Женька с квартиры съехал, задолженность, естественно, родители погасили, на работу он ходить перестал, с горя в запой ударился, хотя — уж отец-то видел это более чем отчетливо — запой был не настоящий, а вымученный, чтобы разбитому сердцу еще пуще все соболезновали, тогда как до настоящего запойного алкоголизма парню, слава богу, было пока далеко.
А потом, украв у родителей деньги, какие только в доме нашлись, Евгений отправился на поиски своей сбежавшей возлюбленной. Ладно, хоть записку оставил. Родители чуть было на поиски не бросились, но рассудительная дочь Татьяна их вовремя остановила. Мол, дайте же ему наконец повзрослеть. Мол, жизни учиться, это ведь как плавать учиться. Мол, сами виноваты, что вырастили нас идеалистами, к такой жизни совершенно не подготовленными. «Мне, — это уже Татьяна про себя говорила, — чисто случайно повезло, что идеалы хотя б чуть-чуть с реальностью совпали, Женьке пока не повезло — пока не совпали. Однако, — выразила уверенность весьма взрослая уже дочь и сестра, — уверена — не пропадет братик. Закалится зато…»
Вряд ли уверенность всеми уважаемой дочери передалась бы родителям в достаточной степени, если бы Татьяна главный свой аргумент напоследок не припасла: «Да не дергайтесь вы, говорю же! Имею достоверную информацию: Женькину чувырлу ее черножопик где-то между Челябой и Казахстаном бросил, и теперь она раны зализывает в своей деревне Чудиловой, свою родню теперь обжирает, хотя за это, правда, не поручусь, родня ее там не больно-то жалует. И Женька рванул туда… А вы — не вздумайте даже! Я буду вас в курсе событий держать — у нас на работе одна баба оттуда родом, каждую неделю мотается, будет нашим бесплатным агентом…»
Родители смогли суровый приказ дочери исполнить, сумели довольно продолжительное время не дергаться, и сын скоро опять в родном доме нарисовался. Правда, не надолго. Сказал, что работу нашел в одном крупном фермерском хозяйстве почти по специальности, что там они с Наташей будут строить совсем новую жизнь, что жилищной проблемы там никакой нет, абсолютно ничьих изб, не хуже дяди-Аркашиной, навалом, что, самое главное, Наталья на третьем месяце уже. Не уточнил только, пара спланированных посредством мощного компьютера «колобков» в процессе вызревания плода образуется или совсем постороннему маленькому «черножопику» Женька намеревается законным отцом стать. И у Мишки язык на сей раз не повернулся задать сыну наводящий вопрос, хотя чесался.
И, в который уже раз забегая вперед, скажем, что где-то через год непутевая Натаха помрет в мучениях от рака шейки матки — наверное, многочисленные аборты аукнутся ей, но, может, просто судьба, однако вернется Женька не один, Натальины родичи полугодовалого малыша отдадут ему. И будет малыш вроде славянской внешности — ну, копия мамки, — будет именоваться Константином, а Колобов он по крови или не Колобов, этого доподлинно уж не узнает никто никогда. Впрочем, на Руси это никакая не редкость, у нас даже государи императоры Романовы, уж про императриц не говоря, всегда были более чем сомнительных кровей, а и то триста лет правили. Хотя, может быть, они до сих пор бы правили, кабы не такие кровя.
Женька, в конце концов, более-менее терпимо свою личную судьбу устроит и станет абсолютно несомненным — насколько оно вообще возможно — отцом девочки, единственного же, какого ни есть, «продолжателя рода» выпестуют Мария с Михаилом, успеют еще. А зато гарантированный смысл жизни будет им обеспечен до самого конца. Большое, между прочим, дело для того, кто совсем без всякого смысла — не привык, и с непривычки может даже руки на себя наложить. Да, собственно, почти всегда благополучное с виду старичье именно по этой причине добровольно из жизни уходит. Ведь кто бы как бы ни возражал, а сдается, что все-таки оно немного маразматично — на старости лет болтаться по свету в шортах, панаме и сланцах на босу ногу, поминутно фоткаясь посредством фотоаппарата-мыльницы на фоне всевозможной культурно-исторической да природно-экзотической херни. Хотя, с другой стороны, может быть, пожалуй…
И что бы Колобовы только делали — старые ведь уже — без дочери такой, неспроста, хотя и в нарушение обычая, названной именем здравствующей пока, слава богу, тетки Татьяны, самой авторитетной в родне, естественно и непринужденно после смерти родителей присвоившей себе права и обязанности патриарха. Забавно, как она, старенькая уже весьма, во время совсем теперь редких и малолюдных застолий возмущенно вскрикивала слабеньким голоском, если кто-нибудь, забывшись, вдруг вознамеривался произнести первый тост: «Эй-эй, ты чего это — вперед батьки?!»…
Разумеется, повидавшую виды Мишкину «жигу» дочка давным-давно в целости и исправности родителю вернула. Совсем недолго и эксплуатировала ее и при первой же возможности купила собственную машинку «Оку».
Впрочем, Таня давно уже не моталась каждый день на работу и обратно аж за тридцать километров, ибо не зря же Мишка с ее детенышами столь безропотно нянчился, дочь и зять за эти годы самоотверженного, без преувеличения, труда и подобающей рачительности крепко встали на ноги, хотя их явственная «старорусскость» не делась никуда. То есть ни коммерсантами, ни, тьфу, бизнесменами они не стали. Леонид, правда, считался индивидуальным предпринимателем, но у него всего лишь свой далеко не новый «КамАЗ» со временем в собственности образовался, в котором он, как и прежде, порой почти что жил, а Таня все в том же, теперь уже коммерческом банке, так и служила. Притом, судя по всему, неплохо она служила, поскольку бесчисленные сокращения ее не коснулись, более того, вынесли, похоже, на некий уровень, где пошлые, лихорадящие учреждение чистки уже не применяются. Хотя, разумеется, и этот уровень избытком социальных гарантий больше не будет страдать никогда, он, прежде чем избавиться от человека совсем, непременно вымотает ему душу до предела, чтобы обоим расставаться легче было…
Ну, конечно, купили они квартиру в большом городе. Правда, расплачиваться за нее еще лет двадцать, если ничего непредвиденного не произойдет. А если произойдет, так уже не будет — тьфу, тьфу, тьфу — смертельным. Ибо в городскую квартиру столько вложено, что можно, коли потребуется, с нею расстаться, вернуться в родной городок и, не влезая больше в долги, приобрести жилье, которое даже лучше будет. Тем более что поближе к театрам, выставочным залам, фитнес-центрам, боулингам да казино Таня с Леней никогда всерьез и не стремились, хотя, разумеется, время от времени под влияние той или иной моды неопасно подпадали. Пока совсем не повзрослели годам к сорока… Боже, как бежит время Твое — и банальней этой фразы нет ничего, и ничто душу так не царапает, как она!..
Мария Сергеевна, несмотря на свое всего лишь среднее, продержалась в банке аж до шестидесяти. Причем исключительно благодаря немыслимой для молодых конкуренток преданности учреждению и продолжаемому повседневному самосовершенствованию в стремительно меняющемся банковском деле. Она, уже будучи пенсионеркой, умудрилась освоить в пределах служебной надобности компьютер, и даже муж Михаил в полной мере не знал, каких слез, какого отчаяния и какой ненависти к умной машине в частности и техническому прогрессу вообще это стоило. А еще Мария Сергеевна постоянно выписывала несколько газет (чего давно никто не делает), в которых публиковались очередные нормативные акты суетливого нашего государства. И штудировала их, как честолюбивый курсант-первогодок штудирует воинские уставы, чтобы потом непринужденно якобы консультировать не только клиентов и молодых, но чрезвычайно ленивых коллег-конкуренток, а также юристконсульта банка и даже директора самого. Впрочем, почему «даже», если нынешние директора нередко еще менее сведущи, чем их широкого профиля предшественники, в каком-либо конкретном производственно-технологическом процессе, кроме административных многоходовок.
И все же ушла. Гордая Мария Сергеевна не пожелала дожидаться, пока искренне уважающий ее менеджер вынужден будет, мучительно краснея, сказать, что ему невыносимо видеть ее страдания, или другие, но в этом же духе слова произнесет, и ушла существенно раньше, чем ситуация вызрела. Благодаря чему заработала вторые за последние пять лет пышные, теперь уже бесповоротные проводы на заслуженный отдых, что немыслимая редкость и роскошь не только по нынешним временам.
А тут как раз и Мишка пенсионный рубеж одолел. Хотя, разумеется, никому даже в голову не пришло устраивать по этому поводу какие-либо церемониалы, и все бы вышло уныло, серо да буднично, если б сам именинник не расстарался поставить мужикам литру да потом еще литру. После чего еще, злющий, взъерошенный и отвратительно трезвый, не отказал себе в удовольствии сообщить нечуткому, как минимум, руководству об остальных его, руководства, недостатках. Так-то, если б не сообщал, его бы еще поработать оставили, но он работать больше там не хотел, натура его мятежная уже давненько требовала очередных перемен в жизни. Да просто захотелось некоторое время вместе с женой полным государственным иждивением понаслаждаться, оценить — как оно, вообще-то, лично убедиться что, вообще-то, оно вполне хреново, а уж потом — куда-нибудь за сколько-нибудь снова…
