— Мой папаша, Нюма, — помогла Фира. — А это Самвел Рубенович, квартирант. Здравствуйте, Самвел Рубенович!
Самвел кивнул. Непонятно, чем объяснить визит этой эффектной молодой женщины. До срока оплаты за комнату оставалось дней десять. Да и Нюма явно обескуражен. Самвелу интуитивно почудилось, что визит Фиры имеет какое-то отношение к нему….
— А это Александр Борисович Зальцман, мой начальник. Лицо, приближенное к мэру, его левая рука, — с некоторой развязностью в голосе, представила Фира. — Ты, папа, о нем уже слышал… И кстати, это он сломал ваш дверной замок, много лет назад. С тех пор он не пьет…
— Фира, — Зальцман покачал головой.
Его бледное лицо, полуспрятанное за оправой больших очков, улыбалось, сменив строгое выражение на какую-то шаловливую детскость.
— А это велосипед, — продолжала Фира, тронув перчаткой ржавое колесо на стене. — «Мерседес» моего детства. Причина постоянного скандала с родителями. Когда у меня появится новая квартира, я заберу велосипед…
— И выбросишь наконец его на помойку, — буркнул Нюма.
Фира поставила на подоконник сумку и по-девчоночьи запрыгала, сбрасывая с плеч серую мерлушковую шубку.
«Однако!» — подумал Нюма, глядя на дорогую шубку, и промолчал.
— Раздевайся, Зальцман, — предложила Фира и стянула с подоконника сумку. — Сейчас мы будем пить и закусывать…
— Слушай, у нас совещание в Смольном, — Зальцман принялся неуклюже стягивать кожаную куртку.
— Без нас не начнут. Подождут! — отрезала Фира. — Могу я посидеть со своим отцом в кои веки раз?!
Неловкость, которую испытывал Самвел с момента появления хозяйки его комнаты, обернулось плохо скрытым раздражением.
— Извините. Неважно себя чувствую. — Самвел повернулся и пошел к себе.
Точка, которая скрывалась под полой халата, оказалась на виду.
— Ты, Фирка, весьма бестактна. — Нюма глянул вслед обидчивому соседу.
— О-е-ей… Могу же я побыть со своим отцом, — безвинно проговорила Фира и наклонилась над собачонкой. — Кого я вижу?! Точка моя, Точка… Все собаки — просто собаки, а Точка хо-ро-шая собака!
Фира вытянула пальцы, собираясь почесать собачку за ушками. Точка отпрянула на задние лапы и, ощерив зубки, прорычала.
— Ты что?! — Фира отдернула ладонь. — Я оставляю деньги тебе на корм, а ты?! Нехорошая собака…
«Шла бы ты, кукла! — Точка продолжала рычать. — Развонялась своими духами! И парень у тебя — дебил в очках! Чем вам волосатик помешал?!»
— Она обиделась за Самвела, — определил Нюма.
— Круговая оборона, — серьезно проговорила Фира. — Ну, засели, коммуняки! Кстати, Зальцман, мой папаша никогда не состоял в их партии…
Широким твердым шагом Фира направилась в комнату отца. Следом шествовали Зальцман и Нюма. Собачка, с видом великого одолжения, замыкала процессию… Поравнявшись с дверью комнаты квартиранта, Фира придержала шаг и бросила непонятное «Вот здесь!» Зальцман кивнул, окидывая дверь быстрым взглядом. А на недоуменный вопрос Нюмы, Фира пояснила, что показала гостю дверь, за которой прошли ее былые годы…
«Врет! — тявкнула Точка. — Фирка задумала какую-то подлянку».
На предупреждение собачки никто не обратил внимания…
Распахнутые дверцы шкафа и разбросанные вещи привлекли внимание Фиры. Комната явно не ждала гостей… Фира оставила сумку, процедив сквозь зубы: «Ну и срач!», принялась наводить порядок. Ловко и быстро. Точка, в ожидании дальнейших событий, свернулась калачиком под столом, чтобы не мозолить Фире глаза. Зальцман присел на стул и уткнулся в газету, временами поглядывая на часы.
«Ну и типоша, этот Зальцман, — думал Нюма. — То ли смущается, то ли важничает. Неужели ему так трудно сказать пару слов?» И, не удержавшись, спросил:
— Что там нового, Александр Борисович? О чем вопиет пресса?
— Ничего существенного, Наум… э-э-э, — промычал из-под газетного листа гость.
— Наум Маркович, — подсказала Фира. — Или, попросту: Нюма. Папу все так зовут.
— Одно время я любил читать газеты, — доброжелательно проговорил Нюма. — Теперь только выписываю. По инерции… После августовских событий прошлого года.
— Вы сочувствовали государственному перевороту? — лениво вопросил Зальцман из-за газеты.
— Просто вижу, что хрен редьки не слаще, — простодушно ответил Нюма.
— Папа, папа, — засмеялась Фира. — Прошло так мало времени. Подожди урожая. Может, хрен будет слаще твоей редьки…
— В Одессе говорили: «Пока солнце взойдет, роса очи выест».
— Еще говорили: «Не плюй в колодец, пригодится воды напиться», — хохотнул Зальцман, продолжая обнюхивать газету.
— А это при чем? — недоуменно спросила Фира.
— Не при чем! Просто вспомнил, — еще раз хохотнул Зальцман, прошуршав газетным листом.
Его вид говорил, что не стоит тратить время на такую кочерыжку, как Фирин папаша.
— Остряк! — пожала плечами Фира.
«А по-моему, просто мудак, — не удержавшись, тявкнула из-под стола Точка. — Пришел в гости, а сидит, как король на именинах».
— Ты еще там тявкаешь! — прикрикнула Фира. — Напрасно стараешься, ничего не получишь.
Нюма наблюдал, как легко над столом витают чуть полноватые, красивые руки дочери. Расставляя по клеенке разные вкусности: колбасу твердого копчения, сыр, простреленный крупными дырами, буженину с розоватым, добротным тельцем… Какие-то «дары моря» в яркой упаковке…
Давненько Нюма не видел такой аппетитной картины. И все это, как пояснила Фира, «с работы».
— Хорошо пристроились, — с непонятной интонацией произнес Нюма.
— Раньше в том буфете, говорят, было лучше. — Фира откинула со лба прядь светлых прямых волос. — Садись, папа… Зальцман, к столу!
— Фирка, через час совещание! — не преминул напомнить Зальцман, отложив газету.
— Тогда жуй быстрей и поезжай. Я приеду позже, пришли машину, — Фира поспешила на кухню за чайником.
Нюма сидел сгорбившись. Казалось, он пришел в гости… к самому себе.
Нежданный визит Фиры поверг его в смятение. Может, она решила представить этого Зальцмана как будущего мужа? А ведь он как-то спрашивал о Зальцмане. И Фира уклонилась от ответа. Теперь, значит, все решили? Тогда почему этот Зальцман ведет себя, как болван? Или он и есть болван, опупевший от важности.
— Извините, Наум Маркович… я не такой, каким могу вам сейчас показаться, — проговорил Зальцман. — Просто меня втянули в дело, которым бы мне не хотелось заниматься.
— Нет, нет. Что вы?! — Нюма смутился проницательностью гостя. — У каждого свой характер… Вы первый раз в доме…
— Ну, не первый раз, — лицо Зальцмана вновь осветила лукавая улыбка. — Когда-то здесь я получил оплеуху от вашей супруги.
— Тогда меня не было дома, но я в курсе… — засмеялся Нюма.
— От страха я выломал дверной замок. Это был номер, я вам скажу. Тигр, в сравнении с вашей женой, жалкий котенок…
«А он не такой уж болван», — подумал Нюма и дружески накрыл ладонью мягкую, с длинными ухоженными пальцами, руку гостя.
— Так в какое вас втянули дело? — спросил Нюма.
Но разговор прервался — в комнату вернулась Фира с чайником. И по выражению лица молодого человека Нюма догадался оставить свои вопросы.
— Да, папа… Зачем ты вытащил тот дурацкий серый костюм? Его даже моль брезгует жрать, — спросила Фира, разливая чай по стаканам.
— Я… порвал брюки, — тон Нюмы прозвучал неуверенно. — И решил подобрать что-нибудь из старого.
Несколько минут они молча вкушали замечательную еду. А сознание теребила обида — иной раз дочь могла бы и побаловать отца такой вкуснятиной из своего буфета.
— Это что… вам тоже продают по «визиткам»? — не удержал Нюма свою обиду.
— Вообще-то нет, свободно. Только ограниченно и по спискам, — беззаботно ответила Фира. — А Зальцману поблажка. Как крупному демократу. У них отдельное корыто….
Хлынувшие со стола запахи доводили Точку до обморока. Она крепилась, пока кусок буженины не свалился на колени Нюмы, вогнав под стол совершенно умопомрачительную волну. А Нюма, вместо того, чтобы сбросить буженину на пол, вернул ее с коленей на тарелку…
И Точка не выдержала. Это не было привычным тявканьем. Под столом раздалось нечто среднее между волчьим воем и воплем взрослой собаки. Звук, в котором сочетались чувства голода, гордости со злобой и жаждой мести за обиду.
Сидящие за столом тревожно переглянулись. Они слышали трубный глас с небес, исходящий почему-то из-под стола…
— А-а-а… Смирилась, гордячка?! То-то! — злорадно воскликнула Фира и швырнула на пол кусок буженины.
Щедрый кусок, ничего не скажешь, не какое-то подаяние… Вой из-под стола стих, а в следующее мгновение раздался с новой силой.
— Что это с ней? — возмутилась Фира. — Она не хочет списочную буженину? Слушай, Зальцман, может, она отравленная, а мы едим?
