«– …вторично после разгона 21 августа митинга в память двадцатилетия вторжения советских войск в Чехословакию, – продолжал „Голос Америки“, – сегодня в Москве были применены против демонстрантов отряды специального назначения Министерства внутренних дел».
– Прекрасно! Замечательно! – возбужденно сказала рядом та самая женщина с диабетом и торжествующе повернулась к моему лекарю: – Ну, видишь, Саша? А ты был против демонстрации! А теперь весь мир о нас знает! Теперь они ничего с нами не сделают!
– Ну, ну… – Мой ангел иронично усмехнулся: – Вы знаете, сколько таких оптимистов сидит до сих пор в Пермском лагере?
«– …по некоторым данным, эти новые формирования советской милиции созданы специально для борьбы с публичными демонстрациями и митингами, – продолжал „Голос Америки“, но тут в коридор буквально ворвались три милиционера, один из них дубинкой саданул парня с транзисторным приемником по руке и затем волоком потащил его в зарешеченную КПЗ. Радиоприемник отлетел к стене, продолжая говорить. Саша, мой лекарь, потянулся за ним, но второй милиционер тут же долбанул приемник кованым каблуком, вмял его в пол, и „Голос Америки“ смолк. А милиционер ухватил моего Сашу за ворот:
– На допрос!
Саша дернулся, сказал:
– Руки! Ты же не жандарм!
– Иди, иди! – крикнул на него милиционер.
Саша повернулся ко мне:
– Помните «ПЛОД»!..
Тут милиционер толкнул Сашу в грудь, и мой «ангел» затылком открыл дверь в дежурную комнату. А из двери в коридор вышла пушистая белая кошка с черными ушками.
– Папа, смотри, кошка тоже в милиции! – крикнула девочка-кукла с голубым бантом, спрыгнула с колен отца на пол, подбежала к кошке и нагнулась, чтобы погладить ее, но вдруг повернулась к милиционеру, разбившему каблуком радиоприемник: – Милиционер, а кошку можно потрогать?
И такая недетская пытливость была в ее голубых глазах, что этот милиционер, не сказав ни слова, ушел в дежурку.
22.50
Наконец и меня вызвали на допрос. И первый, кого я увидела в кабинете следователя, был тот самый боец спецназа, который в аллее Страстного бульвара летел на меня с поднятой в руке дубинкой. Теперь он сидел сбоку от стола следователя милиции, его нос, лоб и подбородок были в наклейках из пластыря, а рядом с ним сидел еще один парень в бушлате и берете, и они оба старательно писали что-то на стандартных бланках свидетельских показаний.
– Эта? – спросил у них следователь, кивнув на меня. Он выглядел моим ровесником, этот милицейский следователь в тонких очках, волосы на пробор, интеллигентное лицо, три маленькие звездочки на погонах. Старший лейтенант, значит.
– Эта… Сука… – зло сказал парень с разбитым лицом.
Следователь взял исписанные парнями листы и стал читать вслух, для меня:
– «Во время нелегального митинга на Тверском бульваре выступала с антисоветской пропагандой, призывала свергнуть власть коммунистической партии, называла советскую власть диктатурой и тотализмом». – Тут он поправил ошибку в листке: – Тоталитаризмом. – И поднял на меня веселые глаза: – Было это? Будем признаваться?
Честно говоря, это всеобщее веселье вокруг уже напоминало какое-то безумие. Сначала эти парни в бушлатах весело гнались за демонстрантами и в кровь избивали их дубинками. Потом те же избитые демонстранты лихорадочно веселились в коридоре милиции, а теперь следователь милиции весело читает мне наглую «липу», то есть с ходу лепит мне статью «антисоветская пропаганда». Ну, со мной у них этот фокус не пройдет. Но неужели все остальные, которые сейчас сидят в коридоре, вот так, с бравадой пойдут в Сибирь? В мордовские, пермские, хабаровские лагеря? Да знают ли они, что это такое?!
– Что же вы молчите? – улыбнулся следователь. Будете признаваться или?..
– Начинайте протокол, – сказала я.
Следователь усмехнулся:
– Опять «ПЛОД»?
Я молчала. Подумала: а ведь действительно этот «ПЛОД» кто-то неплохо придумал.
– Ну, хорошо… – Следователь достал из стола бланк протокола допроса и сказал двум парням в бушлатах: – Вы пока идите…
Оба шумно поднялись со стульев, у обоих на ногах были кирзовые ботинки – те самые, которыми недавно они били меня по голове, по плечам, в живот. Проходя мимо меня к двери, парень с разбитым лицом процедил:
– Жива, с-с-сука!.. – Ему было явно жаль, что они не убили меня на Страстном бульваре.
А следователь положил перед собой желтый бланк протокола допроса и прочел «молитву» – предупреждение за отказ от показаний и за дачу заведомо ложных показаний. Я согласно кивнула. Он поднял шариковую авторучку над первой графой протокола:
– Ваша фамилия?
Господи, сколько раз я делала то же самое!
– Ковина Анна Александровна.
И кабинет у него такой же нищий, как у меня в Полтавском угро, и портрет Дзержинского в той же стандартной рамочке на стене, и даже книги в шкафчике те же: «Уголовный кодекс», «Гражданский кодекс» и последние инструкции МВД…
– Место жительства?
– Полтава, улица Чапаева, 20…
И телефон на его столе такой же старый и тяжелый. Только я в Полтаве гоняюсь за ворами автопокрышек и самогонщиками, а он тут при галстучке сидит и ногти чистит. И это когда банды рэкета людей из магазинов за ноги вышвыривают…
– Место работы?
– Полтавский городской уголовный розыск.
– Что? – Он прекратил писать и поднял на меня глаза в фирменной, тонкой оправе очках.
– Пишите, – приказала я. – Место работы – Полтавский городской уголовный розыск МВД УССР. Должность – старший следователь. Звание – старший лейтенант милиции. Пишите, вы обязаны записать мое заявление! Подверглась зверскому избиению со стороны бойцов отряда специального назначения. Требую служебного расследования.
– А как вы докажете? – все-таки сказал он. – И вообще – где ваши документы?
– Наберите приемную Власова, старлей. Там вам докажут… – усмехнулась я.
Нужно ли говорить, что через десять минут за мной приехали. И кто бы вы думали? Гольдин! Майор Гольдин, начальник личной охраны Ларисы Горячевой. А спустя еще минут десять он уже шарил электрическим фонариком по темным и мокрым кустам Страстного бульвара, помогая мне искать мою сумочку. И матерился:
– Ты для того из Полтавы прилетела, чтобы в митингах участвовать?! Посмотри на свое лицо! Как ты с такой «будкой» завтра Ларисе покажешься? А психиатрам? Тебя в семь утра профессор Монахов ждет! Чтобы консультировать по поводу Ларисы…
Негромкие короткие гудочки прервали этот монолог. Мы прислушались – гудочки шли из кустов справа. Я ринулась туда.
– Что это? – спросил Гольдин.
Я достала свою сумочку. Гудочки стали громче.
– Что там? Биппер? – удивленно сказал Гольдин.
– Да. Лариса мне дала. Я должна срочно ей позвонить… – Я оглянулась в поисках телефона-автомата. Он оказался через дорогу.
– А когда это она успела дать тебе биппер? – удивился Гольдин.
– Ну, не все же вам слышать! – усмехнулась я, выключая биппер. – У вас есть двушка? Быстрей…
Покачав головой, он дал мне двухкопеечную монету.
23.27
– Ты жива? Ты где? – почти крикнула в трубку Лариса. У нее был какой-то заполошно-тревожный голос.
– А что случилось, Лариса Максимовна?
– Как что?! Я тебя вызываю третий раз! Ты не слышала?
– Извините… Мы с генералом Курковым проверяли МУР, а сумочка с биппером оставалась в кабинете…
– Понятно! – нетерпеливо перебила она. – Я же говорила: не расставаться с биппером! Немедленно приезжай!
– Куда?
– Ко мне! «Куда?» Срочно!
– А что случилось?
– Она мне приснилась!!!
– Кто?
– Эта американка, гадалка! Она мне приснилась! Я боюсь…
– Лариса Максимовна, дорогая! Я еле стою на ногах. Я с утра ничего не ела…
– Ничего, я тебя накормлю.
– Но мне еще нужно проверить гостиницу «Пекин»! Вы же сами мне поручили! А Михаил Сергеевич дал на все 24 часа. Будьте умницей, Ларисочка Максимовна… – Я, конечно, рисковала, обращаясь к ней так, но не ехать же мне сейчас к Горячевым с разбитой мордой! К тому же с психопатами и нужно быть ласковой, как с капризными детьми. – Ну приснилась вам эта гадалка, ну и что? Повернитесь на другой бочок, и плохой сон уйдет, а будет хороший. Вот увидите…
Гольдин, куривший возле телефонной будки, фыркнул от смеха.
– Ты не понимаешь! – настаивала Лариса. – Она мне приснилась в воде! Мы должны срочно выяснить, что это значит! Может быть, они ее топят!
– Лариса Максимовна, тем более мне незачем мчаться к вам. А нужно срочно найти толкователя снов, – сказала я совершенно по-деловому, потому что нельзя показывать психам, что ты не воспринимаешь их всерьез. Наоборот, их нужно озадачивать: – Расскажите подробно, что вы видели – берег реки? Моря? Ванную?
