Взяв билеты на стоящий у причала плоскодонный теплоход — белоснежный красавец «Крильон», Олег с Гошей вдруг оказались едва не на сутки предоставлены сами себе: посадка и отправление только завтра утром. Сдали в камеру хранения чемоданы, сумки и, облегченные, отправились осматривать город.
Владивосток был как сказка. При обычной для бабьего лета в здешних краях ясной погоде, разглядывали красивые старинные дома, где давно уже, не менее ста лет, жили русские люди. Гуляли по скверам и набережным, купались впервые в море, в оборудованных купальнях на диких пляжах. Прошли и проехали через весь город, от пристани в бухте Золотой Рог до залива Петра Великого. Обремененные усталостью и невиданными впечатлениями, остановились. Сзади шумел город, впереди шевелилось, сверкало и звало к себе море. А они растягивали это удовольствие.
Олег лежал на теплом песке, мечтательно уставившись в голубое небо.
— Куда двинемся после купанья? — спросил сопящего рядом Гошу.
— Ну, можно в кино. И опять сюда, если что. В скверике посидеть, полежать на скамейке.
— Надумал же программу.
— Надумай лучше, я не возражаю.
— А если тех девушек навестить? Попутчиц наших? — Олег оглянулся на Гошу. Тот умолк подозрительно. Тоску ли расслышал по девушке. По той самой Воле…
— Нужны мы им! — недовольно хмыкнул.
— Приглашали, значит, нужны.
Гоша заворочался, видно, неудобно ему стало лежать, может, камешек в песке попался. Сел он, навел на Олега свои светло-серые честные глаза.
— Вот девчонка тебя поманила — ты и… ну, растаял прямо. Да где они сейчас, ты знаешь?
— Найдем, если зададимся целью.
Опять Гоша умолк. Сопел, что-то соображал про себя.
— Ну, хорошо, ну, встретитесь, ну, увидитесь… Дак это же — только растравлять себя… А если дальше да больше, да любовь загорится?.. Куда ты будешь годен тогда? На какой на Сахалин тогда с тобой ехать?
— Заговорил про любовь! Как будто что-то понимаешь.
— А не меньше твоего. Книжек, что ли, не читывал?
— Книжки книжками, а тут все в натуре. Жизнь-то, она — жизнь… — Не знал Олег, что и сказать дальше о любви и о жизни. — Вот когда встретишь родную тебе душу… — И опять умолк. Опять не знал, что говорить про родную душу.
— Кому она родная — тебе или тому Иннокентию — в этом еще надо разобраться.
Теперь Олег приподнялся. Подтянул к себе коленки.
— А чего? — Гоша гнул свое. — Не напиши ты ей письма, она и на том успокоится. На своем Кеше!
— Видела она таких. Такие, как она, хочешь знать, сами выбирают… Вот что, Гоша, — помолчав, Олег заявил: — Больше ты о ней не говори ничего.
— Ну, давай тогда поговорим о другой. Насколько я понимаю, в Уфе у тебя осталась… даже провожала тебя… замечательная девушка…
— Ну, ладно, ладно… Уговорил…
Гоша внимательно посмотрел на друга.
— Давай-ка лучше поплаваем. Раз уж про любовь заговорили… — Олег поднялся, поддернул трусы (плавки их преспокойно полеживали в камерах хранения в чемоданах).
Стали они заходить в прохладную, чистую воду. На песчаном дне то и дело встречались разноцветные камни-голыши. Берег пологий — воды все было не выше колена, но наконец медленно она стала подыматься, дошла до пояса, выше… Поплыли! Брассом плыли и саженками, нисколько было не холодно. Вспомнилась станция Байкальск, озеро.
— Все! Давай обратно! — распорядился Олег.
— Чево это? Затосковал, что ли?.. Ну, давай, раз такое дело.
Вышли на песчаный берег, стали одеваться. Прыгая на одной ноге, другой Гоша попадал в штанину. И, пока находился в неловком таком положении, выяснял некоторые обстоятельства:
— Вот хочу тебя спросить: про уфимскую девушку ты… ты, что, уже успел позабыть? Или как прикажешь тебя понимать?
Олег опустил голову. Заговорил:
— Не знаю, как меня понимать. Но Леночку я не забуду, — пообещал твердо.
Бухали по тротуару рабочими ботинками. Солнце вовсю грело и жарило, но после купанья им было прохладно. Народу в городе было не так много, и каждый куда-то спешил. Только они с Гошей никуда не спешили. Шли по главной улице Ленина, что ли, которая через весь город ведет к пристани. В центре там кинотеатры, кафе, столовые. Возле одного кафе постояли, послушали, как поет цыган. Пошли дальше. Прочитывали название переулков, улиц, пялились на афиши. Выступал приехавший ансамбль имени Александрова песни и пляски Советской армии. В такую даль заехал! На противоположной стороне улицы, на щите объявлений, висит свежий лист. Нижний его угол приподнимает ветром.
— Бокс! — прочитал Гоша на расстоянии. — И что-то еще написано.
— Ну-ка, пойдем поближе, прочитаем.
Перешли улицу. Оказывается в Доме офицеров проводятся соревнования. Первенство Тихоокеанского флота. Финальные бои — двадцать первого августа.
— А какое у нас сегодня число?
— С утра было двадцать первое, суббота.
— О-о! Дак мы успеем еще — время-то!..
Гоша — старый болельщик — горазд поболеть за тех, кто хорошо боксирует, пусть не за своих, но все же. Опять же Олегу посмотреть — что воды напиться. Хоть на время забудет свою Волю. И время пролетит, и коротать его не надо, — ну, чем не находка? Еще и вход бесплатный! Спросили, где Дом офицеров, прикинули время. Пошли.
25. Валька Козин из Горького
Зрительный зал был набит под завязку. Свет выключен, освещена одна сцена. И белые канаты ринга на ней, и судьи в белых брюках и рубашках, и врач в белом халате — все отдает белизной. В темноте друзья куда-то пролезли, через какие-то ряды кресел, где-то и примостились с краю. Еще в проходе освободился стул — совсем стало весело. Дорожные хлопоты все отступили. И о девчонках ни единого слова. Путешественники утеряли счет времени, забыли, что находятся на краю света, вблизи Дальневосточного моря. Пел гонг, слышались отрывистые команды, сопенье соперников и глухие удары по плечам и перчаткам. Кровь кипела от нетерпенья. Раздавались аплодисменты, виделись — и слышались прямо! — горячие рекомендации секундантов — все это, вместе с выкриками болельщиков, было как везде, как водится на всем белом свете. Как и у них там, на Урале и в Сибири.
Особенное внимание привлек какой-то Воробьев. Флотский-то флотский, но откуда он родом? Чей?
— Смотри, смотри! — Олег то и дело толкал Гошу под бок. — Этот парень — ого! Смотри-ка!..
Уходя от ударов уклонами и нырками, он не давал себя бить. Собственной агрессивности никакой, но, казалось, вот-вот что-то должно произойти, вот-вот что-то случится… Ага, ну вот! Воробьев остановил атакующего соперника легко мелькнувшим встречным тычком справа. Горячий его соперник словно бы удивился и замер на какое-то время.
О, эта остановка многого ему стоила! Воробьев нанес второй удар. Левый снизу. В подбородок. И противник рухнул… Нокаут.
Публика аплодировала, называла имя победителя. Успеху Воробьева Олег радовался, будто красивая эта победа досталась ему самому. Его и Гошины восклицания нисколько не выделяясь из голосов здешней публики, сливались с воплем всего зрительного зала. Как свои, растворились они в массе болельщиков.
По микрофону вызвали следующую пару, но народ был еще под впечатлением Воробьева. Зал шумел — какая ему была разница, кто еще там выходил на ринг. А бойцы уже натирали подошвы туфель канифолью, заходили на ринг, судья проверял перчатки.
И, как ни странно, тут, вдали от родных пенатов, один из бойцов Олегу показался шибко знакомым. О, приятно он был удивлен! И, нет, конечно, не спешил с опознанием. Но не мог он ошибиться! Возился, сопел — знакомый этот не давал ему покоя: откуда он появился здесь? И вот наконец объявили:
— В красном углу — Валентин Козин!
— Козин, Гоша, это Козин! — Олег толкал Гошу под бок. — Ты понял, Валька Козин это! Или ты не слышал?
— Какой еще?
— Да забыл, что ли? Из Горького, в финале-то! Ну, помнишь: едва вырвал я у него победу, ну? А секундировал его этот… Ну, помнишь?
— В Луначарском, что ли?
— А то где же! Ну, пошли давай поближе, свой все-таки…
Олег пробирался первым. Гоша следовал за ним. Возмущающейся публике разъясняли, что к рингу им теперь надо позарез, что без них ну, никак там не обойдутся…
Козин уже вел бой. Выразительно показывал — не финтовал, а именно — показывал! — руками, ногами, глазами — чем мог. Не туда, конечно, показывал, куда собирался нанести удар. Принимал угрожающие позы, плел паутину. Защищался, подставлял локти. И получалось у него: доставал соперника длинными хлыстами. И в конце концов выиграл бой, завоевал первое место!
Они встретили его, только что поднырнувшего под канаты — сошедшего с ринга, потного, мокрого, счастливого. Бросил он взгляд — остановился в недоумении. И по-волжски завосклицал, заокал этот Валя Козин:
