– Вы что?
– Да я-то ничего. Следователи считают, что руководство бригадой осуществлял ты. Что именно ты выступал под кличкой «Шаман».
– Вы меня разыгрываете? – еще раз удивился Роман. – Это глупо. Я никем не могу руководить, я слишком молод. Кто меня будет слушать?
– Это ты маме своей расскажешь. А мне не надо. Руководить терактом – легко. Трудно руководить строительством, сельским хозяйством… чем-то хорошим руководить тяжко, это ты, сынок, учти. Тут ты ничего следователям не докажешь. А собрать молодежь на плохое – это просто.
– Пусть они доказывают, что я руководил, – сказал Роман.
Адвокат сощурил свои узкие глаза в добрых морщинках:
– Сейчас уже есть такой прибор – полиграф, он показывает, не врет ли подследственный. Еще никому не удалось соврать полиграфу.
Что-то Роману подсказывало, что никакого полиграфа в этой провинциальной тюрьме нет, но ночью, наверное, придет какой-нибудь «полиграф», накроет подушкой и будет бить в профилактических целях, и надо готовиться дать отпор. Он зажал между пальцев кусочек бритвы. На всякий случай.
…Ночью лежал Роман недвижимо, прислушивался к шорохам и внешне имитировал глубокий сон. А сам думал, что же с ним в конце концов будет. Может, он выбрал неправильную линию поведения, и надо было честно рассказать следствию про Шамана? Впрочем, если Т. раскололся и сам все рассказал, то наверняка все рассказал и про Шамана. И нет смысла добавлять.
Только глаза Романа стали сами собой смыкаться, как раздался шорох, и со своей шконки сполз один из китайцев, старший, тот, что переводил иероглифы Линя, и крадучись направился к Роману.
Роман напрягся: неужели его будут бить китайцы? Китаец был уже совсем близко, из его рта воняло, как из пасти дракона, и он уже протянул руку, и тут Роман резким движением схватил китайца за кисть и вывернул ее.
Китаец не ожидал нападения и тюкнулся носом о шконку Романа, которая была как раз на уровне переносицы китайца.
– Тебе поручили меня убить? – прошептал Роман.
Китаец стал выдергивать руку и прошептал:
– Нет, нет, пусти! Мальщик, если ты будешь работать на нас, мы тебя выкупим.
– Гонишь, – ответил Роман. – Отсюда выкупить нельзя.
– Не сумнивайся. Это можно. В России – можно все. Это хорошо.
– И кем я у вас буду работать?
– Воином. Ты будешь нас охранять. Бить врагов. Воин – холосый профессия. За него много платят.
– А слабо вам своих воинов нанимать? – спросил Роман.
– Когда эта земля будет наша, мы приведем своих. Пока – трудно. Пока еще есть граница на замке.
– Да ничего у вас не получится. Мы выйдем из тюрьмы – всех танками передавим. Знаешь, у нас такой парень есть, кличка его Челюсть, он так стреляет из гранатомета… короче, Челюсть на крыше – мир на земле.
– Мальщик, скоро русские танки и русские гранатометы уйдут отсюда. Танковое училище закрывается. Ваше здание покупают китайские товарищи. Там будет торговый центр и строительная фирма. Мы будем строить мост между Китаем и Россией. Большой мост. По нему в Россию пойдут наши товары.
– Нет, наши! – сказала Роман. – Что ты говоришь, никогда не будет!
Информация взбесила Романа. То, что из тюрьмы надо было выбираться любыми способами, – это ясно. Но чтобы его выкупали китайцы, а потом забрали бы в рабство лет на десять – это было слишком. Но и от этого крайнего в своей безысходности выхода Роман не отказывался. Китаец постоял около Романа, похлопал его по плечу и пошел спать в свой угол.
Время в тюрьме тянулось медленно. Как в детском саду. Поиграл – поспал. Погулял – поел. Никто из знакомых по патриотическому клубу «Спас» даже не попытался передать Роману передачку с едой, зубной пастой, деньгами или книгами. «Отработали и выкинули». Пасту Роман тихо воровал из чужих тюбиков. А зубы чистил пальцем. Может быть, такое равнодушие патриотов к товарищу пошло Роману на пользу, связи Романа с клубной группировкой юных террористов не выявлялись. Но Роману это даже в голову не приходило.
Китайцы в переводчике не нуждались. Это были люди будущего. Земные астронавты. С встроенным чувством коллективизма. Муравьи-тараканы, никогда не унывающие, оптимистично настроенные и уверенные, что их тараканник им поможет в любой ситуации. Однако на допросы они неизменно требовали себе переводчика-китайца и через него передавали на волю записки с просьбами и заказами. «Перевощик – это холосо, – объяснил старший китаец Ваня (Ван). – Нас выкупят. Уже пять дней или месяц остался».
«Пять дней или месяц»! Китайцы совсем не чувствовали время. Для них что месяц, что пять дней – было все равно. В тюрьме время останавливается. Но не до такой же степени.
5. Полиграф – это не машина, это мозг
«Вы покопайтесь в своей душе, и тотчас совесть вам подскажет меру вашей вины».
Наконец снова вызвали на допрос. Прилетел следователь из Москвы.
Романа ввели в кабинет. Следователь, с рыжеватой бородкой, кивнул:
– Садитесь. Курите?
Роман отрицательно помотал головой.
– Моя фамилия Полиграф. Старший следователь по особо важным делам.
«Вот оно что… полиграф».
– Да, – именно Полиграф, – прочитал мысли следователь. – Вы готовы признавать свои ошибки? – Полиграф уперся глазами ему в грудь.
«Нечего мне признавать. Я ни в чем не виноват», – привычно подумал Роман.
– Так не бывает, уважаемый. Всякий в чем-нибудь да виноват. У кого мысли грязные. У кого – еще и намерения. А у некоторых и действия. Оставьте все эти либеральные глупости про презумпцию невиновности, права человека… греховность человека изначальна. Это религиозный постулат. А в быту важно осознать меру своей вины. Не преувеличивая ее – ибо это гордыня, но и не преуменьшая, ибо это безответственность. Вы покопайтесь в своей душе, и тотчас совесть вам подскажет меру вашей вины. Давайте начнем с самого начала. Родину спасать тебя не звали?
«Да нет, – подумал Роман. – Звали подзаработать. Кружок вести. В доме культуры был кружок для допризывников. Мы их готовили к армии».
– Вот и врешь. Тогда почему же ты сидишь в тюрьме? Ты же ничего плохого не сделал. Тебе надо грамоту дать и выпустить отсюда. Кстати, ты знаешь, что самое неприятное в колонии?
«Я читал… зэки в задницу черенок лопаты… в карты проигрывают…»
– Размечтался, – сказал Полиграф. – Совсем люди потеряли страх перед тюрьмой. Так не пойдет. Не-а. Наказание – это скука и бессмысленность существования. Варежки будешь шить. И так – двадцать пять лет. Как в аду. Тупо. Однообразно.
«Я лучше убегу, пусть меня звери в тайге загрызут», – промелькнуло у Романа в голове.
– Не-а, никуда ты не убежишь. Никто никуда не убежит оттуда. Это как с того света бежать.
«Тогда… пусть китайцы выкупят…»
– Экие вы циничные, молодежь, – засмеялся следователь.
Принесли чай. С пиленым сахаром. Следователь хлебнул горячего чая, откусил кусочек сахара.
– И родители тебя не жалуют. Не пишут? За что же? Разве ты такой плохой?
Роман почувствовал, что по глазам прошлись кисточкой с соляной кислотой, хотелось заплакать от жалости к себе. Действительно, за что ему вся эта мразь жизни? Что он сделал такого, чтобы отвечать своей жизнью за чужие грехи? И глотая слезы, Роман забормотал:
– Я ничего не взрывал. Не готовил никакой взрыв. Я не могу отвечать за чужие мысли и намерения. Есть люди решительнее меня. Возможно, я вообще даже зря в военное училище пошел, я не умею убивать…
– А Слава Т. показывает, что именно ты был руководителем всей операции, – сказал Полиграф и закурил. Потом полез в ящик стола и достал лист ватманской бумаги. На нем был карандашом нарисован портрет Романа в камуфляжной форме и лихо заломленном берете. Под портретом была витиеватая подпись художника и пояснение: Шаман. Лето 2002 года.
Вот тебе раз!
– Он врет. Шаман другой. Это взрослый мужик.
– Ну, почему же врет?
– Не знаю, зачем он врет. Я не могу ничем руководить. Я молодой. Меня никто не будет слушать. Руководить – это сложно.
– Ну, ты особо-то не прибедняйся! В твоем возрасте младшие лейтенанты во время войны еще как руководили! В атаку людей поднимали.
– Зачем вы все нам врете?! Лейтенанты поднимали людей в атаку первый и последний раз, – сказал Роман и вытер слезы. – Мне отец рассказывал. «В атаку! За мной!» И через десять шагов – все, пуля. И труп молодого лейтенанта. Это вся его роль. Солдаты – пушечное мясо. Младшие командиры – запал в пушке. Младший лейтенант же не планировал операцию. Он просто умирал за родину.
– Но ты мог предположить, что кто-то из ребят, которые ходили в твой кружок, воспользуется знанием, которое ты им даешь, и применит его на практике?
– Мог. Только научиться делать взрывчатку может каждый и без меня. Книг полно на эту тему. Учебников. Рыбаки взрывают. Строители взрывают. Все взрывают. Я не несу ответственности за намерения людей.
Следователь поскучнел. Замолчал. Допил чай. И спросил:
