Я с изумлением и только сейчас убедился, что это действительно так.
— Западная часть решетки соединена с батарейкой. Лизали когда-нибудь квадратные батарейки? Кисло и щиплет, верно? Для них это то же самое, как если бы вы сунули пальцы в розетку с двухсотдвадцативольтным напряжением. Они знают, что туда нельзя, поэтому туда не идут. И говорят мне спасибо за то, что я их кормлю. И эти безмозглые создания настолько поглощены процессом еды и труда, что…
Перегнувшись, Молчанов сунул руку в клетку через приоткрытую створку и наугад вынул одного хомяка.
Посмотрев на него, а точнее сделав так, чтобы я посмотрел на него как следует и убедился, что он ничем не отличается от остальных — ни весом, ни цветом, он вдавил пальцы в тушку хомяка, и я услышал, как треснули ребрышки зверка и лопнуло сердце.
Подумав, куда деть труп, Молчанов выбросил его в открытую форточку.
— …что даже не заметили, как их стало на одного меньше. Завтра его место займет кто-то другой, а опустевшую нишу — родившийся. Вот и вся схема существования, Чекалин. Вам жаль хомяка?
— А вам жаль?
— Мне нет, — равнодушно выдохнул он, вытирая пальцы о платок. — Мне было приятно, что вы решили прийти в гости вот так, запросто. Юротдел и СБ должны дышать одним воздухом и быть друзьями. СБ и юристы — это те люди, которые не движутся в общей массе. Они получают больше всех, к ним иное отношение. А потому и вести они себя должны соответственно занимаемому положению: быть верными и не носить в себе тайн.
Я думал, что после этих слов он обязательно повторит свой вопрос о том, каким ветром меня занесло в этот подъезд. Но он этого не сделал.
— Я знал немало людей, которых сгубило любопытство или личная корысть, — завершая экскурс в биологию, тихо сказал Молчанов. — И можете поверить мне на слово — исчезновения их никто не заметил. Освободившееся место было тотчас занято, а на освободившееся место внизу прибыл другой. Естественный отбор — основной принцип движения по иерархической лестнице, он мил любой компании и потому поощряем. Отбор искусственный бесперспективен, он чужд устоям корпоративных правил, однако необходим как дьявол в семье ангелов. Ибо когда использованы все средства, тогда разящий остается меч…
— Для начальника СБ вы слишком хорошо знаете Гете.
— Скажем так, — и он положил мне руку на плечо, — для знатока Гете я занимаю слишком низкую строчку в штатном протоколе компании. И поверьте мне на слово, Герман, едва мне представится возможность доказать, что достоин большего, я тут же ею воспользуюсь. Ибо цель каждого хомячка в ведре — движение наверх. Там больше перловки, света и воздуха. И мне очень не хотелось бы, чтобы средством, открывающим мне люк наверх, оказались вы. В будущем я прошу вас не приходить ко мне домой, а встречаться где-нибудь в городе. Я стыжусь своего скромного быта, хотя он меня и устраивает.
Он встал и дошел до своего тонкого кожаного портфеля. Клацнул замками, и я увидел файл, блеснувший в свете закатного солнца. Лучи светила из последних сил цеплялись за подоконник, как пальцами, но всем было ясно — еще полчаса, и солнце, не выдержав своего веса, рухнет с пятого этажа за Москву-реку.
— Я совсем забыл, Чекалин. Точнее, даже не я, а наши кадровики. Они посчитали, что если ты принят на работу по протекции Сергея Олеговича, который верит тебе как родному, то это, видимо, избавляет тебя от необходимости подписывать документ, который подписал в свое время даже я.
Файл убитой чайкой упал передо мной на столик, и первое, что я увидел в заглавии, было слово «расписка».
Дотянувшись до мультифоры, я вынул лист и пробежал глазами текст. Я клялся не разглашать коммерческой тайны СОС, пока в ней работаю, и еще пять лет после увольнения, если таковое случится. Я обещал не совать нос в двери, на которых написано «Вход запрещен», не стучать в двери, помеченные голубым треугольником, не подходить к дверям с желтым и даже не смотреть в сторону тех дверей, на которых был изображен треугольник красный. Моя подпись внизу свидетельствовала, что прочитанное я понял буквально и смысл до меня дошел.
— Вы же понимаете, что это все говно на палке? — спросил я, вынимая из кармана «паркер». Обычно бумаги такого содержания я подписываю без ремарок, поскольку все написанное в них — незаконно. А никто не может заставить меня нарушать закон, который я, кстати, хорошо знаю.
— А ты подпиши и нарушь хотя бы один пункт, — зловеще напутствовал меня Молчанов. — И сразу поймешь, что делать этого не стоило.
Подмахнув, я поставил дату.
Меня всегда умиляло стремление всех без исключения руководителей компаний придумывать свой флаг, герб и законы. Позабыв о том, а, точнее сказать, сознательно позабыв о том, что за сожжение этого флага и герба никто никакой ответственности не понесет, они, как в старые добрые времена, ограждают свою территорию частоколом и придумывают свои конституцию и федеральные законы. Тупоголовое стадо, не знающее законов родной страны, уверено, что их законы и есть те единственные, которые следует соблюдать. Иногда старание корпораций заставить стадо щипать траву просто умиляет. Сначала отдельно взятого барана вводят в корпоративный «приход» текстом, который не вызывает кривотолков даже у специалистов-псхологов. Выглядит это примерно так. На всех видимых пространствах корпорации вывешиваются лозунги и тексты по примеру того, как в милиции вывешиваются на стены выдержки из «Закона о Российской милиции». Везде, где ходит, справляет нужду, обедает и общается с коллегами корпоративный работник, со стен в его натруженный бесполезной работой мозг проникает:
Мы считаем, что работа должна быть чем-то большим, чем просто зарабатыванием денег. Работа должна не только нравиться, не только приносить удовлетворение, но и приближать человека к пониманию смысла жизни и своего места в ней…
Наши ценности — это то, к чему мы стремимся, то, чего мы хотим.
Мы разделяем следующие ценности (то, что для нас хорошо) на:
экономические — получение прибыли, рост объемов продаж, рост доходов, рост компании, повышение уровня вознаграждения;
социальные — уважение личности, справедливость, взаимопонимание, поддержка;
нравственные — ответственность, обязательность, добросовестность, честность;
эстетические — хорошо отлаженные системы, качественное обслуживание, хорошо сделанная работа…
Мы не понимаем тех, кто недоволен компанией, но не хочет изменений и продолжает у нас работать. Мы не понимаем тех, кто ради единодушия и спокойствия сглаживает накопившиеся конфликты и противоречия…
Смыслу этих лозунгов противостоять невозможно, ибо сие есть идеальное описание трудовой деятельности любой корпорации. Открытостью форм компания убеждает в своей чистоплотности и прозрачности, и приходящий работник уже понимает, что всю жизнь куда-то шел, петлял, и вот, наконец, нашел то, что нужно. И лозунги так крепко западают в голову человека, уже готового стать частью стада, что когда ему предлагают расписываться в других документах и когда его начинают знакомить с настоящими внутренними требованиями, он все равно будет рассматривать их в свете втиснутой в его мозг убежденности в том, что это и есть уважение личности, честность и справедливость.
Я только что подписал документ, запрещающий мне входить в двери с голубыми, желтыми и красными треугольниками. Требовать от меня подобного может только идиот, поскольку если я вечерком пройдусь по зданию компании с ведром краски, то поутру вся деятельность компании будет парализована. Дураков, желающих быть уволенными, нет, а потому все будут стоять, как бараны, и смотреть на новые ворота. Дурацкие корпоративные правила — неотъемлемая часть их бытия. Из-за непреодолимого желания подчинить коллектив и выжать из него максимальную прибыль корпоративные идиоты своими внутренними инструкциями и порядком управления деморализуют и без того обалдевших сотрудников.
Я знаю фармацевтическую компанию, принадлежащую янки, в которую меня сватали поначалу. Тамошний президент распорядился устраивать через каждые 3 часа работы оперные распевки с педагогом по вокалу. По его мнению, это должно повышать тонус и настраивать на серьезную работу.
Мне рассказывал мой приятель, что в сингапурской компании, занимающейся продажей оргтехники, президент придумал общие кофейные перерывы. Все сотрудники по сигналу бросают дела и начинают пить кофе и оживленно болтать. Перерыв длится ровно шесть минут и заканчивается тоже по сигналу. Можно себе представить: вот ты наконец-то после пяти месяцев ожесточенного сопротивления склоняешь все-таки сотрудницу компании к сексу, и уже почти стянул с нее на столе трусы, как вдруг над ухом раздается гонг и бодрый голос кричит в динамик: «Кофе! Кофе!»…
