Лидия и Том стояли рядом и разговаривали с Анной. Ее дети были прекрасны, они больше не были детьми. Лидия как будто светилась изнутри: помимо главной новости она была счастлива оттого, что вся семья сможет увидеть ее на сцене.
Улыбка Тома была искренней, но Элис видела, что он чем-то обеспокоен. Том похудел, щеки и глаза слегка запали. Проблемы с учебой? Новая девушка? Том заметил, что она его изучает.
— Ма, как ты себя чувствуешь? — спросил он.
— По большей части хорошо.
— Правда?
— Да, честно. Я прекрасно себя чувствую.
— Ты такая притихшая.
— Это из-за того, что мы говорим быстро и все сразу, — объяснила Лидия.
Том перестал улыбаться, казалось, он готов заплакать. В голубой сумке Элис завибрировал «блэкберри» — сигнал принять вечернюю дозу таблеток. Она решила подождать пару минут. Не хотелось принимать лекарства на глазах у Тома.
— Лидия, завтра твой спектакль в котором часу начнется? — спросила она с органайзером в руке.
— В восемь.
— Мама, тебе не стоит заносить это в свое расписание, мы все там будем. Мы же не забудем взять тебя с собой, — сказал Том.
— А какую пьесу мы будем смотреть? — поинтересовалась Анна.
— «Доказательство», — ответила Лидия.
— Ты нервничаешь? — спросил Том.
— Немного, потому что это премьера и вы все будете там. Но как только я окажусь на сцене, сразу забуду о вашем существовании.
— Лидия, в котором часу начинается твоя пьеса? — спросила Элис.
— Мам, ты только что спрашивала. Не волнуйся об этом, — попросил Том.
— В восемь, мам, — сказала Лидия. — Том, ты не помогаешь.
— Нет, это ты не помогаешь. Почему она должна волноваться, что забудет что-то, что ей не нужно запоминать?
— Она не будет об этом волноваться, если занесет нужную информацию в органайзер, — возразила Лидия.
— Послушай, в любом случае она не должна полагаться на «блэкберри». Ей следует тренировать память при каждом удобном случае, — сказала Анна.
— Так что из двух? Ей следует запомнить время начала моего спектакля или полностью положиться на нас? — уточнила Лидия.
— Ты должна подталкивать ее к тому, чтобы она старалась концентрироваться и была внимательна к тому, что происходит вокруг. Она должна сама пытаться вспомнить нужную информацию, а не лениться, — сказала Анна.
— Она не ленится, — возразила Лидия.
— Ты и этот органайзер ее расслабляете. Послушай, мам, в котором часу завтра спектакль Лидии? — спросила Анна.
— Я не знаю, поэтому и спросила, — ответила Элис.
— Она тебе дважды ответила, мам. Ты можешь постараться запомнить, что она тебе сказала?
— Анна, прекращай ее терзать своими вопросами, — сказал Том.
— Я собиралась внести время в свое расписание, но ты меня сбила.
— Я не прошу тебя подсмотреть время в твоем расписании, я прошу тебя его запомнить.
— Что ж, я не собираюсь его запоминать, потому что хочу забить в органайзер.
— Мам, просто подумай секундочку. В котором часу завтра спектакль Лидии?
Она не знала ответ, но знала, что бедную Анну надо поставить на место.
— Лидия, в котором часу завтра твой спектакль?
— В восемь.
— В восемь, Анна.
Без пяти восемь они заняли свои места в середине второго ряда. Театр «Мономой» занимал очень небольшое помещение на сто мест со сценой на уровне пола всего в нескольких футах от первого ряда.
Элис не могла дождаться, когда погаснет свет. Она читала пьесу и обсуждала ее с Лидией со всех сторон. Она даже помогала ей учить роль. Лидия играла Кэтрин, дочь гениального душевнобольного математика. Элис с нетерпением ждала, когда эти персонажи оживут перед ней.
С самой первой сцены игра актеров была тонкой и многоплановой, и Элис с головой погрузилась в созданный ими воображаемый мир. Кэтрин заявила, что сделала революционное открытие, но ни ее возлюбленный, ни проживающая в другом городе сестра ей не поверили, усомнившись в психическом здоровье героини. Кэтрин терзает страх, что она может сойти с ума, как и ее гениальный отец. Элис вместе с ней переживала эту боль, предательство близких людей и страх. С первой до последней минуты она смотрела пьесу как завороженная.
После спектакля актеры вышли к публике. Кэтрин сияла. Джон преподнес ей букет цветов и крепко обнял.
— Ты была великолепна, просто неподражаема! — с чувством сказал он.
— Спасибо огромное! Правда, это великая пьеса?
Другие тоже обнимали, целовали и поздравляли Кэтрин.
— Блестящая игра, глаз не оторвать, — сказала Элис.
— Спасибо.
— Мы увидим вас еще в какой-нибудь постановке этим летом? — вежливо поинтересовалась Элис.
Возникла неловкая пауза, а потом она наконец ответила:
— Нет, это моя единственная роль в этом театре.
— Вы приехали к нам только на летний сезон?
Казалось, вопрос Элис опечалил актрису, у нее на глазах выступили слезы.
— Да, в конце августа я возвращаюсь в Лос-Анджелес. Но я буду часто приезжать и навещать семью.
— Мам, это Лидия, твоя дочь, — сказала Анна.
Хорошее самочувствие нейрона зависит от его способности взаимодействовать с другими нейронами. Исследования показывают, что электрическая и химическая стимуляция, как самого нейрона, так и его цели, поддерживает жизнеспособность клеток. Нейроны не способны эффективно взаимодействовать с атрофированными нейронами. Бесполезные и покинутые нейроны умирают.
Сентябрь 2004 года
Несмотря на официальное открытие осеннего семестра, погода в Гарварде упорно придерживалась правил римского календаря. В это сентябрьское утро, когда Элис ехала в Гарвард-Ярд, термометр показывал липкие восемьдесят градусов. Из года в год в дни вступительных экзаменов и после зачисления она забавлялась, наблюдая за первокурсниками, которые приехали из других штатов. Осень в Кембридже будила воспоминания о дрожащих на ветру листьях, сборе яблок, футбольных матчах, шерстяных свитерах и шарфах. Ничего особенного не было в том, если вы поздним сентябрьским утром увидели иней на тыкве, но дни, особенно в начале сентября, были заполнены гудением неутомимых кондиционеров и горячими, патологически оптимистическими обсуждениями игры «Ред сокс».[25] И все же каждый год эти новые студенты-переселенцы были тут как тут. Они с неуверенностью не привычных к местному климату туристов передвигались по тротуарам вдоль Гарвард-сквер, всегда закутанные в несколько слоев шерсти и флиса, нагруженные избыточным количеством пакетов из «Гарвард куп» со всеми необходимыми письменными принадлежностями и толстовками с брендом «Гарвард». Бедные вспотевшие малыши.
На Элис была белая хлопчатобумажная футболка и черная юбка из искусственного шелка, но когда она добралась до офиса Эрика Уэллмана, ей стало неуютно во влажной от пота футболке. Офис Эрика находился прямо над офисом Элис, те же габариты, та же обстановка, тот же вид на Чарлз-ривер и Бостон, но по непонятной причине он выглядел респектабельнее. Элис всегда чувствовала себя студенткой в этих стенах, и это чувство было особенно гнетущим сегодня, когда он вызвал ее к себе «на минутку поговорить».
— Как прошло лето? — спросил Эрик.
— Отлично отдохнула. А ты?
— Хорошо, но время пролетело слишком быстро. Нам всем так не хватало тебя на конференции в июне.
— Я знаю, мне тоже хотелось там быть.
— Что ж, Элис, я собирался до начала занятий поговорить с тобой о твоих оценках за прошлый семестр.
— О, я даже еще на них не взглянула.
Перехваченная резинкой стопка оценок пригодности ее курса «Мотивации и эмоции» так и лежала нераспечатанной где-то в ее офисе. Гарвардские студенты оценивали рейтинг преподавателей анонимно, к этим данным имели доступ только преподаватель курса и заведующий кафедрой. В прошлом Элис заглядывала в их оценки исключительно из тщеславия. Она была прекрасным педагогом и знала об этом, а студенты всегда единодушно ставили ей самый высший балл. Но Эрик никогда не просил ее посмотреть оценки вместе с ним. Впервые за свою карьеру она боялась, что ей не понравится собственный образ, сформированный оценками студентов.
— Итак, у тебя есть две минуты, посмотри их.
Эрик передал ей стопку листков, первая страница была суммарной.
«По шкале от единицы (полное несоответствие) до пяти (абсолютное соответствие): компетентность преподавателя».
Все пятерки и четверки.
«Занятия группы повышают понимание материала».
Четверки, тройки и двойки.
«Преподаватель помогает мне понять сложные концепции и комплексные задачи».
Снова четверки, тройки и двойки.
