Андрей купил Луке велосипед и отправился к Надьке. Без звонка. Как ни в чем не бывало. Как будто они расстались вчера.
Надька открыла дверь, спокойная, загорелая. Смотрела на Андрея с умеренным интересом, как на почтальона.
— Привет, — сказал Андрей. — Ты где загорала?
— В Египте.
— С Нэлей?
— Нет. Не с Нэлей.
— С Борисом?
— При чем тут Борис? — не поняла Надька.
— При том, что он все время здесь ошивается.
— Нет. Это не Борис.
— А кто?
— Губернатор Шубин. Знаешь такого?
— Естественно…
Андрей лично знал губернатора Шубина. Его деньги лежали в их банке.
— Это твой любовник?
— Нет. Это мой жених. Я выхожу за него замуж.
— Когда?
— Я жду из Германии копию о разводе.
Андрей испытующе смотрел на Надьку.
— Врешь. Это невозможно.
— Почему же? — спокойно возразила Надька. — Я свободная женщина с двумя детьми. Я хочу, чтобы у меня был муж, а у детей — отец. Я не имею на это права?
— Имеешь, конечно. Я могу войти?
— Не надо. Там Таня убирается.
— А Лука дома?
— У него английский.
— Ну, пока…
Андрей поставил велосипед и пошел вниз по лестнице.
«Сволочь, — думал Андрей. — Сука. Денег ей мало…»
Всю ночь Андрей не спал. Ворочался.
С одной стороны, пора было как-то разрубить этот узел. Надька разрубила. Баба с воза — кобыле легче.
С другой стороны, он имел над ней полную и неограниченную власть. Он был уверен: все так и будет продолжаться. И что же? Вместо него Шубин. И значит, она каждый день ложится с ним в постель. В квартире Андрея, купленной на его деньги. Рядом с сыном Андрея, рожденным для него лично. С женщиной Андрея… Да что же это такое? Что они говорят друг другу, какие слова: «Вместе? Навсегда?»
А почему бы и нет? Надька умная и красивая. Она может составить честь любому мужчине, включая губернатора и даже президента. Андрей ее проворонил, а губернатор разглядел и оценил.
А вдруг она врет? Нет никакого губернатора. Просто мучает.
Утром Андрей встал с тяжелой головой и, вместо того чтобы ехать на работу, отправился к Надькиному дому. Он поставил машину так, чтобы видеть подъезд, и стал ждать. Ожидание длилось час.
В одиннадцать утра из подъезда вышел Иван Шубин. Он был загорелый, подтянутый, в черном кашемировом пальто с красным шарфом. К нему тут же подкатила черная машина.
«Значит, правда…» — понял Андрей.
Он достал мобильный телефон. Набрал Надьку.
— Спустись, пожалуйста…
— А ты где? — спросила Надька.
— У подъезда.
— Можешь подняться, — разрешила она.
— Не могу.
— Почему?
— Потому что не хочу.
Ему было противно входить в дом, где пахло «воровством».
Надька накинула шубу. Спустилась к Андрею. Села в его машину.
— Учти. Ребенка я не отдам, — объявил Андрей.
— А это не твой ребенок, — просто сказала она.
— Мой. Хныкин Лука Андреевич.
Все повторялось с точностью до наоборот. И Надька была другая. У нее — другие глаза. Она иначе смотрела. Это надо было как-то переломить.
— Ладно, — сказал Андрей. — Ты меня дожала. Я разведусь.
— Это твое дело.
— Мое. Но ты сегодня же должна выгнать этого.
— Нет. Сначала разведись.
— Ну что за торговля, Надя… Мы же не на базаре… Ты что, не веришь?
— Не верю.
Надька спокойно и бесстрашно смотрела на Андрея. Она ничего не хотела и ничего не боялась.
Прежняя Надька — нервная и напряженная, как бездомная собака, забежавшая на чужой двор. Новая Надька — как собака на выставке, при хозяине и при всех медалях. Уверенно взирает свысока.
Надька посмотрела на часы и вышла из машины. У нее были дела более важные, чем Андрей. А еще совсем недавно Андрей был важнее всех дел.
Андрей высунулся из машины и заорал:
— Но ведь ты сегодня ляжешь с ним в постель! Я этого не вынесу!
— Вынесешь, — спокойно сказала Надька. — Ничего с тобой не случится.
Андрей стал искать виноватых и нашел очень быстро. Светлана. Она держала его за горло своей порядочностью.
— Нам надо поговорить, — сказал Андрей, входя в ее кабинет.
— Может быть, поговорим дома? — предложила Светлана.
— Нет. Мне здесь легче.
Светлана посмотрела на часы. Двенадцать часов. Полдень.
— Я слушаю. — Светлана сложила руки на столе. Как школьница.
Андрей молчал. Медлил выпустить слова-пули. Все-таки он не убийца.
За двадцать лет совместной жизни Светлана научилась чувствовать своего мужа как себя. Считывала его мысли и состояния.
— Ты хочешь развестись? — спросила Светлана.
— Да.
— А что произошло?
— То, что я ее люблю.
— Это было и раньше. Что-то новое?
— У нее другой. Она нашла себе другого.
— И кто же он?
— Губернатор Шубин.
— А… Иван Савельевич. Богатый человек.
Светлана смотрела в стол. Семилетняя война была проиграна. И кому? Светлана недооценила противника.
— Ты думаешь, она бросит Шубина и уйдет к тебе?
— Да. Если я стану свободен, она уйдет ко мне.
— Она не бросит губернатора. Так что будь готов к длинному марафону.
— Ее марафон продолжался семь лет. Если понадобится, я буду терпеть.
— Терпи, только не спейся.
Светлана встала, давая понять, что разговор окончен. Не прошло и трех минут, как жизнь рухнула. Ей хотелось обхватить голову и зарыдать, закричать, выплеснуть из себя волну страданий. Но плакать при Андрее она не будет. Андрей — человек Надьки, и значит — часть Надьки. А от того, что называется «Надька», даже частично, хотелось держаться подальше.
— У меня дела, — сухо сказала Светлана, как будто Андрей был просто клиент банка.
— А ты… ты будешь меня ждать? — по-детски спросил Андрей.
— Как карта ляжет. Искать не побегу, но и запрещать себе не буду. Знаешь, что такое верность? Умение себе запрещать.
Они пересеклись глазами. Глаза у Андрея были больные и тревожные, как у взбесившейся собаки. Ей стало его жалко, но она скрыла жалость к нему по той же причине, что и жалость к себе.
* * *
Андрей ушел из дома и снял квартиру. Теперь он ждал, когда Надька выгонит губернатора. Но Надька не торопилась.
Губернатор был ее ВСЕ. Он любил ее и не мызгал. Просто любил, и все. На любую просьбу отвечал: «Ну конечно, Наденька…» У любящих легко просить, потому что просьбы им в радость.
То, что другим в Надьке не нравилось: алчность, наглость, неразборчивость в средствах, — Иван Шубин воспринимал как творчество и бесстрашие. Надька не боится жизни, пробует ее на зуб. И выигрывает в конце концов.
Женщины, как правило, консервативны, идут по накатанной дороге, всего боятся. А Надька — редкий зверь, пусть даже хищный.
Губернатор — благородный человек. Хоть и политик. А когда рядом живет человеческое благородство, то и самой хочется быть на уровне. Хочется соответствовать. Новое бытие определяло новое сознание.
Движимая новым сознанием, Надька объявила Ивану:
— Я должна деньги. Я хочу отдать долг.
— Правильно, — одобрил Иван. — Деньги смывают обиды.
Надька позвонила жене Рубинчика. Трубку взял Лева. Значит, он был в Москве.
— Привет, — поздоровалась Надька. — Я хочу отдать тебе долг.
Рубинчик молчал, как подавился. А может, он действительно подавился такой новостью.
— Ты удивлен? — спросила Надька.
— Нисколько. Я был уверен, что ты отдашь, — бодрым голосом отозвался Рубинчик.
— Почему это? — не поверила Надька.
— Потому что ты хорошая девочка из хорошей семьи.
Надька задумалась: действительно ее семья была хорошей. Дедушка и бабушка — советская интеллигенция, наивная и доверчивая, которую дурили семьдесят лет. А они верили, как дети, и жили с верой. И как выяснилось, верить в миф — лучше, чем не верить ни во что.
Мать — человек талантливый и трудовой. Отец гуляет по Нидерландам, да и Бог с ним. Она его не знает, так ведь и он не знает свою дочь. Он сам себе подписал обходной лист.
— Ладно, — сказала Надька. — Запиши факс…
Лева прислал по факсу реквизиты своего банка.
Иван Савельевич перевел деньги со своего счета на его счет.
Денежной операцией занималась Светлана.
Все сплелось и связалось в один узел. И даже странно, что такой просторный мир оказался таким тесным.
Возвращать долг Андрею Надька не спешила. Еще неизвестно, кто кому должен…
Надька звонила Нэле.
— Он любит меня, несмотря ни на что. Более то-го — зная все, — проникновенно говорила она.
— Просто он любит ТЕБЯ, — уточняла Нэля.
И это правда. Иван Шубин поднимался по лестнице через ступеньку. Взлетал. В глазах зажглись лампочки. Он был счастлив. И даже перестал ненавидеть своего соперника. Он даже стал его понимать. Власть так желанна. Власть — самый мощный наркотик. Кто познал — уже не соскочит.
