Внезапно она осознала, что испытывает чувство, которого ожидала меньше всего. Облегчение и, пожалуй, признательность. Облегчение от того, что ей не пришлось принимать решение самой, и признательность за то, что Джайлз сделал для нее лучшее, что только мог.
— Прости, что оставил тебя так надолго.
Это вернулся Магнус; он бросил на заднее сиденье упаковку с собачьим кормом и уселся за руль, поставив пакет из супермаркета на пол между ними. Клаудия услышала, как в пакете звякнули бутылки. Магнус захлопнул дверцу.
— Я купил вина и сладостей для ребятишек. Очень вовремя вспомнил, что обещал каждому награду за собранную ежевику…
Клаудия молчала. Не поднимая глаз, она почувствовала взгляд Магнуса, направленный на нее.
— Клаудия? Что-то случилось?
Возникла короткая пауза, а потом она покачала головой.
— И все-таки что-то случилось.
Она не отрываясь смотрела на газету. Магнус взял ее у Клаудии из рук.
— О ком тут написано?
— Об одном моем знакомом.
— И что с ним произошло? — Он явно опасался худшего.
— Ничего страшного. Он не погиб, не умер. Просто женился.
— Вот этот парень? Джайлз Сэйворз?
Клаудия кивнула.
— Старый друг?
— Да.
— И любовник?
— Да.
— Давно вы были знакомы?
— Восемь лет.
Он молча пробежал глазами статью, которую только что читала Клаудия.
— И почему эта чертова желтая пресса так любит писать про возраст и рост? — Он резким движением скомкал газету и бросил ее на пол. А потом вдруг развернулся к ней и мягким жестом взял ее руки в свои.
— Ты не хочешь мне о нем рассказать?
— Нечего рассказывать. Нечего и в то же время слишком много. Это займет массу времени. Это из-за Джайлза я приехала сюда. Мы собирались вместе лететь в Испанию, а он в последний момент все отменил. Не объяснив, почему. Просто сказал, что возникли неотложные дела.
— Ты знала, что у него есть другая?
— Нет. Даже не подозревала. Наверное, мне просто не хотелось знать. Я не позволяла себе задумываться о подобных вещах. Что может быть хуже ревнивой любовницы! Скажи я Джайлзу хоть слово, и наши отношения наверняка бы испортились.
— Значит, они были не слишком прочными. Думаю, ты заслуживаешь лучшего.
— Вообще-то, я сама виновата. Мы оба поступили бы достойно, если бы нашли в себе мужество откровенно обо всем рассказать. Пожалуй, мне его немного жаль. Наверное, ужасно жить в постоянном страхе.
— А по-моему, он просто жестокий сукин сын.
— Нет, Магнус, он вовсе не жестокий. Просто кому-то из нас надо было положить этому конец, все и так слишком затянулось. И тебе не стоит меня жалеть. Может, со стороны выглядит так, будто меня бросили, но на самом деле я наконец стала свободной.
Он все еще держал ее руки в своих. Клаудия повернула голову и посмотрела Магнусу прямо в глаза, и теперь уже он наклонился и поцеловал ее.
— Сегодня по-настоящему запоминающийся день, — сказал он. — Более того, первый день твоей новой жизни. Как ты думаешь: может, стоит прибить флаг гвоздями к мачте и сделать остаток этого дня таким же незабываемым? В конце концов, у нас есть женщины и вино, и я всегда готов затянуть залихватскую песню.
Несмотря на пережитое потрясение, она искренне рассмеялась его шутке. Потом сказала:
— Я рада, что ты был сегодня со мной. Рада, что рассказала тебе обо всем.
— Я тоже рад, — ответил Магнус.
Все было сказано. Он завел мотор, и они поехали: сначала по главной улице, а потом, в сгущающихся сумерках, через поля. Клаудия выглянула в окно, чтобы полюбоваться морем, и увидела, как над горизонтом встает луна. Внезапно у нее на душе стало легко и спокойно и она улыбнулась серебристому кружку, словно приветствовала старого друга.
Через месяц после похорон старого доктора Хэлидея мистер Дженкинс, садовник, явился к Эбигейл и, потирая подбородок и почесывая в затылке, объявил, что увольняется.
Нельзя сказать, чтобы Эбигейл была сильно удивлена. Мистеру Дженкинсу давно перевалило за семьдесят. Он проработал садовником у ее отца почти сорок лет. Но все равно она пришла в отчаяние.
Эбигейл представляла себе, как сад, о котором некому будет заботиться, быстро придет в упадок. Представляла, как будет в одиночку пытаться косить газоны, копать картошку, пропалывать цветочные клумбы. Наверняка борьба окажется неравной, она проиграет и сад зарастет сорняками. Крапива, ежевика, крыжовник будут разрастаться до тех пор, пока не поглотят его целиком. В панике она подумала: «Что я буду без него делать?»
Потом сказала вслух:
— Что я буду делать без вас, мистер Дженкинс?
— Думаю, — произнес мистер Дженкинс, немного поразмыслив, — найдете другого садовника.
— Да, надо попытаться. — Эбигейл чувствовала себя поверженной и совершенно беспомощной. — Но вы же знаете, как сложно в наше время найти человека на такую работу. Разве что у вас есть кто-нибудь на примете, — с надеждой добавила она.
Мистер Дженкинс медленно покачал головой из стороны в сторону, словно старая лошадь, отгоняющая мух.
— Да уж, нелегко вам будет, — согласился он. — Не хотел я от вас уходить. Но без доктора мне тяжело стало тащить эту ношу. Мы же с ним вместе планировали сад, он да я. К тому же возраст дает о себе знать: в плохую погоду все суставы так и ноют. Миссис Дженкинс давно уговаривала меня уволиться, но я не мог бросить доктора…
На его лице отразилось искреннее страдание, и Эбигейл стало жаль старика. Она положила ладонь ему на плечо.
— Ну конечно, вам пора на покой. Вы и так работали всю свою жизнь. Пора немного отдохнуть. Но я… мне будет очень вас не хватать. И не только из-за сада. Просто мы с вами так давно знакомы…
Мистер Дженкинс что-то смущенно пробормотал и отбыл восвояси. Через месяц он ушел от нее совсем: уехал прочь на своем стареньком велосипеде. То был конец целой эпохи. А что еще ужаснее, Эбигейл так и не удалось найти ему замену.
— Я повешу объявление на почте, — сказала миссис Миджли, и они вместе с Эбигейл написали текст объявления на небольшой открытке. По объявлению явился только один кандидат: юноша с бегающими глазками, прикативший на мотоцикле, но он внушил Эбигейл столь мало доверия, что она не решилась даже пригласить его в кухню. Опасаясь напрямую заявить, что он ей совсем не понравился, она была вынуждена солгать, сказав, что уже подыскала садовника. В ответ она услышала несколько весьма нелицеприятных слов, после чего нахал умчался на своем мотоцикле, напоследок выпустив из выхлопной трубы облако удушливого вонючего дыма.
— Почему ты не обратишься в садоводческое агентство? — спросила Ивонна.
Она была лучшей подругой Эбигейл. Муж Ивонны работал в Лондоне, в Сити, и ездил туда каждый день на поезде, а сама она почти не разбиралась в садоводстве, предпочитая возиться с лошадьми. Свою жизнь она посвящала бесконечным разъездам: возила детей и их лошадок на конные турниры и показательные выступления, а в остальное время чистила конюшню, таскала сено, полировала подковы, расчесывала хвосты, заплетала гривы и совещалась с ветеринаром.
— Морису надоело зависеть от случайных людей, которые запросто могли не явиться на работу, поэтому он обратился в агентство, и теперь к нам раз в неделю приезжает бригада, так что мы даже сорняка не выполем у себя на клумбе.
Но у Ивонны не было настоящего сада — просто лужайка, живая изгородь из буков и клумба с нарциссами. За ними действительно неплохо смотрели, но владения Ивонны никак не могли конкурировать с чудесным садом — лучшей частью наследства, оставленного доктором Хэлидеем его дочери Эбигейл. Она не хотела, чтобы еженедельно в сад вторгалась бригада самоуверенных дюжих молодцов. Она мечтала о садовнике, который будет не просто ухаживать за садом, а всей душой полюбит его.
— Было бы неплохо, — сказала миссис Брюэр, которая два раза в неделю приходила помогать Эбигейл с уборкой, — если бы у вас был для садовника небольшой коттедж. Гораздо проще найти работника, если вы можете предложить ему жилье.
— Но у меня нет никакого коттеджа. Да и места, чтобы построить его, тоже нет. А если бы оно и было, я все равно не наскребла бы на строительство.
— Да, с коттеджем-то оно сподручнее, — снова сказала миссис Брюэр. Она продолжала повторять это с небольшими интервалами все утро и никаких более дельных идей предложить не смогла.
Примерно шесть недель Эбигейл пыталась справляться сама. Погода стояла великолепная, от чего она приходила в еще большее отчаяние, потому что была вынуждена трудиться от зари дотемна. Несмотря на все ее усилия, сад начал приходить в упадок. Он постепенно становился все более неряшливым. Со стороны леса наступали мокричник и пырей. Сухие листья усыпали бордюр из лаванды, и ветер сдувал их под циферблат солнечных часов, где они скапливались в неопрятные кучи. Огород, предусмотрительно вскопанный мистером Дженкинсом, лежал темный и мрачный, дожидаясь, пока она найдет время выкопать лунки и посадить семена. Но время никак не находилось.
