушек слишком много, — говорил дедушка Таллак. — Когда они находят новую раковину, им кажется, что в старой было лучше». Эрленда поражало, что раки появляются такими на свет, рождаются, чтобы красть чужие дома и таким образом выживать.
