Два длинных гудка – и судно медленно отвалило от причала. Хитоси предпочел не подниматься на палубу. Скинув башмаки, он отдыхал в каюте, с наслаждение? расправляя пальцы ног и созерцая два своих сундука, поставленных один на другой напротив иллюминатора. Сундуки, казалось, о чем-то задумались, уставившись куда-то в направлении линии горизонта.
Таможенные процедуры оказались пустячными, служащий пробормотал лишь несколько формальных вопросов. В сундуках никто рыться не стал, даже не открыли. Выставив вперед паспорт, Хитоси в сопровождении носильщиков поднялся на борт, под ногами блеснула полоска воды, не вызвав у него никакого признака пресловутого головокружения. Он предъявил билет, и вот его уже с поклонами провожают до двери каюты.
– Вам предстоит приятное путешествие, господин Сога. Долгий и приятный рейс. Всего вам наилучшего!
Порт Иокогама печально замер под дождем. Тоской веет от красного кирпича гранд-отеля «Бунд», прокопченного промышленным дымом. Городская застройка с трудом просматривается сквозь пелену падающих с неба капель. Снова раздались судовые гудки, отозвавшиеся каким-то шумом и ликующими возгласами части пассажиров. Иностранцы… Невоспитанное хамье!
Два эсминца на рейде. Палубные надстройки омыты дождем, стволы орудий напряженно застыли в состоянии эрекции. В последнее время все чаще слышишь о миноносцах и контрминоносцах, о торпедных катерах и охотниках за торпедными катерами. Мир прошел сквозь сумасшедшие двадцатые и мрачные тридцатые годы. Страну ударил кризис, правительство без конца повышает военные кредиты, резонно рассуждая, что чем больше в стране солдат, тем меньше безработных. И то дело! Хитоси оскалил зубы в кривой ухмылке. Тем меньше разворует это министерское жулье.
Судно набирало скорость, начало слегка зарываться носом, качка усилилась. Пока ничего страшного, но на всякий случай Хитоси принял предусмотрительно прописанные таблетки, запив стаканом воды. Все эти истории о пассажирах, страдающих морской болезнью, о неудержимой рвоте…
В желудке булькала вода, Хитоси решил пройтись по верхней палубе. Дождь почти прекратился, в небе показались просветы. Пассажиры начали закрывать зонты, стряхивая воду на соседей. Свежий ветер развлекался, срывая с людей шляпы и бросая соленые брызги в глаза. Еще засветло пароход обогнул мыс Миура и устремился в необъятную ширь Тихого океана.
– В Европу? Да что он там потерял, у этих дикарей! – ворчала мамаша Сога в своей чистенькой больничной палате. Внезапная болезнь заставила ее бросить покупателей. Образцовая невестка, супруга Сога, примчалась в больницу со щедрыми подарками для медиков и услышала диагноз:
– Острая пневмония. Эта женщина слишком много для своего возраста работает.
Мамаша Сога возмутилась и категорически заявила, что она вовсе не старуха, но медики настаивали, чтобы она отказалась от трудовой активности по меньшей мере на три месяца. За все время работы своей лавки она не знала ни дня отдыха, и эта рекомендация показалась ей тяжким и несправедливым приговором. В каждое посещение дочь Ивасаки выслушивала жалобы свекрови:
– Я от скуки дохну в этой чертовой больнице. Кисну, как крыса в бочке саке.
– Нет-нет, вам непременно нужно отдохнуть. Все знают ваше трудолюбие, но со здоровьем шутить нельзя. Нужна пауза, врачи правы. Хитоси тоже так считает, он очень о вас беспокоится.
– Как же, места себе не находит от беспокойства! За все время ни разу не заглянул. Все время там проводит, на краю света.
– Ну какой же это край света? Можно сказать, совсем рядом. Железную дорогу продлили, шоссе отремонтировали, пристань привели в порядок. Теперь до Сога рукой подать. Местность преобразилась. Видели бы вы дома, которые там теперь строят… И все благодаря Хитоси, он обладает даром убеждения.
– Да, «убеждение» в конверте сует в нужную лапу.
– И ежегодный фестиваль пользуется успехом. Вся округа на него сходится, издалека люди приезжают. И долго потом вспоминают. Храм Сога, фестиваль Сога… Тысячи посетителей. Но работы много. Хитоси едва дома показывается.
– Конечно, все время с этими жуликами, со священниками. А теперь вокруг света подался, к белым варварам. Только для матери родной времени не находит.
– Что ж поделаешь, он уже не мальчик. Тридцать восемь лет. Солидное положение…
Мамаша Сога примирилась с существованием невестки. Сначала она обижалась на сына, одарившего ее этой кривлякой-ломакой с запечатанным чревом и страшными родителями. Хитоси, все время чем-то где-то занятый, оставался вне досягаемости, и мамаша Сога утешалась присутствием его жены, чувствовала себя таким образом ближе к сыну.
Что ж, она неплохая девчушка, решила мамаша Сога. Терпеливая, умеет с людьми ладить. Вон как фрукты очистит, нарежет, прежде чем больной подать. Внимательная, часто заглядывает. И этого шалопая все время оправдывает.
В конце концов мамаша Сога полностью отказалась от всякого рода шуточек в адрес невестки, от мелких уколов, едких замечаний, в отдельности безобидных, но в совокупности ведущих к осложнению в отношениях, к депрессии и даже к мыслям о самоубийстве.
– Вы слишком добры ко мне, – улыбалась дочь Ивасаки, подтянув рукава своего роскошного кимоно и разрезая арбуз.
– Ох, дочка, да ведь, кроме тебя, ко мне никто и не заглядывает. Коль я тебя обижу-а баба я склочная, надо признать, – так кто ж меня навестит? Останется только со здешними калеками да с санитарками сплетничать.
– Хи-хи-хи, смешная вы. Не то что Хитоси. Я люблю его и уважаю, но нельзя не отметить, что уж слишком он серьезный.
– Да, из него сильнодействующее снотворное получается. Веселый, как факельщик похоронного бюро. Но все ж хороший парень, хороший. И чего его в заграницу потянуло?…
– На конференцию в Германию, в Гёттинген.
– Гёт… Это что, бумеранг такой?
– Нет, это университет, очень известный, знаменитый. Разные науки, математика… Там состоится международный симпозиум, Хитоси от Императорского университета.
– Ас матерью все равно надо было попрощаться. Все-таки я его не таким растила. Не узнаю я его. С тех пор как с этими жуликами связался…
Тут болезнь напомнила о себе. Мамаша Сога разразилась хриплым кашлем, после чего отхаркалась в лежащий рядом уже неоднократно использованный платок.
– Матушка, вам нужно поскорее выздороветь.
– Не беспокойся, дорогая, выздоровею хотя бы для того, чтобы надрать задницу этому негодяю, как он из своей Германии заявится.
Она заела свой кашель куском рыбного паштета и вздохнула:
– В такое время по свету разъезжать… Все эти толки о войне…
«…дедукция – рассуждение от общего к частному; индукция – рассуждение от частного к общему; абдукция – выбор наиболее вероятной гипотезы; интуиция – прямое и непосредственное знание без использования рассуждения… разные методы – разные результаты.
Христиане уверены, что Вселенная создана Богом, создана из ничего посредством всесильного Слова Божия. Задача верующего – достичь согласия с учением, провозглашенным Создателем и записанным покорными Ему пророками. Истина открывается откровением, вся церковная наука отмечена противопоставлением добра и зла. Воздержание, простота, набожность – добродетели, ведущие в рай; зависть, роскошь, гордыня, прегрешения – дорога в ад. Доступ к познанию, открываемому и охраняемому церковью, обусловлен отказом от земных радостей.
Буддисты уверены, что Вселенная есть печальная иллюзия, ментальная аберрация (своего рода заскок разума), материальный осадок заблуждений духа. Единственная возможность избавиться от этой иллюзии – разорвать цикл возрождений, достигнув просветления. Мировая истина достижима лишь посредством процесса отстранения, отрицания в принципе идеи позитивного абсолюта. Надежда – лишь аспект страха, радость – фигура страдания, все воспринимаемое ощущениями – лишь видимость. Для освобождения необходима полная отрешенность, медитация, подразумевающая отказ от плотских услад.
Рационалисты уверены, что Вселенная состоит из специфических предопределенных комбинаций элементов, а задача исследователя состоит в раскрытии загадок космоса, придании смысла тому, в чем смысла нет. Познание мира представляется как наблюдение и анализ фактов: четыре молекулы под воздействием солнечной энергии создают жизнь, простые электроны передают симфоническую музыку на другую сторону планеты… Теория подтверждает опыт и поверяется опытом. Научная работа поглощает исследователя и отрывает его от мирских удовольствий.
Реализм церкви против номинализма схоластиков, доктрина среды против доктрины сознания, классическая грамматика против современной математики… Научные споры порождаются не ошибками в рассуждениях, а различием в подходе, в методе. Все зависит от господствующей точки зрения. Как только структура, даже самая жесткая, допускает плюрализм мнений, мир взрывается от множества истин. Вымирание буддизма, исчезновение схоластики вели к воцарению иных истин, тех, которых придерживалось большинство сторонников. В конфликте истолкователей верность исследования весит меньше, чем его оригинальность и напористость его защитников.
