Он рассказал Веронике про свою другую любовь.
***
– А где Вероника? А где Сухинин? – в самый разгар фуршета, кто-то вспомнил о затерявшихся хозяйке и главном виновнике вечеринки.
– Не надо, не ишите, пусть пошушукаются, – заговоршицки подмигивая Бакланову, сказал Митрохин, – женихабтся они, не будем мешать.
Но ВРИО оказался не прав.
Хоть и был ВРИО генерального директора крупнейшего в России и её окрестностях предприятия.
Сухинин совсем не женихался в этот момент с Вероникой. А скорее даже – наоборот, окончательно декларировал конец ее над собой власти.
***
– Я ее полюбил как-то сразу.
Вот увидал в первый раз, как она наклонилась и так естественно, и так по-женски, и так грациозно, как не умеют все эти…
И потом эта белая полоска у нее вот здесь, – Сухинин показал рукою себе на шею и грудь – На себе не показывай, – машинально и каким то неожиданно прорезавшимся у нее басом, сказала Вероника – Вот тут у нее белое, не загорелое, как у всех этих, что из соляриев не вылезают, и поэтому такой женственной она мне представилась, такой что-ли нежно-беззащитной, что я впервые за сорок лет ощутил себя мужиком, морально способным ее защитить.
– И мне ужасно захотелось плотской любви, я буквально завожделел, когда увидал у нее здесь и вот здесь эти белые незагорелые места от купальника,- Сухинин стоял у окна и глаза его были полузакрыты. Он не смотрел на двор, он смотрел в то недавнее свое прошлое, где была девушка Олеся и где в лучах таинственного невидимого света, исходящего от этой девушки, он вдруг избавился от плена Вероникиных чар, – сперва мне захотелось плотской любви, это было так неожиданно, и я даже едва не упал в обморок, – преодолевая подкативший к горлу комок, сказал Сухинин, – и это было такое естественное чувство, как желание напиться воды, когда долго полз по пустынным скалам и пескам, и вдруг увидал чистый источник с водопадом. Но странно, ведь я и прежде жил, и прежде страдал от жажды. Но я не хотел пить, вот в чем была моя беда. Значит я был болен, как бывают больны те люди, которые никогда не спят и многие годы живут без сна. Так и я был болен, что многие годы своей молодости и своей зрелой жизни я не хотел пить. То есть, я не желал плотской любви. А тут. А тут как будто пелена, как будто толстый заскорузлый струп отвалился от души и я вдруг выздоровел. И уже через мгновение после того, как я осознал, что желаю плотской любви с этой женщиной, я встретило ее взгляд. И тогда я понял, что еще и хочу ее душу. Не только ее тело, не только ее грудь, не только полоску незагорелой кожи, но и ее блеск в ее глазах, ее смех, ее улыбку, ее душу…
Вероника тихо плакала.
– Какая я дура! – сказала она и вдруг схватив его руку, прижала его ладонь к своей груди, – какая я дура, прости Господи, – повторила она и сильнее прижимая его ладонь к своей мягкой груди, она искательно снизу вверх посмотрела на него.
И тут он тихонько высвободил свою руку из под ее руки.
***
По дороге домой Сухинин вдруг поймал себя на мысли о том, что он уже давно не мечтал о мести и о справедливом мире, какой бы он устроил, будь в его руках клавиатура Божественного компьютера с помощью которой в реальном мире можно хозяйничать и распоряжаться судьбами людей, стран и народов, как простой игрок-пользователь делает это в мирке детской компьютерной игры "Симпс-2". А ведь раньше, для того чтобы отвлечься от грустных мыслей, для того чтобы поднять настроение после очередного унижения, испытанного им при встрече с Митрохиным или с ныне покойным Пузачевым, он придумывал, как бы наказал своих обидчиков – будь у него Божественная власть!
Ведь сколько раз в своих мечтах он уже предавал их всех позорной публичной казни!
Для облегчения прелюдии своих мечтаний, Сухинин даже придумал некую стандартную трафаретную систему, объяснявшую ему самому, как и почему и откуда у Сухинина такая власть, и кто он сам в этом мире его фантазий. Или он удачливо вступил в контакт с могущественными инопланетянами и за какую-то только им ведомую свою харизму, получил из их рук право по своему разумению управлять этим миром, или в результате какого-то аномального сдвига в первопричинных корневых сферах, где лежат ключи к системам управления главными принципами природы и законами земной механики, он получил вдруг доступ простыми усилиями своей воли управлять земной реальностью, как управляют виртуальным миром, когда играют в аркадные стратегии или в бегалки-стрелялки.
Эх, сколько уже раз в тех выдуманных им мирах, он венчался на царство, провозглашая Москву Новым Третьим Римом, а себя в нем – Императором Всея Великие, Белые и Малые Руси, Князем Финляндским, Ханом Астраханским, Великим Герцогом Макленбургским, Царем Болгарским, Грузинским, и прочая, прочая, прочая… И тогда в его мечтах столица вновь переезжала в любимый Петербург, сам он селился в милом сердцу Екатерининском дворце в Царском селе, а в Пушкинский лицей, что в трех минутах пешком, вновь приглашались ученики из лучших российских фамилий.
И вновь Его указами учреждались полки Лейб-гвардии. На правах Старой гвардии – пехотные полки Семеновский, Преображенский и Измайловский, а на правах Молодой гвардии полки Московский, Финляндский и Лейб-гренадерский Павловский… И так же конные полки, Старой гвардии – Кавалергардский, Его Величества Конной Гвардии "желтых" кирасир, Лейб-Уланский, Лейб-Гусарский, Лейб-Конно-гренадерский драгунский, Ея Величества Конногвардейский кирасирский… И тут благостное мечтательное состояние вдруг вступало в ступор…
А кто будет в том его фантастическом мире – шефом Её Величества Конногвардейского Кирасирского полка?
Ну, то что полк этот на самом деле, как все полки Её Величества королевы Великобритании на самом деле будет не только парадно-конно-цирковым, но на самом деле оснащен по всем канонам и нормам современной армии, Сухинин давно решил и порешил в своих мечтах. Так полки тяжелой Лейб-кавалерии будут на самом деле танковыми полками, а полки легких Лейб-гусар и Лейб-улан будут вооружены по нормам войск быстрого реагирования, то есть представлять из себя десантников российских ВДВ, только на парады и на торжественные дворцовые построения развода караула, садящиеся "на конь" с саблями и в киверах. Да… Сухинин уже для этого всего и судьбу Марсового поля в своих мечтах предрешил. Не будет там больше никаких стенок с беспомощными стишками Луначарского. Будет только поле для парадов гвардейской конницы…
Ой, ах, да! Забыл и не решил, как быть с Её Величеством?
Так кто же будет шефиней Её Величества Лейб-Кирасир?
Прежде с этим вопросом в голове у Сухинина не было никакого затыка.
Вероника должна была стать Государыней, и соответственно со всеми вытекающими, её лейб-кирасиры, когда примутся снова петь свой куплет – "кирасиры Её Величества не боятся вин количества", должны будут думать о Ней… О Веронике.
Но теперь-то все переменилось, теперь он выздоровел.
Теперь – то Государыней должна бы была стать Олеся…
Но вот интересная штука – обретя в своем сердце Олесю, Сухинину теперь не хотелось представлять свою возлюбленную Государыней-императрицей. Да и себя боле не хотелось представлять владыкой мира. И Митрохина с Фридрихом Яновичем не хотелось больше казнить – ни в недрах Лубянки, ни на Лобном месте на Красной площади, ни на дворике возле Арсенала, где вешали Пестеля с Рылеевым…
Пускай себе живут!
Любовь и порядок.
***
Ловко я придумала. Дядя Вадя сидит в СИЗО. Меня как потерпевшую вчера на допрос к следователю вызывали, следователь сказал, что дяде Ваде светит добрый срок.
Жалко дядю Вадю? Ничуть не жалко! Ему жалко мне было мобильный телефон подороже на Новый год купить, да он едва от жабы не задохнулся, когда я про дорогой коньяк заикнулась, норовил меня самогоном каким-то напоить, вместо Хеннеси!
Зато мы с Алёшей быстро подружились. Кто Алёша? Я спрашивала его, но он как-то увиливал от ответа. По-моему, он бандит. Как из тех старых времен, когда они по рынку в Коньково в спортивных костюмах расхаживали, только теперь он вроде в фирме какой-то работает охранником что ли?
Одно я вам скажу, девочки: с молодым парнем куда как веселее и проще, чем с проблемным стариком, у которого башка полна тараканами. И чем пустее голова у любовника, тем лучше! Вот мой Алёшка притащился прям ко мне, водки принес, по-простому, по рабоче – крестьянски, без всяких там выкрутасов и политесов… Секс, кстати, очень качественный получился.
А как мы потом хохотали, лёжа на кровати, как мы хохотали, когда вспоминали, как моего дядю Вадю в милицию сдали!
Алёшка – разбойник, потом порнушку на ди-ви-ди принес, мы смотрели…
Ой!
***
Какой уже день сижу… Кошмар… Не прерывающийся, не проходящий кошмар. Когда утром, разум мой еще балансирует на грани сна и бодрствования, я еще надеюсь, что вот открою теперь глаза, а я дома, на диване, а не в камере… Однако, я еще не открыл глаз, но уже слышу, что напрасно обманывался. Звуки общей камеры СИЗО, очередь к унитазу-параше, чей-то мат, чьи-то копошения на шконке, чьи-то ехидные смешки, чей-то тубернкулезный кашель…Боже! Когда это кончится? За что мне это?
