Павловна возилась во дворе с полевыми цветами. Придирчиво перебрала их, затем поставила букет в вазон. Как раз в это время прибежала Окрошка.
– Дайте мёда – я отравлюсь, а колбасы – повешусь, – по ее виду можно было сразу догадаться, что она хочет сказать что-то важное. – Новость в наших Шкирдюках! Не слыхала?
– Что ещё за новость?
– А догадайся!
– УЗИ показало: будет свадьба? Да?
Окрошка плюхнулась на табуретку:
– Да ну тебя! Без Егора остаёмся.
– Как?
– А вот так. Всему когда-нибудь приходит конец…
– Не похоже, чтобы помер…
– Для нас – и умер. В город уматывает.
– Насовсем?
– А то как же!
– Не говорил… Не собирался вроде бы…
– Это в цирк можно поехать и вернуться, а он насовсем.
– Не дури, Лизка.
– Да выдь глянь, машина перед носом у тебя стоит, а ты и не видишь… и не слышишь…
Павловна подошла к калитке, кивнула:
– Ой, и правда стоит машина. Вижу. У Егоровой калитки. Кто это к нему?
– Кто-кто! Анька!
– Анька?!
– Стоит и курит. А я иду мимо. За батей, говорит, приехала. Как машина, тёть Лиза, спрашивает? Крутая, сказать нечего. И как заработала? Где?
– Ну и пусть уезжает Егор, – не сразу, потупив взгляд, проговорила Павловна. – Может, ему там, в городе, и лучше будет?
– У Аньки-то?
– Раз она прикатила, то у нее – у кого ж? У Витьки, поди, уже ни семьи, ни квартиры?..
– Не вспоминай о них… не вороши то, что болит…
Окрошка вздохнула:
– Чует мое сердце, что там, в городе, Егор долго не протянет. От скуки умрет.
– А он вещи свои принес кой-какие… В мешке вон стоят…
– Дак у него что, всего и вещей-то мешок?
– Есть и второй…
– А второй кому понесет? – заинтересованно спросила Окрошка.
– Теперь, видать, никому… – Павловна взяла мешок, поставила поближе к дверям.
Окрошка улыбнулась:
– А знаешь, Наталья… а я и рада, что он уезжает… И ни тебе, и ни мне… По справедливости… Чтобы никому не было обидно…
На это ей Павловна нервно ответила:
– А что, скажи, Егор тебе должен был, Лизка? Что?
– А тебе?
– Он сам волен выбирать… Взрослый… Не ребенок… К нему, между прочим, никто на шею не вешался…
– Нальешь сто граммов?
Павловна молча налила Окрошке. Та выпила.
– Не взяло…
Павловна налила еще стопку.
– Взяло! – выпив, Окрошка довольно крякнула.
– Ну и что теперь?
– А теперь мне петь хочется! – сказала Окрошка и затянула песню, только на выдохе произнесла: «Укатил не попрощавшись Егор…» И продолжала петь.
– Укатил… – грустно подтвердила и Павловна.
– Туда ему и дорога!
– И шляпу забыл взять… Как же он там в городе-то без шляпы будет?
Они бы обсуждали отъезд Егора и дальше, если бы он сам не появился во дворе Павловны с косой на плече. Старухи замолкли.
– Не уехал? – удивилась Окрошка.
– Или вернуться уже успел? – радостно засмеялась Павловна.
Егор, не обращая внимания на их вопросы, тихо произнес:
– У Лизки это… в саду… под вишнями… пойду сейчас выкошу, а завтра у себя…
Павловна уточнила:
– Это у кого – у себя? Там или тут?
– Как хочешь, так и понимай. Разница невелика. А скоси Лизке в последнюю очередь – всё, скандал!
Окрошка согласилась – она иногда ценила Егоровы шутки:
– Еще какой скандал закатила бы – так и знайте!
Павловна побежала на мелодию мобильника в дом, а Егор и Окрошка остались одни. Сидели некоторое время молча, первым заговорил Егор:
– Вот так-то, Лиза.
– Вот так-то, Егор, – ответила Окрошка.
Выждав пазу, Егор повторил:
– Вот так-то, Лиза.
– Вот так-то, Егор.
– Просклоняй «я иду по ковру», – предложил Егор.
– Как это?!
– Я иду по ковру, ты идешь по ковру, мы идём пока врём…
– Ой! Вы только гляньте на него! Грамотным стал. От Павловны, поди, набрался? Как же – учителка!..
Помолчали. Было слышно, как Павловна разговаривала с кем-то по мобильнику.
– Что сегодня ела? – от нечего делать поинтересовался Егор.
– То, что и ты…
– А, а я думал – окрошку…
– Ну и подлец же ты, Егор! Сволочь! – смеясь, Окрошка наградила его тумаками.
Она бы колотила его и еще, но появилась Павловна с пирожками. Предложила:
– Угощайтесь. Пирожки с капустой.
Окрошка, отдышавшись, взяла пирожок.
– Как вам мои пирожки?
– Вкусные, – похвалил Егор.
– Ты же не попробовал даже, а говоришь вкусные.
– У тебя все вкусное, врать не буду. – И тоже взял пирожок.
– Да ну тебя – скажешь тоже! – зарделась Павловна: ей понравилось «у тебя все вкусное».
Окрошка потянулась за вторым пирожком:
– Вчера… это легла спать, крутилась-вертелась, а мужа нету… Лежу, жду. А потом вспомнила, что одна живу, и уснула…
После пирожков потянуло на разговоры.
– С утра как-то на кладбище побрел… – вспомнил Егор.
– Туда не торопись, Егор! – негромко посоветовала ему Окрошка.
– Успеется туда… – согласилась с ней и Павловна.
Егор же продолжал:
– Все могилки обошел… С Полининой начал… Со всеми поздоровался… всех приветил… С кем в почете был – тому поклонился… Все наши Шкирдюки туда перебрались… Все… Памятники сейчас сыны да дочки ставят такие родителям своим, что как живые люди на них… Как и не похоронены… Мишка Рыжий в кепке стоит, обормот, улыбается… а сам, поди, и не знает, что умер…
– Я на ночь не закрываю – а вдруг помру… – вставила Окрошка.
– Наталья и Ховошка рядышком лежат… – говорил далее Егор. – Как и жили по-соседски… Первой, кажись, Ховошка померла? Она, да. Правильно: всё хотела успеть сериал свой досмотреть… Бога молила: попридержи меня на этом свете, родимый, пока сериал не кончится…
Окрошка вспомнила:
– А когда смерть почуяла, просила Наталью – вот те крест, сама слышала – когда придешь, Наталья, говорила, если не успею досмотреть, то расскажешь, чем всё кончилось…
– Вспомнил я на кладбище, как у Ховошки и холодильник утащили… Это ж так не повезло!.. – Егор засмеялся.
– Кому? – уточнила Окрошка.
– Ворюгам. Выставили из холодильника, когда Наталья и Ховошка как раз сериалом своим увлеклись, три банки с самогоном, трехлитровые, думали, компот… С какой хворобы, дескать, у Ховошки может быть самогон? А холодильник загнали за восемь километров аж от наших Шкирдюков всего за одну банку. Ну, не чудеса? Вот уж плевались тогда воришки, когда узнали, что и как! Так просчитаться умудрились!
– Креста на них нету! Господи! – Окрошка перекрестилась.
– А в городе что творится?! – вздохнула Павловна.
Егор признался:
– Я бы в городе не жил. Некультурные потому как люди там: тот раз, когда был в городе, никто со мной не поздоровался… Я «здрасте», а они хоть бы хны… бегут сломя голову… С Леонидом тот раз ехали на его легковике… «Полицейских» этих наложили по всему городу – прыг-скок, скок-прыг… Как на тракторе едешь… А я вот думаю – почему наложили их, полицейских, сплошь и рядом?.. Не догадываетесь?
Старухи переглянулись.
– Не хотят работать сами гаишники… Мы же, чтобы огороды не сторожить, чучела выставляем… а они – этих «полицейских»… – призадумавшись, Егор тихо произнес. – Радуйтесь, бабы, что у нас есть своя маленькая, тихая деревенька… Красота какая вокруг, а!..
– Бог нас не обидел… – сказала Окрошка.
– Только не все это ценят… – произнесла Петровна, встала и ушла в избу. С оставшимися пирожками.
Егор, вскинув на плечо косу, глянул на Окрошку:
– Ну, пошли, что ли?
7.
Егор переживал за Аньку. Как же – единственная дочь, и у той семейная жизнь дала трещину. Вспомнил он ее и сегодня, а она возьми и заявись. Зашла в избу какая-то грустная и задерганная. Сразу к ведру с водой.
– Не пей эту воду – застоялась она, – предостерег дочь старик. – У Петровны живу, там ем и пью.
Анька не послушалась, жадно опорожнив содержимое кружки, сказала:
– А если и сдохну, отравлюсь – ну и пусть некоторые порадуются! Сволочь!
– Ты откуда вся такая?..
– От верблюда, отец! От него!
– Я серьезно спрашиваю! – повысил голос Егор. – Вид-то у тебя… Ты что, дома не ночевала?
– А можно сказать, что и так. Нету, нету у меня больше дома! Как тебе это нравится?
– Погоди, погоди… что-то я ничего не пойму.
– А чего тут понимать, батя? Лёнька выдворил… и все вещи мои на лестничную площадку выставил.
– На Лёньку не похоже – самостоятельный мужик, кажется?
– А мне не кажется!
– Доигралась.
– Хватит! Хоть ты оставь меня в покое!
– Доигралась. Дохулиганилась, моя хорошая. А внучка, Вероника, где? Что, и ее выдворил?
