— Ты ничего в жизни не добьешься… Нормальная девушка за тебя замуж не пойдет… Тебе лучше не иметь детей…
Слова, как капли дождя, еле слышно падали с его губ.
— Отец? Мать? — осторожно спросила я.
— Нет, — ответил он, вернувшись обратно на землю. — Автокатастрофа. Детский дом. Приемная семья…
Первым моим желанием было обнять этого несчастного, потерявшегося в далеком детстве ребенка. Он нес в себе такой заряд ненависти и боли, что никому на свете не был нужен. Если бы он был собакой, его бы, скорее всего, усыпили…
— Что делать будем? — спросила я. — Мыши, конечно, существа вредные, но оставлять мучиться любое животное — бесчеловечно, а убивать — рука не поднимется. По крайней мере, у меня. — И у меня! — закивала Брыся. — Давай ее спасем! — Ну, мам-а-а! — загнусавила Брыся самым противным голосом, на который была способна. — Я хочу посмотреть, как она е-е-ест! Давай дадим ей сы-ыра-а! Может, она рот вытирать умеет? А то мы зайца так и не нашли, чтобы спросить про ро-от! А тут — хоть посмотрим!— Мне очень жаль, — сказала я и сжала в ладонях его крупные, красивые руки.
Мы долго молчали. Выражение его глаз постепенно смягчилось, ненависть сменилась тихим отчаянием.
— Я дам вам адрес очень хорошего психотерапевта, Поль, — сказала я, доставая из сумки карандаш и блокнот. — Он вам поможет.
— А вы? — спросил он.
— Нет, — покачала я головой, — я не смогу. Я бы очень хотела, но не смогу. По разным причинам. Единственное, что я могу для вас сделать, это пристроить Роджера к моим друзьям, пока вы будете разбираться со своими проблемами.
Он кивнул:
— Неплохая идея. Я и сам уже начал подыскивать ему новых хозяев. Но кому он, такой, нужен?
— Они с радостью возьмут его. У них три джека, они умеют с ними обращаться. Позвонить?
— Позвоните, — кивнул он, — я думаю, так будет лучше для всех.
Мы допили давно остывший кофе. Поль немного оживился и даже улыбнулся, прощаясь. Листочек с адресом психотерапевта он бережно вложил в свое модное портмоне.
— Завтра я вам позвоню, — сказала я, прощаясь. — Если они не согласятся приехать, я сама заберу Роджера и отвезу к ним. Идет?
— Идет, — кивнул он. — Ну, я пошел? До завтра?
— До завтра…
Он быстро пересек площадь и скрылся в какой-то подворотне. Я заплатила за кофе и пошла за машиной, припаркованной у подножия наполеоновского дворца. Машинально разглядывая по дороге витрины кафе и магазинов, я вдруг заметила разрисованную неприличными словами афишу очередного розыгрыша «лото-миллион», обещавшую лот в пятнадцать миллионов евро. «На эти деньги можно построить приют, реабилитационный центр, дом для престарелых собак» — пронеслось в голове.
Я зашла в это кафе и купила голубой лотерейный билетик…
21.
Потому что все испугались
Едва я открыла дверь, как Брыся выкатилась мне под ноги с криком «Ну как?!». Видимо, все это время она просидела у двери.
— В целом, нормально. Завтра я заберу Роджера и отправлю его к друзьям, на юг…
— Ты его сюда принесешь? — заволновалась она. — А вдруг он и меня укусит?
— Нет, я возьму клетку, поеду к Леруа, а оттуда сразу на вокзал.
— А-а-а… Тогда ладно, — успокоилась Брыся. — А хозяин?
— Будет разбираться со своими проблемами. По-моему, он понял, что это необходимо.
— Скажи, а почему он его бил?
— Потому, что его тоже били в детстве. Он несчастен, поэтому и агрессивен.
— А «зазаборные», получается, тоже несчастные? — совершенно неожиданно спросила Брыся.
— Конечно, — ответила я, — все агрессивные несчастны.
— Откуда ты знаешь? Может, они, наоборот, счастливые?! Службу несут, дом охраняют, хозяева ими довольны…
— Знаешь, — ответила я, — если тобой кто-то доволен, это еще не значит, что ты счастлив. Понятно?
— Кажется, да… Например, если я поймаю мышь и притащу ее домой, я буду счастлива, но ты будешь недовольна. Зато ты будешь довольна, если я совсем не буду ловить мышей. Так?
— Именно, — улыбнулась я. — Кстати, у меня для тебя новость. Насчет Чемпионата. К нам на подмогу едет Марина!
— Какая Марина? — озадаченно спросила Брыся.
— Помнишь, ты жила в питомнике? Хозяйку питомника звали Марина.
— А-а-а! Вообще помню, только запах забыла. Понюхать бы… Тогда точно вспомню!
— Вот приедет, тогда и понюхаешь! — сказала я. — А пока будем тренироваться…
На следующее утро, захватив старую клетку-переноску, я поехала забирать Роджера. Поль жил в красивом доме с огромным ухоженным садом, в котором цвели фруктовые деревья. Садовые дорожки были покрыты серебристым гравием, а на клумбах уже пробивались ранние весенние цветы.
Поль вышел встречать меня к калитке. Он был небрит и всклокочен, белки глаз пронизывала сеточка лопнувших сосудов. Одетый в мятую рубашку и рваные, в пятнах, джинсы, он производил впечатление бродяги, случайно попавшего на чужую, недоступно богатую территорию.
— Не обращайте на меня внимания, — извинился он, — я всю ночь не спал. Думал.
— И что надумали? — осторожно спросила я.
— Что пойду к психотерапевту, но Роджера не отдам. Я знаю, что плохо с ним обращаюсь, но я буду стараться. Отдать — это легче всего.
— Охотно верю, — кивнула я, поддерживая эту неожиданную инициативу. — А можно мне взглянуть на Роджера?
— Конечно, — охотно отозвался он, — подождите, я сейчас его выпущу. В дом не приглашаю — у меня не убрано.
Едва он скрылся за дверью, как оттуда тотчас донесся истошный лай маленького джека. Видимо, он был заперт на кухне. Я на всякий случай вышла за калитку, и не напрасно: Роджер пулей вылетел из дома и бросился к самой широкой щели в заборе, откуда удобнее всего лаять на прохожих.
— Ну, и чего ты орешь? — спросила я, как только он просунул оскаленную морду между прутьями. — Ты же меня укусить не можешь. Тогда чего орать?
— Потому и ору, — проорал Роджер, — что укусить не могу!
— Ясно, — ответила я. — Слушай, а у меня к тебе дело!
— Дело?! Что за дело? — Джек от неожиданности присел на свой куцый хвостик. К нему, видимо, еще никто не приходил по настоящему делу.
— Тебя хозяин бьет?
— Ага! — закивал он. — Еще как лупит! Говорит, что я по-другому не понимаю.
— А ты правда не понимаешь?
— Понимаю, но объяснять нужно долго. А у него терпения не хватает, — он тяжело вздохнул.
— Я думаю, он скоро изменится, — сказала я и, просунув палец сквозь решетку забора, почесала его за ухом. — Я буду тебя навещать раз в неделю, а ты мне будешь рассказывать, бьет он тебя или нет. Идет?
— Идет! — ответил Роджер. — А меня от него не заберут?
— Нет, он не хочет.
— Вообще-то он хороший, просто у него терпения не всегда хватает…
— Значит, договорились?
— Договорились! — ответил он и потрусил обратно на кухню.
Я вернулась к Леруа.
— О чем это вы там шептались? — спросил он настороженно.
— Я попросила его рассказывать мне, если вы будете его бить, — призналась я.
Он только пожал плечами, видимо, больше не сомневаясь в правдивости моих слов.
— Когда пойдете к психотерапевту, — продолжила я, — вам станет понятно, почему вы бьете тех, кто вам дорог. А пока постарайтесь, пожалуйста, сдерживать свой гнев. Я дам вам книжку про обучение с помощью положительной мотивации. Вот увидите: затягивает, как покер…
Мы попрощались, и я поехала домой. Я чувствовала, что Поль не врал, но до полной победы было еще далеко. Он с детства усвоил, что единственный способ мотивации окружающих — это побои и оскорбления. Теперь ему предстояло осмыслить относительность этого способа общения с окружающими, что вполне очевидно в теории, но невероятно трудно на практике. Я мысленно пожелала ему удачи.
Вернувшись домой, я пересказала Брысе наш разговор. Она покачала головой:
— Если бы Роджер не вцепился тебе в ногу, хозяин продолжал бы его бить. Так?
— Так, — грустно согласилась я.
— И где же тогда справедливость? — вздохнула Брыся. — Нет свидетелей — нет преступления. Он же никому не может рассказать, что его лупят?
— Никому, — подтвердила я. — Но некоторые могут увидеть и вмешаться.
— А могут и не вмешаться, — мрачно подытожила Брыся. — Если никто не видит, бей собаку, сколько влезет! Все равно она никому не скажет!
— Брыся, — сказала я, — а может, не все так безнадежно? Смотри, сколько существует людей, которые любят собак, заботятся о них…
— Мама! — возмущенно воскликнула Брыся. — Ты не понимаешь о чем я тебе говорю! Хозяин Роджера — жертва воспитания. Значит, Роджер — жертва жертвы воспитания? И кто тогда в ответе за то, что хозяин Роджера его бьет? Воспитание?
