Глава десятая
— Это мистер Годфри Колстон? — осведомился мужской голос.
— Я у телефона.
— Помните, что вас ждет смерть.
— Дамы Летти здесь нет, — сказал Годфри в некотором замешательстве. — Это кто говорит?
— Сообщение для вас, мистер Колстон.
— Кто говорит?
Послышались частые гудки.
Годфри был по-прежнему высок ростом, но за зиму он как-то усох, хотя никакая проверка этого, может быть, и не подтвердила бы. Кости у него были не меньше прежнего, то есть какие выросли, такие и остались, зато связки понемногу стянулись, как оно и бывает с возрастом, и кости поэтому казались непомерными. Тело Годфри претерпело этот процесс в ускоренном варианте, с осени, когда в доме у него появилась миссис Петтигру, до того мартовского утра, до вышеприведенного телефонного разговора.
Он положил трубку и торопливым, учащенным шагом прошел в библиотеку. Миссис Петтигру последовала за ним. Она поздоровела и почти не постарела.
— Кто это звонил, Годфри? — спросила она.
— Какой-то... совершенно непонятно. Он бы вроде должен Летти звонить, но определенно он сказал, что это мне. Я думал, это ей говорят, а...
— Что он сказал?
— Да то же, что и Летти. Только еще «Мистер Колстон, это для вас сообщение, мистер Колстон». Никак не пойму...
— Ну вот что, — сказала миссис Петтигру, — для начала мы, пожалуй, все-таки соберемся с духом, а?
— У вас ключи от буфета при себе?
— При себе, — сказала Мейбл Петтигру. — Что, выпить хотите?
— Кажется, мне бы надо немножко...
— Я принесу. Сядьте.
— Покрепче.
— Сядьте, сядьте. Вот так, молодцом.
Она живо вернулась, энергичная, в черном платье, с недавним росчерком проседи в смоляных волосах. Волосы она основательно подстригла. Ярко-розовые ногти отлакированы, на пальцах два массивных кольца, и поэтому узкая морщинистая рука, протягивающая Годфри стакан бренди с содовой, как бы исполнена древнего великолепия.
— Спасибо, — сказал Годфри, принимая стакан. — Большое спасибо. — Он откинулся в кресле и медленно выпил бренди, поглядывая на нее и словно ожидая, что она скажет и сделает.
Она неподвижно сидела напротив и ничего не говорила, пока он не допил стакан. Потом сказала: — Ну вот что.
— Ну вот что, — сказала она. — Все это одно воображение.
Он пролепетал что-то такое в смысле, что все физические способности еще покамест при нем.
— В таком случае, — сказала она, — именно в таком то есть случае я спрашиваю — вы с вашим поверенным виделись?
Он пролепетал что-то насчет того, что это на будущей неделе.
— У вас с ним назначено, — сказала она. — И назначено на сегодня.
— На сегодня? Кто это — как...
— Это я назначила вам с ним свидание на три часа пополудни.
— Сегодня не выйдет, — сказал Годфри. — Не то самочувствие. Сквозняк у него в кабинете. На будущей неделе.
— Машину трудно вести, возьмите такси. Это же не расстояние.
— На будущей неделе! — гаркнул он: его взбодрило бренди.
Однако же бренди влияет недолго. И за обедом Чармиан спросила:
— Годфри, ты что?
Зазвонил телефон. Годфри вздрогнул и вскинулся. Он сказал миссис Петтигру:
— Не подходите.
Миссис Петтигру сказала с намеком:
— Интересно, миссис Энтони слышала звонок? Боюсь, что нет.
Миссис Энтони слышала чем дальше, тем хуже, и телефонный звонок наверняка не слышала.
Миссис Петтигру вышла в холл и сняла трубку. Вернувшись, она обратилась к Чармиан.
— Это вас, — сказала она. — Фотограф хотел бы прийти завтра к четырем.
— И прекрасно, — сказала Чармиан.
— Между прочим, вы знаете, я завтра в это время не смогу быть.
— Ну и бог с вами, — сказала Чармиан. — Он вас и не собирается фотографировать. Скажите ему, пусть к четырем, это вполне годится.
Миссис Петтигру ушла договариваться, а Годфри спросил:
— Что, еще репортер?
— Нет, фотограф.
— Не нравится мне, что всякие шатаются здесь по дому. У меня сегодня утром и так была большая неприятность. Скажите ему, чтоб не приходил. — Он поднялся из кресла и закричал в двери:
— Алло, миссис Петтигру, пусть не приходит, а? Отставьте его, пожалуйста!
— Поздно спохватились, — сказала миссис Петтигру, усаживаясь на свое место.
В двери заглянула миссис Энтони.
— Чего-нибудь такое было надо?
— Мы весьма надеялись, — громче громкого сказала миссис Петтигру, — спокойно пообедать без помех. Однако же мне, знаете ли, пришлось подойти к телефону.
— Очень это мило с вашей стороны, — сказала миссис Энтони и удалилась.
Годфри продолжал протестовать против фотографа:
— Как хотите, надо его отставить. Все время чужие в доме толкутся.
Чармиан сказала:
— Я ведь недолго пробуду с вами, Годфри.
— Ладно, ладно, — сказала миссис Петтигру. — Спокойно вы еще протянете лет десять.
— Именно, — подтвердила Чармиан. — Вот я и решила переехать в тот суррейский пансионат. Как я понимаю, там все очень благоустроено. И никто зря не обеспокоит. О, как научаешься ценить такие вещи.
Миссис Петтигру закурила сигарету и медленно выпустила дым в лицо Чармиан.
— А тут кто тебя донимает, — пробурчал Годфри.
— И полное раздолье, — сказала Чармиан. — В пансионате я вольна буду принимать, кого мне заблагорассудится. Фотографов и вообще кого угодно...
— Совершенно тебе незачем, — беспомощно возразил Годфри, — переезжать в пансионат, раз тебе стало гораздо лучше.
Миссис Петтигру снова пустила струю дыма в сторону Чармиан.
— К тому же, — сказал он, взглянув на миссис Петтигру, — это нам не по средствам.
Чармиан смолчала, словно тут и отвечать было незачем. В самом деле, и книги ее переиздавались не без прибыли, и ее скромный капитал — хоть он был недосягаем для миссис Петтигру. Возрождение этой зимой интереса к ее романам освежило ее ум. Прояснилась память, и впервые за несколько лет она себя не так уж плохо чувствовала — даже после январского приступа бронхита, когда целую неделю при ней дежурили днем и ночью. Правда, двигалась она по-прежнему с трудом, и почки давали себя знать.
Она смотрела на Годфри, который поедал рисовый пудинг, ничуть — это она была уверена — не замечая, что он ест, и соображала, чем же он так озабочен. Какой же это новой пыткой донимала его миссис Петтигру? Что такого особенного проведала миссис Петтигру о его прошлом и отчего ему так уж надо замолчать это буквально любой ценой? И в чем же все-таки ее долг перед Годфри — где положен предел супружескому долгу? Ей нестерпимо захотелось подальше отсюда, в суррейский пансионат, и она даже подивилась самой себе: ведь всю жизнь томил ее смутный страх оказаться во власти чужих людей, и вернее было мириться с Годфри, чем обрекать себя на неизвестность.
— Покинуть свой дом в восемьдесят семь лет, — почти умоляюще проговорил Годфри, — это ведь и умереть недолго. Да и надобности ни малейшей.
Миссис Петтигру долго нажимала звонок впустую и наконец сказала:
— Ох, ну миссис Энтони совсем оглохла. Ей надо аппарат, — и пошла распорядиться, чтобы миссис Энтони принесла для нее чай и молоко для Чармиан.
Когда она вышла, Годфри сказал:
— У меня сегодня утром было очень неприятное переживание.
Чармиан укрылась за туманным выражением лица. Она ужаснулась при мысли о том. что Годфри, чего доброго, сделает какое-нибудь непристойное признание насчет миссис Петтигру.
— Ты слушаешь, Чармиан? — спросил Годфри.
— Да, о, разумеется. Говори, говори, пожалуйста.
— Тут позвонил этот, который Летти звонит.
— Бедняжка Летти. И как ему не надоест ее мучить.
— Это мне был звонок. Он сказал: «Сообщение для вас, мистер Колстон». И заметь, это никакие не выдумки. Я слышал собственными ушами.
— Да? И какое же сообщение?
— Прекрасно ты знаешь, какое сообщение, — рявкнул он.
— Что ж, я бы к нему отнеслась, как оно того заслуживает.
— То есть?
— Да так попросту, ни больше, ни меньше, — сказала Чармиан.
— Хотел бы я знать, что это за тип. И в чем дело, почему он не дается полиции. Сущее безобразие: платишь налоги такие и сякие, а к тебе, понимаешь ли, вдруг лезет какой-то негодяй с угрозами.
— Чем же он тебе угрожает? — спросила Чармиан. — Он как будто всегда только и говорит, что...
— Да расстраивает же, — сказал Годфри. — Так и удар, пожалуй, может хватить. Вот еще раз такое случится — и я напишу в «Таймс».
— Зачем, ты лучше переговори с миссис Петтигру, — сказала Чармиан. — У нее в избытке жизненной силы.
И вдруг ей стало его очень жалко, его, втиснутого в тесную костную клетку. Она встала и медленно поднялась по ступенькам, цепляясь за перила — теперь полагалось отдохнуть. И соображала, может ли она по совести оставить Годфри разбираться, как знает, с миссис Петтигру. Она ведь и сама могла бы оказаться в очень неудобной ситуации, если бы задолго до старости не озаботилась заранее: не истребила бы все сколько-нибудь опасные бумажки. Она улыбнулась, глядя на свой маленький секретер, с виду столь таинственный и в котором миссис Петтигру не обнаружила никаких тайн, хотя Чармиан знала, что все замки вскрыты. А вот Годфри, что с него взять, он человек неумный.
