– Хм-хм, хрен с тобой, конечно, только парень ты вроде нормальный. Но у тебя мало опыта. Жизненного. Может, призовешься на годик в армию? Я тебе сейчас все расклады открою – не пропадешь!
Я уклончиво покачал головой.
– Ну да. Фигню сморозил. – Он разозлился то ли на меня, то ли на себя, но почти сразу вернулся к размышлениям вслух. – Тебе бы походить на рукопашный бой. Я секцию тут веду. Так ты из другого города… А то – фактуру бы пощупал, подрался бы, а?
Я развел руками.
– Грохнуть тебя? Так что толку. Тебе ведь до сих пор, наверно, только поджопники давали, а ты уворачивался?
Я засмеялся, причем абсолютно искренне.
– Э-эх, мудило! Ладно. Знаю я, как тебе помочь, – и мужичок дружески, однако крепко ткнул меня кулаком в плечо. – Слушай сюда. Сейчас я тебе кое-что покажу. Условие: я могу предположить, лишь как все начнется, но чем закончится – куй его знает, товарищ майор. Ты как? Можешь и отказаться, конечно. Можешь… Но только – сколько же можно дрочить?
И рукопашник развел руками так, что я понял: если откажусь, остатки моей жизни, и правда, пройдут напрасно.
– Да, конечно, я согласен.
– Ага-га, – опять несколько глумливо и на этот раз недобро рассмеялся человек в камуфляже.
Обитатели соседнего столика, трое мордоворотов в кожаных куртках, не очень дружелюбно посмотрели на нас. Но мой сосед не удостоил их ответным взглядом. То ли обидевшись, то ли по какой-то другой причине они почти тотчас же вышли из рюмочной.
– Эх, знал бы ты, под чем подписываешься. Ну, лады. Слушай сюда. Сейчас я бахну, – бородач показал мне на стакан. – Посидим, помолчим минутку. Потом сразу пойдем на улицу. Дальше действуй по своему усмотрению, на сколько сил хватит.
– Все?
Мужик кивнул, поднял стакан и даже произнес тост:
– Живы будем – не помрем, а помрем, и куй с ним. Далее в ход пошел последний огурчик. Бородач лукаво посмотрел на меня:
– Знаешь, что главное в танке?
– Что? – с искренним интересом осведомился я.
– Не бздеть.
5
– Пошли, – скомандовал он ровно через минуту.
И мы пошли.
Для начала странная пара – долговязый и сутулый и невысокий и кряжистый типы – покинула пределы рюмочной.
Мы остановились у входа, на оббитых ступеньках. Здесь было чуть чище и пахло чуть лучше, чем внутри. Метрах в двадцати от крыльца раздавалось лошадиное ржание. Там перекуривали наши давешние недоброжелательные соседи.
– Дальше не ходи, – приказал мой новый и все более таинственный знакомый.
Я обескураженно пожал плечами, но мужичок в камуфляже уже шел вразвалочку к курящей компании.
– Это что еще за х… в говне? – раздалось со стороны амбалов.
Они даже перестали смеяться. Двое из троих запулили хапчики в сторону крыльца (ну и в мою тоже). Третий сигарету не выбросил, а лишь вынул из губ, держа за фильтр большим и указательным пальцем левой полусогнутой руки. Затем прочистил горло, смачно харкнул прямо под ноги вплотную подошедшему к нему рукопашнику. Снова засунул сигарету в губы.
Мой знакомец остановился на краю мутноватой лужи в выбоине бетонных плит и в глубокой задумчивости уставился на желто-зеленый плевок под ногами.
– Сказать, мля, нечего? – поинтересовался курящий.
– Вот… Из-за этого-то все и происходит, – грустно пробормотал камуфляжный мужичок, удрученно качая головой.
– Че сказал? – хором рявкнули двое без сигарет.
– Я говорю: из-за таких, как вы, русских и называют свиньями! – громко и внятно произнес камуфляжный.
Возникла неловкая, но короткая пауза.
Мордоворот, стоящий по центру, выплюнул сигарету, которая, задев куртку возмутителя спокойствия, упала в лужу и зашипела, а потом так же легко опрокинул в лужу и самого возмутителя почти незримым ударом кулака.
– Че скажешь? – поинтересовались бугаи, стоящие по краям мордоворота, у камуфляжного, который лежал в воде, пуская кровавые пузыри.
– Вали отсюда, – приказал мне центровой.
Я заскочил обратно в рюмочную, подождал тридцать секунд, а потом снова приоткрыл дверь.
– …раз на раз, – тут же донеслось до меня.
Бородатый с трудом, но вставал на ноги.
– Ты че, не слышал про Жбана? – делая боксерскую стойку, орал центровой.
– Не слышал, – меланхолически и шепеляво ответил бородатый. – Мало ли чудаков…
Жбан взревел и вторично положил бородатого в лужу.
Крайние дернулись, но Жбан остановил их властным жестом.
– Ща я сам его отхерачу.
– Бить не умеешь, пидарас, – еще более шепеляво пробормотал бородатый из лужи.
Жбан взревел и всем своим немалым весом обрушился на моего знакомого.
Его спутники наклонились к луже, словно снимали происходящее на камеру.
После десятка ударов бородатый что-то промычал.
– Че сказал? – остановил в воздухе свою руку Жбан.
– Гвардейский восемьдесят первый полк! – едва внятно забулькал бородатый.
Жбан с тоненьким визгом обрушил на него свою пудовую руку.
Я ринулся к кассе и потребовал:
– Срочно вызовите милицию! Человека убивают!
Кассирша невозмутимо и не торопясь пошла в подсобку.
Я резко выдохнул и выбежал на улицу.
– О! – словно обрадовались мне двое, оттаскивавшие Жбана от моего бородатого знакомого. – Забирай его, и валите оба отсюда!
Я кивнул и стал поднимать тело в камуфляже из лужи, которая стала мутно-красной.
– Живой? – походя, спросил я.
Бородач с трудом разлепил глаза и пожал плечами:
– Живой. А что мне сделается? – скорее угадал я по его распухшим губам, чем услышал.
Жбан рванулся, но кореша крепко, уже по-настоящему держали его за плечи.
– Всё, валите-валите, – уже совсем миролюбиво сказал один из них.
А второй так и просто дружески хлопнул меня по плечу.
– Так! Никто никуда не валит, – раздалось у нас за спиной. – Лейтенант Бобриков. Ваши документы.
6
Появившиеся вслед за Бобриковым из простецкой, но с мигалкой буханки другие люди в форме несколько уравновесили ситуацию.
Мордовороты были выше бородатого, но одной с ним комплекции. Я был выше мордоворотов, но гораздо дохлее их и бородатого. Бойцы были выше меня и здоровее мордоворотов.
– Документы, – уже гораздо категоричнее потребовал Бобриков.
Мы потянулись к карманам.
Мой паспорт блюстители порядка пролистали невнимательно и недоуменно. Вообще на протяжении практически всего нашего знакомства они меня игнорировали, что, однако, нисколько не обидело рассказчика.
А вот на документ бородатого – мужчины в форме посмотрели куда как с большим интересом.
– Ого! – воскликнул Бобриков, листая книжечку в коричневой обложке. – Когда угораздило?
– В самом начале, – прохамкал кроваво-бородатый.
– Эх! – ностальгически воскликнул Бобриков, взяв в руки еще три коричневые книжечки. – Прямо праздник какой-то получается. А вы давно с юга?
– Вторая кампания, – пробубнил за всех Жбан, массируя при этом костяшки левой руки.
– Ну дак чего, парни, – пожал плечами Бобриков. – Может, тогда и всё? Встретились ветераны – разошлись ветераны.
– Да конечно всё, – промычал мой знакомец.
– Не будешь подавать? – дружелюбно спросил у него Бобриков.
– А на что тут подавать-то? – пожав плечами, уже более внятно удивился потерпевший. – До слез не натыкал, дрищ.
– Ты, ссссука! – Жбан, растолкав патруль, рванулся к нему и положил бородатого в лужу третий раз.
И снова возникла неловкая пауза. На этот раз совсем короткая.
– На хер пошли отсюда вы, оба, – зло прошипел Бобриков бородатому и мне, пока его подчиненные легко, словно большие мягкие игрушки, закидывали троицу наших давешних соседей в «буханку».
7
– Извини, братуха, – весело и заговорщицки шепелявил бородатый, пока мы скорым шагом выходили из злополучного закутка к рюмочной. – Не могу без встряски. Семья, дети, работа – но пару раз в год надо. Просто НАДО!
Выйдя на проспект, мы остановились. Я перевел дыхание, бородач размазал по лицу кровь, подтекавшую из рассеченной брови.
– Слушай, отведи душу. Вернись, глянь, что там, а?
Я нехотя поплелся назад.
Забегая вперед, скажу, что бородатый не дождался меня. Видимо, возвращение к рюмочной было нужнее мне, чем ему.
8
Смеркалось. Издали я увидел, что салон машины освещен изнутри. До меня донеслись звуки, напоминавшие о роли мужчины во время предпраздничной уборки. В окне мелькали руки с дубинками.
– Димка Лебедь умер как герой. Он вытолкнул из-под колес автобуса своего ребенка и был убит страшным ударом железного механизма прямо в грудную клетку. Ребро Лебедя, сломавшееся от этого удара, пронзило ему сердце…
– Не знаю, не знаю, – качает головою мой сегодняшний собеседник. – Я слышал совсем другую интерпретацию этой истории. Лебедь был просто пьян. Очень пьян, как обычно. А его смерть раздули и, как это называется…
– Мифологизировали, – подсказал я.
