– Ну, ты узнал? – спросил Сталин, раскуривая трубку.
Сталин специально испытывал память своего секретаря, не подсказывая, "что именно следовало ему узнать".
Но на такие детские проверочки старика Поскребышева поймать было трудно. Он прекрасно все помнил – даже те казалось бы безобидные ремарки, что давал ему Хозяин и пол-года назад, и год, и больше.
– Узнал, Иосиф Виссарионович, – ответил Поскребышев, вынимая из красной папки и протягивая Хозяину справку, отпечатанную на тонкой папиросной бумаге.
– Хорошо, приглашайте Берию, – кивнул Сталин.
Поскребышев давно привык к тому, что Хозяин мог с одинаковым успехом обращаться к нему и на "ты" и на "вы"… Бывало ведь и хрустальной пепельницей ему по гладко выбритой черепушке от Хозяина попадало… Тогда Сталин не орал… Потому что он вообще никогда не повышал голоса, тогда он только шептал – "ты", "ты", "ты" – старый осел! И шепот этот бывал пострашнее иного ора.
Широко раскрыв двери, Поскребышев пропустил в кабинет Берию.
Тот решительно вошел, сверкнув пенсне и остановился в пяти шагах перед невысоким человеком в полу-военном кителе без знаков различия, в синих форменных брюках и в шерстяных грубой вязки носках.
– Так сколько стоит такой костюм, товарищ Берия, – сощурив левый глаз и склонив голову набок, спросил Сталин.
И не дождавшись ответа от опешившего и смутившегося Берии, ответил на свой вопрос сам, – я тут проявил интерес и выяснил, что в магазине Торгсина* такой костюм, как ты носишь, стоит пять тысяч рублей.
Берия предпочел промолчать.
Он хорошо знал характер Хозяина, – ему лучше не перечить, потому как ты ему слово, а он тебе два и последнее слово все равно всегда останется за ним.
– С чем пришел? – спросил Хозяин выдержав небольшую паузу.
И снова, как и прошлый раз – присесть не предложил.
– Что у тебя там опять за перестановки? Зачем Луговского арестовал? Я его помню, он в деле по Якиру и Колхиору отличился, – спросил Сталин.
Берия не опасался того, что Хозяин станет вмешиваться во внутренние дела его Берии аппарата.
Пока аппарат исправно служит Хозяину, зачем вмешиваться?
– Луговской в своей работе допустил ряд непростительных ошибок, – товарищ Сталин, – ответил Берия.
– Ну да и ладно, забудем, – подытожил Сталин, – сперва отличился и мы его наградили, а потом допустил ошибки и мы его расстреляли, в этом диалектика нашей пролетарской философии, товарищ Берия. * магазины Торгсин (букв. Торговля с иностранцами) – в 40-ые и 50-ые годы валютные магазины при гостиницах Интуриста в СССР – в 60-ые Торгсин переименованы в магазины "Березка" Берия молча кивнул.
– Ну так и что у тебя теперь? – спросил Сталин, – как дела на Кавказе?
Берия понимал, почему Сталин спрашивает про обстановку именно на Кавказе, хотя Кавказ и не был тем главным местом, где решалась теперь судьба войны и их с Хозяином личная Судьба…
Берия помнил тот их давешный почти откровенный разговор.
Почти откровенный, потому что у Сталина ни с кем, кроме, пожалуй покойной его жены Нади Алилуйевой и не могло быть полностью откровенного разговора.
Но такой разговор, почти откровенный, какой был у них две недели назад – он очень дорогого стоил. И Берия это понимал. Сталин доверил ему самое – самое потайное. Самое-самое сокровенное, Сталин появился перед ним обнаженным, как в бане – со всеми своими тайными язвами и недостатками, скрываемыми от других. Это было и актом великого доверия, но это было и актом посвящения в опасную тайну, потому как носителя такой тайны Вождь мог потом и не пощадить – не пощадить, как единственного свидетеля своих слабости и почти преступных сомнений.
Ведь тогда, две недели тому назад, Сталин спросил его, что случится с ними и со страной, если немцам удастся взять и Сталинград и Кавказ? Сохранится ли тогда СССР, если немцы вдруг выиграют компанию сорок второго года? И смогут ли они – вожди СССР сохранить свои жизни?
Быть подле вождя в период подобных его сомнений… Стать свидетелем его неуверенности – это и акт доверительной сопричастности, возводящий свидетеля в число редких избранников. Но это и очень опасная сопричастность! Сменится обстановка и вождь захочет убрать свидетеля своей позорной слабости.
– Я подготовил несколько вариантов, Иосиф Виссарионович, – сказал Берия.
Теперь следовало ждать развития разговора.
Какое у Сталина настроение?
Если он продолжит развивать тему прошлых откровений, то Берия и вправду сможет предложить те варианты бегства и перехода на нелегальное положение, которые он – как отвечающий перед партией за безопасность вождей, был просто обязан предусмотреть.
А если Сталин замнет звои давешные сомнения, то фразу о различных вариантах развития событий можно будет отнести – а хоть бы и к операции, проводимой теперь на Кавказе Судоплатовым и его людьми – Леселидзе, Бекетовым и другими товарищами.
– Политическая и военная обстановка изменяются в нашу пользу, – сказал Сталин, глядя не на Берию, а на портрет Суворова, что висел теперь в малом кабинете Вождя, – вы не находите?
Эта манера Хозяина говорить то "вы", то "ты", сильно раздражала Берию. К тому же очень хотелось рукою поправить закатавшиеся под брюками трусы, что так неприятно давили и терли теперь в промежности. Виною тому были новые американские подтяжки, что с одной стороны хорошо держали брюки, которые если носить с одним лишь поясным ремнем – всегда сильно сползали вниз и зацеплялись при ходьбе за каблуки.
С подтяжками же – можно было всегда быть уверенным, что брюки не сползут. Да и с его – Лаврентия проблемами с поджелудочной железой, доктора не рекомендовали носить тесных брюк и тесных поясов. Поджелудочная железа и панкреатит – любили простор в штанах. Вот и появились в гардеробе у Лаврентия Палыча новые аксессуары – помычи-подтяжки. Все было хорошо, но вот трусы теперь там – в брюках скатались, и подтяжки сильно прижимали скатавшееся бельецо к натертым промежностям…
– Что скажешь, Лаврентий? – Сталин повторил свой вопрос.
– Да, товарищ Сталин, обстановка существенно изменилась за последние две недели, – согласился Берия.
– А как тебе этот хохол Хрущев? – спросил вдруг Сталин, – помогает он Сталинграду?
– Мы считаем, что Никита Сергеевич хороший руководитель и что он полезен фронту, – ответил Берия.
– Да, в болезни наступил момент кризиса, – сказал Сталин, – теперь настал черед за способностями сильного организма к восстановлению.
Берия напрягся, чтобы уловить мысль Вождя, понять, куда теперь задует ветер.
– Это как в борьбе на ковре, – продолжил Сталин, – силы одного борца уже начали иссякать, а у другого борца начало появляться второе дыхание.
Берия понял, что не стоит поднимать тему с запасными вариантами…
– Судоплатов теперь на Кавказе, товарищ Сталин, – начал Берия свой доклад, – и нам удалось получить данные непосредственно из штаба адмирала Канариса…
– Да, я знаю, ты хорошо работаешь, – оборвал Берию Сталин, – но я хочу, чтобы ты работал еще лучше.
– Товарищ Сталин, – Берия беспомощно развел руками, – мы ночами не спим, все целиком отдаемся работе.
– А думаешь немцы, думаешь Гитлер и его ближайшие помощники, они не целиком отдаются своей работе? – Сталин снова прищурив глаз посмотрел на Берию, – противника не переиграешь одной только работоспособностью и старательностью. В такой войне, как нынешняя, нам нужны качественные стратегические ходы на опережение противника, чтобы ему некуда было поставить ногу, чтобы нога противника проваливалась в пустоту. Ты понимаешь, о чем я говорю? – спросил Сталин, склонив голову набок и пытливо заглядывая своему министру в глаза.
– Да, товарищ Сталин, – ответил Берия, сглотнув слюну, – я понимаю.
Удовлетворившись ответом, Вождь отвернулся и мягко пройдя несколько шагов по кабинету, продолжил свою мысль,
– В очень трудном для нас прошлом году, осенью сорок первого года, нам удалось эвакуировать значительную часть заводов, и в первую очередь машиностроительных заводов за Урал.
Сталин сделал паузу и чиркнув спичкой принялся раскуривать свою трубку, которую во все время разговора держал в руках незажженной.
– Теперь эти заводы начинают ощутимо давать продукцию, и нынче под Сталинградом мы можем сосредоточить большое количество танков, артиллерии и самолетов.
– Да, товарищ Сталин, – кивнул Берия.
– Вот, – Хозяин сделал назидательный знак рукой, – это и есть стратегически правильный ход на опережение, мы вовремя эвакуировали заводы, наладили производство за Уралом, и тем самым сорвали планы так называемой "молниеносной войны", мы вынули опору из под ног у наступающих немцев, и в этом проявилась мудрость нашей партии.
– И лично ваша мудрость, товарищ Сталин, – вставил Берия.
– Ладно, погоди, – Вождь недовольно прервал льстеца, – мы успели эвакуировать нашу промышленность, а противник не рассчитывая на это, не создал у себя стратегической авиации, способной долететь до Уральских гор. В этом мы переиграли Гитлера и его приспешников.
