Ум Сами попыталась улыбнуться, но, подойдя к двери, она сморщилась, как от боли, и повторила:
— Я сказала мужу, что ты мне поможешь. Я верила. Я знала, что ты мне поможешь.
На следующее утро Майада проснулась рано. Она оделась и пошла на работу на час раньше обычного, чтобы позвонить доктору Фадилю и объяснить, что случилось.
Сначала он разговаривал с ней дружелюбно, но затем холодным, безразличным тоном сказал:
— Майада, я бы предпочел, чтобы ты занималась своими делами.
Майада не сдавалась. Она настаивала:
— Но не в этом случае! Ум Сами обезумела от горя. Мальчикам всего четырнадцать лет. Я сама видела, что они лишь ни в чем не повинные дети. Я знаю, что вы можете им помочь. Пожалуйста!
Доктор Фадиль молчал. Майада представила, как он втянул щеки, обдумывая свои действия. Наконец он сказал:
— Передай Ум Сами, чтобы она пришла в полицейский участок в парке Аль-Садун. Она должна быть там в десять утра завтра. — Затем он добавил: — Майада, надеюсь, это было в первый и последний раз. Возможно, мальчишки были убийцами или контрабандистами. Все матери считают, что их дети ни в чем не виноваты.
Майада повесила трубку, ничего не сказав, и ушла с работы, чтобы быстрее сообщить Ум Сами радостную новость: доктор Фадиль собирается помочь ее сыновьям.
Прошло несколько дней. Майада ждала хороших новостей о мальчиках. Когда доктор Фадиль ненадолго зашел к ним, чтобы задать Сальве несколько вопросов о книгах Сати, Майада спросила его о деле. Но доктор Фадиль ледяным тоном парировал: «Ты веришь в то, что преступники говорят правду?» И быстро добавил: «Я обсуждаю подобные вещи только в рабочем кабинете». Затем он попросил позвать Сальву и повернулся спиной, разглядывая стопку книг Сати, которые лежали на столе. Его поведение отбило у Майады охоту задавать дальнейшие вопросы.
Она была так разочарована его бездушностью, что быстро, насколько позволяли правила приличия, вышла из библиотеки.
Но позже, оказавшись у себя в комнате, она представила счастливый миг, когда Ум Сами появится у ее дверей вместе с сыновьями. Омар и Хасан станут снова играть в футбол на улице, а она — махать им рукой, уходя на работу. Майада ощутила прилив энергии при мысли, что близнецы вернутся домой, и решила испечь в честь их спасения торт, чтобы они устроили небольшой праздник для друзей.
Несколько дней не было никаких вестей. Майаде не терпелось убедиться в том, что мальчики вернулись из тюрьмы в целости и сохранности. Наконец, она решила сама сходить к соседям. Ум Сами подошла к двери и, увидев взволнованное лицо Майады, прижала палец к губам, показывая, что в доме говорить небезопасно, и жестом пригласила следовать за собой.
Последовав за Ум Сами, она заметила, что бедная женщина совсем опустилась. Ее одежда была ужасно измята, будто она спала в ней, волосы растрепаны, а туфли истерлись от старости.
Майада вздохнула и перевела взгляд на сад. Стояла весна, деревья и кусты расцвели. В воздухе носился приятный аромат. Майада коснулась белых цветов на низко свисающей ветви, и лепестки посыпались на узкую извилистую тропинку.
Когда они дошли до дальнего уголка сада, Ум Сами встревоженно огляделась по сторонам, а затем прошептала:
— Кроме близнецов у меня есть еще два старших сына. Они женаты и живут в отдельных домах. Им пригрозили, чтобы я не беспокоила знакомых доктора Фадиля — в том числе тебя.
Повисла напряженная пауза. Майада пожалела о том, что захотела узнать новости. Она старалась стоять спокойно, хотя мечтала убежать и скрыться в своей спальне, спрятаться в знакомом месте, взяв в руки любимую книгу, чтобы забыть о жестокости окружающего мира. Она облизнула губы и приготовилась слушать.
— Я пришла в участок, как мне велели, — рассказывала Ум Сами. — У ворот ждали сотни людей, но наша фамилия была в списке, и нас впустили внутрь. Охранники обращались с нами очень вежливо, ведь сам доктор Фадиль заинтересовался нашим делом. Нас провели в квадратную комнату. В дальнем углу комнаты находилась большая дверь: она вела в огромную морозильную камеру, куда поместили десятки трупов. Я была в шоке, потому что, когда шла в парк Аль-Садун, верила, что найду сыновей в камере и приведу их домой. Нам велели прочитать список, чтобы выяснить, есть ли там фамилии наших детей. Мы внимательно просмотрели его, но их там не было. Тогда нас провели в другую комнату. В ней стояла ужасная вонь, и мне пришлось прикрыть рот абайей. Внутри лежало множество тел, но я сразу увидела сыновей. Когда они были живы, между ними существовала удивительная связь, она не исчезла и после смерти. В этом кошмарном месте они сидели бок о бок. — Ее губы задрожали, и она быстро-быстро заговорила: — Моих дорогих сыновей жестоко пытали: лица, руки и ноги покрывала черная запекшаяся кровь. Я видела следы ожогов.
Я закричала, но охранник грубо оттащил меня назад. «Ты! Хватит орать!» — приказал он. И мне пришлось запихнуть себе в рот абайю, чтобы заглушить рыдания.
Муж опознавал сыновей, а я рассматривала комнату. Неужели здесь мои несчастные дети сделали свой последний вдох? Я видела то, чего не должна видеть ни одна мать. Я видела молодого человека, на голой груди которого остался кровоточащий след от электрического утюга. Другому разрезали грудь от шеи до живота. Третьему вырвали ногти. Четвертому выдавили глаза, и они свисали на избитое лицо.
Они сказали, что нам повезло! Повезло! Ты можешь в это поверить? Они пояснили, что им поступил особый приказ доктора Фадиля выдать нам тела сыновей. Охранники отказались говорить, почему их арестовали, хотя я не удержалась и спросила: неужели за неосторожный взгляд полагается смертная казнь? Мне было велено закрыть рот, тайно похоронить сыновей и никогда не рассказывать никому о том, как их убили.
Ум Сами судорожно прижалась к Майаде.
— Если бы не ты, я бы продолжала их искать. Спасибо тебе. — Обернувшись, чтобы осмотреть сад, словно за деревом с ароматными цветами может скрываться сотрудник «Мухабарат», Ум Сами с горячностью сказала Майаде:
— Уезжай из Ирака, если можешь. Раз они забрали моих ни в чем не повинных сыновей, значит, никто не может чувствовать себя в безопасности.
Майада обняла Ум Сами. Она ушла, не сказав ни слова. Майада была так поражена смертью двух мальчиков, что приятный запах белых цветов теперь приносил ей одни мучения. Красивые деревья превратились в грозные колонны. Плотные тяжелые листья мешали проникнуть в сад очищающим лучам солнца. Воздух в груди был отравлен горем, а тропинка, по которой она быстро шагала, уводила из самого мрачного места на земле.
Майаду так опечалил рассказ Ум Сами, что она ни с кем не поделилась тем, что услышала, даже с матерью, хотя обычно была с ней откровенна.
Вскоре после этого Ум Сами и ее муж продали дом и уехали из района. Благодаря этому Майаде удалось вытеснить из памяти впечатления того дня, но они вернулись к ней, когда она очутилась в холодной камере.
За ними последовали воспоминания. Раньше она думала, что они не связаны друг с другом, но теперь ясно видела, что они об одном и том же: аресте и смерти невинных людей.
Это случилось в 1970 году. Майада услышала, что ее одноклассник Сахар Сирри плачет. Мальчик родился в известной семье: его отец, генерал Митхат аль-Хадж Сирри, был высокопоставленным офицером иракской армии. Он пользовался популярностью в войсках, и Саддам, который был истинным правителем страны, хотя президентом формально являлся Бакр, решил, что он представляет опасность. Он приказал арестовать и пытать его. По телевизору показали, как отец Сахара признался, что шпионил в пользу Израиля. Его подвесили за руки и избивали несколько дней, затем накачали наркотиками. После признания его повесили. Сахар лишился отца. Начиная с этого дня семья подверглась гонениям. Родственникам запретили куда-либо уезжать, а потом арестовали и допросили. Даже Сахара вызывали в полицию, и он вернулся в школу с глазами, красными от слез.
Коллега Майады, работавший с ней в одной газете, как-то по секрету рассказал ей, что сотрудникам тайной полиции Саддама платили премию за то, что они арестовывали иракцев. Они получали высокие партийные посты, если проявляли рвение во время пыток. Получив награду за арест, эти люди выжимали деньги у семей заключенных, обещая, что их родные будут содержаться в более-менее приемлемых условиях. Несчастные родственники продавали дома, машины. Они разорялись, надеясь, что смогут спасти близкого человека. Коллега рассказал Майаде о семье, которая отдала дом и автомобили, чтобы спасти ни в чем не повинного сына от пятнадцатилетнего заключения. Его приговорили «всего» к восьми годам тюрьмы.
Майада смотрела на лица женщин, которые сидели в переполненной вонючей камере. Теперь они называли ее домом. С первого дня заключения Майаду больше всего поражала радость, с которой охранники издевались над измученными женщинами. Неужели отъявленная жестокость объясняется только желанием получить деньги и повышение? Она не могла об этом думать. Майада повернула голову, услышав шум голосов. Женщины-тени разом заговорили: они обсуждали, как помочь Самаре.
