Писательница Марта Джеллхорн сказала: «Лучше всего иметь любовную связь с тем, кто живет в пяти кварталах от тебя, обладает хорошим чувством юмора и поглощен своей работой». Что ж, таким был ее любовник Каллис, только разделяло их пять штатов, пять тысяч километров. И он был женат.
Казалось, они любили друг друга сильнее, когда находились порознь. Вместе они слишком осторожничали, боясь, что радость окажется чрезмерной. В Боррего — Спрингс она довольствовалась телефонными разговорами. Он как-то сказал, что женщинам нравится дистанция.
Это случилось в их первую ночь в Боррего-Спрингс. Завтра она должна быть пораньше на работе: возникло нечто непредвиденное. Она умолчала, что речь идет о красивом новом бивне. Каллис прибыл несколько часов назад, пролетев тысячу миль. Его мрачный вид и раздражение по поводу того, что планы на уик-энд сорвались, всколыхнули в ней прежнюю ярость. Они слишком долго пели свои долбаные арии о любви, имеющей четкие границы.
В Боррего она поднялась с постели и включила душ, сидя на краю ванны, глядя на струи воды. Руки яростно сжаты. Комната наполнилась паром. За неделю до приезда Каллиса она заказала для него, для них, номер в мотеле «Пальма». Он должен был приехать из аэропорта на восьмичасовом автобусе в пятницу вечером, что совпадало с ее трехдневным уик-эндом. А потом они откопали бивень.
Встретив Каллиса на автобусной станции, она преподнесла ему бережно сорванную веточку пустынной лаванды, которую он, пытаясь засунуть в петлицу, сломал.
*
Хороший археолог может почерпнуть из ведра с землей не меньше информации, чем из толстого исторического романа. Она знала, если на кости есть царапины от камня, Сарат, исходя из этих скудных данных, постарается выяснить их происхождение. И она, собрав осколки поврежденного черепа Моряка, соединила их с помощью пистолета для склеивания. Однако в Коломбо нельзя было найти и половины оборудования, в котором они с Саратом действительно нуждались и которого полно в Америке. Кирки, лопаты и веревки. Она отправилась в лавку компании «Карджилл» и купила пару кисточек для бритья и маленький веник.
Когда Сарат наконец появился в министерстве археологии, он нашел Анил у стены с картами. С того вечера, который они провели в Галле-Фейс-Грин с его братом, прошло несколько дней. На следующий день она попыталась связаться с Саратом, но тот исчез, как будто сквозь землю провалился. Тем временем пришла посылка от Читры, и в тот первый день она читала плохо напечатанные заметки энтомолога, а затем вытащила из сумки карту дорог.
Сегодня, воскресным утром, Сарат позвонил на рассвете и извинился за ранний звонок, но не за то, что исчез и не брал трубку. Он попросил ее встретиться с ним в министерстве, как он сказал, «через час».
— Вы знаете, как туда добраться? Идите от своего дома прямо, и окажетесь на Баллерс-роуд.
Она повесила трубку, взглянула на соблазнительно белевшую постель и отправилась в душ.
— У меня с собой образцы почвы с места первого погребения, — объявил он. — Я взял их из черепных ямок. Возможно, тело лежало в болоте. Его похоронили временно, в мокрой земле. Это имеет смысл. Легче копать. Его могли зарыть на рисовом поле, потом отвезти в закрытую зону и спрятать там, среди старых скелетов. Во всяком случае, я думаю, что изначально он находился где-то здесь, — он указал на карту, — в районе Ратнапуры. К юго-западу отсюда. Нам надо проверить уровень подземных вод.
— Там водятся светлячки, — сказала она, и он озадаченно посмотрел на нее. — Мы можем действовать более направленно, сузить круг поисков, — пояснила она. — Светлячки. Значит, речь не идет о густонаселенном месте. Надо искать свободные пространства. Что-то вроде берега реки, куда не ходят люди. Читра, энтомолог, о которой я вам рассказывала, пришла к нам на корабль, увидела пятнышки, похожие на веснушки, и что-то записала в свой блокнот. У нее есть сотни таблиц, отображающих жизнь насекомых на острове. Она сказала, что это клей, который выделяют куколки цикад, обитающих в лесистых районах вроде Ритигалы. И пометила на карте места их обитания. Все они находятся к югу отсюда, что соответствует вашему анализу почвы. Возможно, это где-то на краю леса Синхараджа.[16]
— На северной стороне, — уточнил он. — В других местах неподходящая почва.
— Хорошо, тогда вот этот участок.
На стекле, под которым была карта, красным фломастером Сарат начертил прямоугольник. На западе — Веддагала, на востоке — Морагода, Ратнапура и Синхараджа.
— Где-то там, в лесу, есть болото или небольшое озеро, покуна, — уточнил он.
— Интересно, что еще там есть.
Как только министерство археологии опустело, они начали собирать необходимые карты и книги. Сарат ходил взад и вперед, таская вещи в джип, который он у кого-то взял. Анил не имела представления о том, надолго ли они уезжают и где остановятся. Наверное, в одной из любимых маленьких гостиниц Сарата. Пока он просматривал сводные таблицы почв, она сняла руководство по полевым работам с библиотечной полки.
— Где мы остановимся? В Ратнапуре? — громко спросила она. Ей нравилось эхо этого большого здания.
— Нет, за городом. Там есть одно место, где можно остановиться, валавва, старая семейная усадьба — мы сможем продолжать работу там. К счастью, она по-прежнему пустует. Моряк был убит где-то там, возможно, он оттуда родом. А по пути можно попытаться найти художника, о котором говорил Палипана. Я посоветовал бы вам прекратить контакты с Читрой.
— А вы никому не говорили?
— Я должен был встретиться с чиновниками, рассказать им, что мы намерены делать, но о нашем расследовании они ничего не знают. Я о нем не говорил.
— Как вы можете это выносить?
— Вы не понимаете, в каком тяжелом положении мы оказались. Что бы сейчас ни делало правительство, раньше, когда в стране царил хаос, было еще хуже. Поэтому вас сюда и не пускали. Законов не соблюдал никто, кроме нескольких хороших юристов. Террор был повсюду, со всех сторон. С вашими вестминстерскими правилами мы бы тогда не выжили. Поэтому правительственные силы стали нелегально осуществлять возмездие. И на середине нас поймали за руку. Представьте, что перед вами три истца и у каждого руки в крови. Почти в каждом доме, в каждой семье жива память о чьей-то смерти или похищении, в которых виновны все участники конфликта. Я рассажу вам о том, что видел своими глазами…
Хотя в здании никого не было, Сарат огляделся:
— Я был на юге… День клонился к вечеру, рынки закрылись. Двое мужчин, вероятно повстанцы, схватили какого-то парня. Не знаю, что он сделал. Возможно, он их предал, возможно, он кого-нибудь убил, или нарушил приказ, или не сразу принял их предложение. В те дни смертные приговоры выносились на всех уровнях. Не знаю, собирались ли они его казнить, или хотели просто припугнуть и отругать, или, что наименее вероятно, простить. Он был в саронге и белой рубашке навыпуск с закатанными рукавами. Босиком, с повязкой на глазах. Его кое-как усадили на велосипедную раму. Один из похитителей сидел на велосипеде, другой стоял с винтовкой рядом. Когда я их увидел, они собирались уезжать. Задержанный не видел, что происходит вокруг и куда его везут.
Когда они тронулись с места, парню с повязкой на глазах пришлось за что-то ухватиться, чтобы не упасть. Одной рукой он вцепился в руль, другой обнял своего похитителя за шею. Эта неизбежная интимность вносила диссонанс. Они, покачиваясь, двинулись вперед, человек с винтовкой ехал на другом велосипеде.
Им было бы легче идти пешком. В происходящем просматривался какой-то странный ритуал. Возможно, у них велосипед свидетельствовал об определенном статусе, который они не хотели терять. Зачем сажать на велосипед человека с повязкой на глазах? Жизнь каждого была полна опасностей. И это как-то уравнивало их. Словно пьяных студентов. Парню с повязкой на глазах приходилось балансировать в такт со своим возможным убийцей. Они достигли дальнего конца улицы, миновали рынок, свернули за угол и исчезли. Из-за того что они вели себя так странно, никто из нас не забудет этой сцены.
— И что вы сделали?
— Ничего.
Изображения были высечены на камне или нарисованы красками: вид деревни с высоты соседнего холма, спина склонившейся над ребенком женщины, очерченная одной линией, — увидев их, Сарат стал воспринимать мир по-новому Несколько лет назад они с Палипаной зашли в темноту незнакомой пещеры и в свете спички смутно различили выцветшие краски. Они вышли наружу, срезали ветви рододендронов, вернулись и зажгли их, чтобы осветить пещеру. Едкий дым свежего дерева смешался с отблесками от костра.
Это открытие было сделано в худшие для государства времена, одновременно с тысячами грязных расовых и политических актов, группового безумства и финансовой выгоды. Война, подобно яду, глубоко проникла в кровь людей, и никто не знал, как ее прекратить.
