— Хозяин Роджера. Если человек способен осознать свои собственные проблемы, он сможет изменить свое поведение. Легче всего искать для себя оправдания — «в детстве меня били», «я рос без отца». Это может быть причиной, но никак не оправданием недостойного отношения к окружающим.
— Значит, нужно всегда вмешиваться, если кто-то лупит собаку! — воскликнула Брыся, делая ударение на слове «всегда». — Так?
— Так, — ответила я.
— Тогда почему никто не вмешался, когда он бил Роджера на выставке?
— Потому что все испугались.
— Но почему? — с отчаянием в голосе закричала Брыся. — Почему?!..
Этот разговор так и не был окончен. Я не смогла объяснить Брысе, почему люди могут плохо обращаться с животными и не нести за это никакой ответственности. Почему в странах, считающих себя цивилизованными, все еще существуют зоопарки, хотя уровень современной фотографии и видеосъемки позволяет увидеть любое животное в естественной среде, не сажая его за решетку. Почему до сих пор существуют цирки, где тигров заставляют прыгать через обручи, слонов — садиться на тумбы, а медведей — крутить педали велосипедов. Почему человек продолжает обращаться с животными, как с игрушками, и получать от этого удовольствие.
22.
Упитанный кокер — это самая лучшая фигура!
Наступило лето. Подготовка к Чемпионату Франции шла своим чередом: Марине дали визу, и она должна была прилететь к нам за четыре дня до выставки. На этот раз местом проведения Чемпионата был выбран Лион, до которого нам надо было ехать километров пятьсот.
Брыся засыпала меня вопросами по поводу организации выставки, путешествия, прически, количества еды и «мати-вации», которые нам предстояло взять с собой в поездку.
— Брыся, — говорила я, — не забывай, что ты едешь туда не одна. С нами будут Марина и Ричард, ее лучший пес. Тебе придется считаться с окружающими и делиться едой.
— Ну вот, — расстраивалась Брыся, — мало того, что я не помню никакого Ричарда, я еще почему-то должна делиться с ним едой!
И вот настал долгожданный день. Я поехала в аэропорт встречать Марину, наказав Брысе смотреть в окно, махать хвостом и думать о контексте.
— Ладно! Буду махать! — согласилась Брыся. — А игрушки прятать?
— Не знаю, это твои игрушки, решай сама.
— Я тогда спрячу половину, а то вдруг он их все порвет? А так мне хоть половина останется…
Когда я приехала в аэропорт, обеспокоенная Марина металась между лентами, по которым скользили разноцветные чемоданы. Группа русских туристов, прилетевших тем же самолетом, бегала вслед за ней, полагая, что человек, шагающий такой уверенной походкой из одного конца зала в другой, наверняка знает, куда идет.
Наконец, багаж был получен, но собаки все не было. Марина волновалась и жестами показывала мне, что она в полном отчаянии. Вдруг я услышала лай Ричарда, который раздавался совсем-совсем близко. Я показала Марине, в какую сторону надо бежать…
Освобожденный из клетки Ричард повис у хозяйки на шее, пытаясь покрепче обхватить ее лапами, чтобы она больше никогда и никуда от него не ушла. Казалось, что его много лет держали во вражеских застенках. Он плакал навзрыд и жаловался на судьбу. Работники таможни вытирали слезы умиления.
Когда поцелуи закончились и мои гости вышли из заветной двери, отделяющей земной мир встречающих от воздушного мира путешествующих, мы поехали домой. По дороге Ричард что-то тихонько бормотал на заднем сиденье, а мы обсуждали перелет, погоду, природу и мелькавшие мимо деревни.
Подъехали к дому. Из распахнутых окон доносились громкие звуки электрогитары: ЖЛ что-то репетировал. Брыся спала, свернувшись клубком на диване.
— А-а-а! — как можно громче заорал Ричард, едва войдя в дверь. — Это кто это тут живет? Выходи!
— Я! А что? — мигом проснулась Брыся. — Что такое?
— Ты — это кто? — вместо ответа рявкнул Ричард.
— Я — Брыся… А чего ты так орешь-то?
— Страшно! — клацнул зубами Ричард и утробно рыкнул, видимо, на всякий случай.
Брыся одним прыжком взлетела на спинку дивана.
— Ты чего? С ума сошел? — округлив глаза, заорала она. — Я ж упасть могу! В обморок! Хлоп — и нету!
Она театрально закатила глаза и упала на сиденье с другой стороны, совершенно пропав из виду. Ричард попытался запрыгнуть на спинку дивана, но, не имея нужных навыков, растянулся на полу.
— Хи-хи! — покатилась от смеха Брыся, внезапно появившись на спинке. — А вот и не умеешь! Смотри, как просто!
И она, соскочив на пол, тут же, одним прыжком, взлетела обратно. Довольная собой, она пробежалась взад-вперед по узкой спинке, показывая, как легко далось ей это упражнение.
— А я тебя сейчас ка-а-а-ак укушу! — гневно заорал Ричард. — Сукам запрещено смеяться над кобелями! Чего ржешь-то?
— Ага! Укусит он! — захихикала Брыся с безопасной высоты. — Забыл, что ли, как я тебя на даче за уши таскала?
— Э-э-э… — Ричард сел на пол и недоуменно покрутил головой. — Брыся, это ты что ли?
— А кто ж еще! — завопила Брыся и прыгнула на него сверху. — Я тебе сейчас все уши поотрываю!
Обе собаки, радостно визжа, покатились клубком по полу. Мы же, понаблюдав за ними еще несколько минут, пошли на кухню ставить чайник. Не успели мы устроиться поуютнее, как они примчались к нам, и Ричард тут же сунул нос в Брысину миску:
— Где тут дают еду? Я с утра ничего не ел. Аж живот болит.
— И у меня! — тут же встряла Брыся. — Прямо с ног валюсь от голода!
— Ну да… — скептично заметила я. — Сначала есть отказываешься, потом с ног валишься!
— Что-то она у тебя худая, — покачала головой Марина.
— Ничего я не худая! — возмутилась Брыся. — Я спортивная!
— Она спортивная, — подтвердила я, — но не ест.
— Я ем! — опять возмутилась Брыся. — Но мало.
Марина задумалась:
— Как же нам ее откормить до выставки?
— Не надо меня откармливать! — опять возмутилась Брыся. — Я за фигурой слежу!
Ричард покатился со смеху:
— Брыся! Упитанный кокер — это самая лучшая фигура! У худого кокера исключительно жалкий вид!
— Ладно, тогда, может, я поем. Только без давления! — предупредила Брыся. — Не люблю, когда давят.
— Держите ваши миски, и чтоб все доели! — пригрозила Марина. — А завтра вам консервов купим.
— Ура! Нам купят консервов, — подытожил Ричард.
Последующие дни пролетели без особых приключений, не считая кратковременных драк за право лежать на солнечных пятнах, выяснений, чья очередь сидеть на коленях, и прочих мелких склок с поводом и без. Мы помыли и постригли Брысю, и она хвасталась перед друзьями своей новой, уже профессиональной, прической.
Наступила долгожданная суббота. Мы загрузили машину и в три часа пополудни выехали в направлении Лиона. Собаки глазели на проезжавшие мимо машины и дружно пугали мотоциклистов. Через четыре часа лая, сна, разговоров, кофе, сэндвичей и заправок мы доехали до маленького городка под названием Шалон-на-Соне. Там у нас была забронирована недорогая гостиница.
Едва мы вошли в номер, собаки сразу влезли на кровать и стали на ней прыгать. Брыся попыталась было взобраться по лесенке на второй ярус, но ей это не удалось.
— Ну-ка, подсадите меня наверх! — потребовала она. — Я там спать буду.
— Нет, Брыся, спать ты будешь внизу, с Мариной и Ричардом, — твердо ответила я.
— Почему это внизу? — заныла она. — Наверху интереснее! Мне оттуда все видно будет — кто куда пошел, кто что ест…
— Брыся, никто никуда ходить не будет, потом что номер — крошечный. И есть, кстати, тоже. Так что можешь спокойно спать внизу.
— Ну вот, — расстроилась она, — а я хотела хоть разочек сверху на Ричарда прыгнуть!
— Ничего, прыгнешь потом, дома. А пока давай, топай в душ, сейчас мы тебя помоем и причешем. Завтра надо быть при полном параде! Поторопись, а то нам двух собак мыть…
Сушка и стрижка продолжались еще примерно час, а потом Брыся была отпущена на волю. Она сплясала неизвестный танец, покрутилась на одеяле и, найдя бумажный носовой платок, начала сосредоточенно рвать его на мелкие клочки.
23.
А что хорошего во мне было?
На следующее утро, едва рассвело, мы вышли из спящего крепким сном отеля и двинулись в путь. Через полтора часа нас встречал по-утреннему серый Лион. Мы быстро нашли место проведения выставки и, едва припарковавшись, помчались занимать клетки.
— Какие еще клетки? — встряла было Брыся. — И куда мы все время бежим?
— Сейчас увидишь! — хихикнул Ричард. — Ты, видно, на выставках — новичок.
— Ой! — вдруг заверещала Брыся, оборачиваясь на ходу. — Гляди, какие огромные! Это точно собаки?
Она смотрела на двух высоченных дирхаундов, с чувством собственного достоинства трусивших куда-то вслед за хозяином.
