Вокруг гудела толпа. Бегали дети, перекрикивали друг друга зазывалы, громко торговались продавцы с покупателями. Бурное море и темно-коричневая черепица гимназистского острова на горизонте.
- О, шарман! - вскричала Женевьеф, хлопая в ладоши. - Собачки!
Вера повернула голову, проследив за взглядом восторженной модистки, и обнаружила пляшущих вокруг дрессировщика белоснежных пудельков. Мимо прошествовала упряжка из двух осликов, тянущих за собою ярко-голубую тележку, заполненную детьми. У каждого ребетенка в руке была зажата длинная палочка с насаженными на них прозрачными фигурками сладких зверей.
Невольно сглотнув слюну, Вера подалась вперед и чуть не вступила в свежую кучу навоза.
- Фи, - взвизгнула Женевьеф, - уборщик! Уборщик!
На гневные окрики тут же прибежали дворники и, немного не вступая в драку за конский кизяк, принялись поднимать пыль.
Француженка, ни разу не улыбнувшись, схватила Веру за руку, и потащила прочь.
Чем ближе подходили девушки к размалеванным шатрам, тем плотнее становилась толпа, тем четче и чаще примешивался к ярмарочным ароматам запах перегара, тем больше попадалось "подогретых".
- Ох, вес╕лля! Вес╕лля! - (сноска: Ох, эта свадьба!) совсем по-украински залепетала модистка, и принялась активно шуршать в своей крохотной сумочке.
И уже буквально через минуту на свет из скромного нутра появилась на свет мелочевка. Идущая навстречу празднично разодетая армада во главе с парами шаферов и кумушек, получили от Женевьеф по копейке и взамен протянули девушке бутыль с полупрозрачной жидкостью. Не стесняясь и не кривясь, модистка хлебнула прямо из горла и по-простому ругнулась на крепость напитка.
Вера не удержалась - прыснула со смеху вместе со всеми. В миг круг празднующих разорвался и на передний план выскочили музыканты. Украшенные розами фуражки соревновались в яркости с лентами в толстых косах селянок, небольшой, но безумно громкий оркестр из дудки, скрипки и гармошки зашелся в ухабистом ритме польки. Веселящаяся толпа подхватила водоворотом Веру, закружила в венгерке.
Епанчина смеялась, кружилась под руку с высоченным подпоясанным красным кушаком парнем, на какой-то миг потеряла из виду Женевьеф, но тут же четко определила ее местоположение, благодаря заливистому смеху и французскому акценту.
Точно так же внезапно, как подхватил было херсонский карнавал Веру, отпустил, выбросив на свободное пространство. Подпрыгивающая, словно поп-корн на сковородке, Женевьеф, вновь потянулась к сумочке, достала целый рубль и, показав его удаляющимся спинам, пошелестела бумажкой.
- Примета такая, - объяснила модистка, оборачиваясь к Вере, - надо свадьбе любой показывать деньги. На прирост. - И лучезарно улыбнулась.
Про примету Епанчина знала, но и про воришек не забывала. А особенно в такой толпе.
- Ну и шо, гарно погуляли? - (сноска: Ну, неплохо погуляли?) раздалось над ухом.
Учительница, подпрыгнув от неожиданности, обернулась на мужской басовитый голос. И поняла, что совсем не к ней был обращен вопрос.
Мимо шествовали явно отщепившиеся от главного гуляния кумовья: бородатые, краснолицые, пузатые и разодетые в вышиванки. А в руке - неизменный пузатый бутыль сивухи.
- Ну, як сказать? Сначала харашо, ну, а потим - хуже. Як увсигда. (сноска: Ну, как сказать? Нечиналось все хорошо, закончилось - как всегда.)
- Так ╕ чим г╕рше? (сноска: Так и чем хуже обачного?)
- Та драка була. Дядьков╕ Семену пику натоптали. (сноска: Да драка была! Дядьке Семену рожу набили!)
- Та ну? (сноска: Быть не может!)
- Спочатку-то все було, як у людей - пили, закусювали. А потом случ╕лося так, шо дядька Семен хилим на гамулу здався, та и сповз п╕д лавку. А тут, як на гр╕х, Гришка Косий на гармониц╕ грать став. Васька Кудряш плясати п╕шов, тод╕ й случайно дядьку Семену на пику став, а той - як заоре! (сноска: Сначало все чин-чином: пили, закусывали. А затем оказалось, что дядька Семен - слабачок. Напился и под лавку свалился. И тут, как на грех, Гришка Косой начал играть, а Васька Кудряш в пляс пустился и на харю дядьку Семену под столом наступил!)
- Ай, гов! - хлопнул себя по боку слушатель.
- А Маруська ж зла стала, шо чолов╕ка ╖╖ зобидили, хапанула кочергу та и хот╕ла Кудряшу з'╖здить. Та тод╕ ненароком попала по лампе и жениху по кумполу. (сноска: А Маруська разозлилась, что ее мужика обижают, схватила кочергу, да не рассчитала расстояния - жениху по кумполу и врезала!)
- Ой-йо! - закачал головой бородатый, да только ни капельки пострадавшего за ни за что жениха жалко не было.
- Ламп╕ зразу жаба цицьку дала, - продолжал рассказчик, - а жен╕х ╕ не поняв, шо трапилось, и думав, шо це його Гришка Косий ззад╕ довбанув. И як розвернеця йому по башке! Косий хот╕в здачу вернуть, та т╕ки саданув свекора по носяр╕. Ну ╕ п╕шла пот╕ха - хто кого. (сноска: А жених и не понял сразу, что случилось. И думал, что его Гришка Косой со спины рубанул. И как развернулся и ему по башке! Косой хотел сдачи дать, и тоже промахнулся - всадил свекру по носу! Ну, и пошло-поехало!)
Выпивающий во время рассказа кум, булькнул сивухой и глухо заухал, хватаясь за сердце.
- Аж тод╕ Матрьона напялила кожуха навивор╕т и хот╕ла в хату верхом в╖хать, шоб у молодих було ск╕ки добра, ск╕ки волос у кожуха. Ну, и застряла у дверях - н╕ туди, н╕ сюди. (сноска: А потом Матрёна напялила кожух шиворот-навыворот и хотела в дом въехать верхом, чтобы у молодых было бы столько добра, сколько шерстинок на шубе. Ну, и застряла в дверях! Ни туда, ни сюда!)
Тут уж и Вера не сдержалась от смеха, представив подобную картину: толстозадая баба, въезжающая в хату верхом на муже, застревает в дверном проеме и начинает голосить, вместо того, чтобы желать молодым счастья и богатства.
- В хат╕ - перехрестись ╕ т╕кай! Драка, Матрьона оре, як дурна. Приперлись ф╕л╓ры. Тро╖х в погреб кинули, а там оп'ять все ч╕н-ч╕нарьом. (сноска: В доме - перекрестись и прячься! Драка, Матрёна орет, как резанная. Приперлись филера, троих в прогреб... А там - опять все чин-чинарем!)
Закончился рассказ и удаляющиеся в обнимку смеющиеся кумовья, в очередной раз приложившись к бутылю, громко пожелали потерявшимся в толпе молодым всех благ в жизни земной.
Подобревшая от пары глотков Женевьеф жаждала приключений, и они не заставили себя долго ждать. Те, кого так желала лицезреть модистка, внезапно материализовались на пути. Две огромные бабы в трико ворочали деревья перед входом в раскинувшийся на пустыре балаган.
- Варварство! - прозвучало совсем рядом, и Вера готова была согласиться.
- Шарман! - прошептала Женевьеф, прижав кулачки к груди, и ринулась посмотреть поближе.
Рядом с великаншей француженка выглядела как чайник против самовара. Восхищенно хлопая глазами, кукла в сиреневом платье протянула руку, чтобы попробовать на ощупь чудо природы. За нее же и была схвачена и подброшена на небывалую высоту. Толпа взревела. Женевьеф визжала и требовала еще, каждый раз приземляясь на руки силачки. Со стороны казалось, что большая мама подбрасывает в воздух свою разодетую в пух и прах крошку.
Слева от себя Вера заметила молодого человека, что-то активно чиркающего в блокноте. Присмотревшись, обнаружила рисунок-карикатуру. В главной роли - Женевьеф.
- Нижайше прошу прощения, - обратилась Вера к художнику. - А вы из какой-то газеты?
Карикатурист тут же приосанился, мазнул сальным взглядом по достаточно откровенному вырезу платья, смутив Епанчину, и сделал шаг вперед, облизнувшись, словно кот на сметану.
- Газета "Югъ", - успел произнести молодой человек, прежде чем путь ему преградил Зайка.
Выскочил, словно чертенок из табакерки, встал между своей дамой сердца и змием. Журналист только хмыкнул и резким движением оттолкнул пацаненка, уронив под ноги стоящих рядом людей. Вера вскрикнула от ужаса: схлынувшая толпа заволновалась и готова была вернуться, затоптав ребенка.
- Что вы себе позволяете?! - крикнула Епанчина и кинулась спасать Зайку, успев при этом обжечь гневным взглядом негодяя.
Но цыганенок отказался от помощи. Вскочил, словно Ванька-Встанька, отряхнулся, строго поглядел на Веру, а затем нехорошо улыбнулся журналисту и запрятал руки в карманы.
Учительница не поняла, что такое задумал Зайка, зато вспомнила, что ее по-настоящему оскорбили. Окунувшись с головой в эмоции, Вера обернулась к представителю газеты "Югъ" и отвесила звонкую пощечину. Со всего размаху.
Толпа зевак охнула, журналист схватился за щеку.
- Так ты драться решила? - совсем уж непотребно обратился карикатурист к Вере - на "ты". - Ах ты ж...
Выругаться мужчина не успел - кто-то больно пнул его по ноге, заставляя взвыть, и отправить нецензурные выражения по другому адресу. Покрутившись вокруг себя несколько раз в поисках виновного, но так и не найдя оного, журналист вновь обернулся к Епанчиной, на секунду прищурил глаза, а затем схватился за блокнот, намереваясь запечатлеть лицо обидчицы.
