Берт ничего до сих пор не знал о любви. Как ни странно... Не понимал, что это такое в действительности. Он постоянно чувствовал себя крайне неуверенно на земле, среди людей, и все время рвался уйти, уплыть, улететь... Куда? Это не имело никакого значения. Но моря и океаны явно оказались устойчивее и сохраняли его хрупкое равновесие.
О своем твердом решении поехать, наконец, в Россию Бертил сообщил маме Берте. Она стояла у окна, внимательно глядя на сырой осенний, уже почти зимний берег. Мама очень любила свой летний домик у моря.
- Мне кажется, ты пытаешься превратить любовь в ремесло, - задумчиво сказала мама. - А это абсолютно разные вещи... Прости, если я ошиблась... И лезу совершенно не в свое дело...
Бертил ничего не ответил. Мама, как всегда, права: он увлечен какими-то странными, неопознанными кадрами сновидений, которым нет места в этом мире, и которые он все время, непрерывно пытается трудоустроить. А они хотят оставаться такими же, как прежде, безработными...
Нужно было сказать что-нибудь приличествующее случаю...
- Не отвечай, не стоит, - заметила мама, по-прежнему неподвижно стоя у окна. - Не изобретай ничего обязательного. В жизни необязательно все... Кроме ее самой. Даже если ты самоубийца и имеешь на этот счет прямо противоположное мнение. Я надеюсь, что мальчики не потащатся за тобой в Россию. Им это вовсе ни к чему. Какая-то массовая зараза. Эта страна стала чем-то вроде инфекции, бациллы. Только непонятно какой болезни.
- Ну да, - согласился Бертил. - Тем более, что Хуан уже таскался в Испанию. Никакого толку!.. Одни расстройства... Хотя Кончиту нельзя ничем огорчить...
- И здесь ты тоже ошибаешься, - сказала мама. - Впрочем, это уже теперь совершенно неважно... И потом, лучше дурная женщина, чем никакая... Хотя ты тоже думаешь иначе. Когда же ты едешь? И как?
- Сначала в Прибалтику, - радостно сообщил Берт. - Там я оставлю машину и отправлюсь дальше поездом.
Он представил себе любимые Таллинн и Ригу, своих друзей-моряков, там живущих, и обрадовался уже по-настоящему. Ну, когда еще ему выпадет шанс их всех увидеть? Может быть, никогда... А проездом в Россию он повидает всех сразу...
- Знаешь, сынок, - сказала мама Берта, - у каждого мужчины обязательно бывает в жизни своя Моника Левински. Бедный Билл! Я всегда его очень жалела и переживаю за него до сих пор. Совсем не значит, что твое личное дело дойдет до суда, где присяжным уже сунули под нос грязное платье. Вовсе нет! Просто каждый обязательно споткнется на какой-то своей собственной, личной Монике. Уж поверь мне!
Берт удивился: почему ма вдруг вспомнила злосчастную Монику? Но ничего не сказал. Он представлял себе Россию.
Они молча вышли из подъезда и повернули к вокзалу. По-прежнему неслышно капал дождь, фонари охотно сдались в плен ночи и уже почти дотлели, не дотянув до утра. Предельно услужливая темнота прятала двоих слишком старательно.
- Жена... - пробормотал Вовка. - Дура... Родилась дочка... И моей законной крале моча, видно, в голову бросилась... Я, вопит, назову ее Беатриче! Совсем ошалела! Какой загс зарегистрирует? Но она пробьет что угодно! Ладно, говорю, пусть решится по-твоему. Если ты последний ум потеряла, называй, как хочешь, я все равно Наташкой звать буду...
Маша засмеялась.
Володя неожиданно шагнул вперед и загородил Мане дорогу. Задумавшаяся подмосковная тишина с любопытством прислушалась и сгустилась вокруг них нехорошей чернотой.
- Длиннушка... - возбужденно, но не слишком уверенно начал он, - я не ждал тебя... Не думал, не вспоминал... Прости, но это правда!.. Но раз уж ты сама приехала... Я не могу и не хочу тебе ничего обещать... Пожалуйста, останься... Мне трудно что-нибудь объяснить, но одновременно очень сложно тебя сейчас отпустить... Во, моржа какая! Я не спрашиваю тебя больше ни о чем, и о твоем непонятном приезде тоже... Это неважно... Да, я женат - но это не конец света! Ты, вероятно, снова собираешься замуж - но это поправимо! У меня начинает задумываться одна мысль... Мы обязательно что-нибудь придумаем... Пойдем обратно, мышонок...
Он когда-то перехватил это слово у Саши.
Маша молчала. "Только рядом с ним я чувствовала себя настоящей женщиной..." Это проще веника...
Мама, зачем ты это сделала?!..
Сердце стучало, как у неопытного бегуна, пытающегося впервые преодолеть тысячеметровку. Разве нужен ему этот забег?..
- Я никогда не понимал, почему ты упорно отказывалась тогда спать со мной, - продолжал Вовка. - Хотела, но отказывалась... Боялась? Чего? Слишком большой привязанности, неизбежности расставания, детей? Я не знаю, но ведь все могло сложиться иначе... Да, ты ужасная трусиха, это известно... Прости, я никогда не верил тебе... Но неужели ты не спала с Мумом? А если нет, то почему? Хотя Сашка всегда был очень странным, не от мира сего... И все-таки... Ну, что ты молчишь? Ответь мне хоть полслова!.. Длиннушка... Пойдем обратно... Я хочу, чтобы ты была со мной...
- А раньше? - выдохнула Маша.
- Что раньше? - не понял Володя.
- Раньше ты тоже хотел этого?
Вовка вскипятился.
- Для чего обсуждать прошлое? Выяснять и мусолить его подробности совершенно ни к чему, это глупо! Прошедшее не имеет никакого значения в настоящем!
- Еще как имеет... - прошептала Маша. - Если бы ты только знал...
- А я и знать ничего не хочу! И не выношу условного наклонения! Если бы да кабы! - закричал Володя. - Мне все это по фигу! И тебе не советую так много думать о том, что было когда-то! Вчерашнее надо перечеркивать! Одной сплошной жирной линией! Подводя под ним черту раз и навсегда! У всех могут быть тайны прошлого, но они должны там оставаться. Раз и навсегда! Мышонок... Послушай меня... Пойдем ко мне домой... Туда, куда хочется нам обоим... Ведь это правда... Я не отпущу тебя!
Маня поглядела себе под ноги: сапоги раскрасились щедрой глиной, в лужах едва трепетали слабенькие, чуть заметные звезды...
А почему бабушка была так уверена, что Маша - дочь этого неизвестного человека? Если мать ошиблась? Ведь она в то время уже вышла замуж... И, может, Маня - как раз вполне законная девочка... Только вот это опасное, необъяснимое сходство... Но чего не бывает на этой Земле... Случайное совпадение...
- Длиннушка... - неожиданно жалобно и просительно повторил Вовка.
А если мать ошиблась...
Он воспользовался ее замешательством, решительно схватил за руку и повел назад, к дому. Маша хотела вырвать пальцы, но Вовка держал крепко, да и ее сопротивление было минутным, продиктованным привычным страхом, а не настоящим нежеланием идти.
Ошиблась... - стучало в висках. Мама ошиблась... С каждым может случиться...
На лестнице Вовка уронил ключи и засмеялся. Пошарив в полутьме, он перемазался в грязи, нашел связку и открыл дверь. Захлопнув ее, бросил ключи на подзеркальник и взял в ладони Машино лицо, мгновенно разрисовавшееся черными полосами.
- У тебя грязные руки... - прошептала Маша.
- Чистюля... - пробормотал Вовка. - Вот чего я терпеть не могу в женщинах: они способны даже в самый неподходящий момент найти то, что необходимо срочно вымыть! Особенно у себя. Кто пойдет полоскаться первым?
- Я, - сказала Маня и сняла куртку.
В ванной, постояв под горячим душем, Маша долго, пристально рассматривала себя в зеркале. Она вообще любила это занятие. Глаза - чересчур маленькие... И раскосые. В детстве отец называл ее китаезой... Рост - слишком большой... Нос - курносый... Волосы... Ну, с этим вроде все в порядке... Но скулы... Получается очень уж круглая морда... Масленичный блин... Несмотря на худобу... Странно... Нужно отрезать челку, будет лучше...
- Мышонок! - постучал в дверь Вовка. - Ты скоро? Довольно тебе там извращаться. До дырок протрешься! Твоя страсть к чистоте превращается в издевательство надо мной. Кроме того, я тоже хочу поплескаться. Жадоба! Воды ей для меня жалко! Пожалей грязного немытого Вовку!
- Сейчас... - пробормотала Маша.
Ее зажал холодный страх, и она пыталась уговорить его пойти на милость. В конце концов, все эти предположения об их кровном родстве могут оказаться полной бредятиной и ерундой. Ну, как можно утверждать, от кого у тебя ребенок, если... Если у тебя два мужа... Ну, два мужика... Только кто вообще когда-нибудь станет выяснять эту истину? Докапываться до правды?.. Эти подробности сейчас нужны и важны лишь одному человеку на свете - Маше... А других они просто отталкивают за ненадобностью, детали им ни к чему... Так стоит ли мучить себя глупостями?..
Но еще больше Маня боялась того, что сейчас произойдет, вот-вот случится между ними... Того, что всегда хотела, о чем мечтала много лет, не смея самой себе в этом признаться.
Над ней неизменно слишком тяжко довлели распоряжения и догматы старших. Нарушить проповеди и постулаты бабушки и матери Маша была не в силах. Она выросла очень привязанной к ним, несмотря ни на что, очень от них зависящей, к ним прислушивающейся, законопослушной. Да и вообще не в ее характере - разрушать авторитеты, ниспровергать каноны, выдвигать свое мнение... Ей куда легче и проще принять на веру мнение других, чем лезть в непонятные дебри и непроходимые заросли.
