На самом деле, доволен был только Моше. Но и он нервничал. Он нервничал, спрашивая себя, что будет дальше. Он предвидел события.
Один раз, думал он, это было только в первый раз, чтобы соблазнить. Один раз так, а потом придется просто смотреть на них снова и снова.
Моше, как вы понимаете, был не дурак. Ему нужны были основания посерьезней.
В августе 2000 года итальянская полиция перехватила переговоры на арабском языке между членами организации “Аль-Каеда”.
Йеменец по имени Абдул-Рахман, которого подозревали в связях с “Аль-Каедой”, сказал живущему в Италии египтянину, что он “изучает самолеты”. Потом он добавил: “Бог даст, привезу тебе иллюминатор или кусочек обшивки, когда снова свидимся”. Согласно итальянскому переводу с арабского, он продолжал: “Мы должны нанести им удар, и потом высоко держать голову. Запомни хорошенько: в аэропортах опасно”.
Уловить подобные намеки непросто.
Про Америку Абдул-Рахман сказал: “Мы смешиваемся с американцами, и они изучают Коран. Они чувствуют себя львами, чувствуют свою власть над миром, но мы окажем им эту услугу, и это будет ужас”. Еще он сказал: “В небе собрались тучи, огонь уже зажжен в той стране и ожидает лишь ветра”.
Итальянская полиция заявила в свою защиту, что подобные образы часто могут означать совершенно противоположное тому, что кажется. И я их понимаю, этих carabinieri.[8] Абдул-Рахман говорил совсем не как международный террорист. Абдул-Рахман говорил как алкоголик. Он говорил совсем как мои друзья под балдой.
Уловить намеки непросто. Позже все становится куда ясней.
В выходные после их первого секса втроем Моше чувствовал нервное возбуждение. Он хотел знать, что будет дальше. Он хотел выяснить, какие сексуальные сюрпризы ему готовятся. Но то, что произошло потом, не было сексом, к сожалению Моше. Никаких сексуальных развлечений. И даже полное отсутствие секса.
Нана уехала отдыхать. Она уехала с Папой на десять дней.
Знаю, это не лучшее время для отступлений. Но выбор не всегда за мной. Иногда отступления неизбежны. Как, например, этот отпуск. Нана и Папа давно планировали отдых в сентябре. Помните, Нана говорила об этом на Сэвил-роу, в четвертой главе? Эта поездка была Папиным подарком Нане к защите диплома. Он забронировал два билета на самолет в Венецию. О такой поездке Нана могла только мечтать. В середине отпуска они из Венеции отправятся в паломничество в маленький городок в Румынии. Путешествие на поезде по Центральной Европе! В отличие от Папы, которому подавай Бенидорм или Торремолинос, Нана хотела культурного отдыха. Такая уж она, Нана. Я ничего не могу с этим поделать.
Не знаю, как вы обычно проводите отпуск. Может, вы не были нигде, кроме Миконоса. Может быть, вы весь отпуск остаетесь в небольшой арендованной квартирке с плетеным кофейным столиком и полным набором романов издательства “Миллз-энд-Бун”, каждый день занимаясь сексом с новым молодым человеком. А может, вы ездите исключительно на лыжные курорты. И отпуск вам не в радость, если вы только не катаетесь без устали на лыжах, время от времени прямо на лыжне подкрепляясь сэндвичем с тунцом.
Просто потеха, как люди относятся к отпуску. У каждого своя теория идеального отпуска. Мне бы не хотелось, чтобы ваша теория идеального отпуска повлияла на ваше отношение к поездке Наны и Папы.
Вероятно, их поездка не похожа на ваш идеальный отпуск. Неужели, можете подумать вы, эта самая Нана может кому-то нравиться? Но постойте. Не позволяйте, чтобы теория оттолкнула вас от Папы с Наной.
Суть заграничного вояжа Наны и Папы в том, что это единственная история истинной любви в моей книге. Их поездка может показаться вам безвкусной, занудной и совершенно непохожей на идеальный отпуск. Однако это любовь. Чистая, бескорыстная любовь.
Поймите меня правильно.
В этой книге любят по-настоящему лишь Папа и Нана. Запомните это. Название этой главы и правильное, и неправильное. Если вы считаете, что любовь всегда подразумевает секс, то оно неправильное. Но если бывает чистая, идеальная любовь, то оно правильное.
В Венеции эти двое выбрались из покачивающегося на воде катерка-такси у Арсенала и прошли по причалу до отеля “Бучинторо”. Нана выбрала отель на веб-сайте журнала “Тайм-Аут”. Он был невелик, с охряным фасадом и видом на лагуну. В конце XIX века здесь останавливался художник Джеймс Макнил Уистлер. Умной Нане понравилось именно это.
Они зарегистрировались у стойки и поднялись в номер по ковру, покрытому красно-зеленым цветочным узором. Нана тут же села на кровать и стянула с себя сандалии, Папа встал силуэтом у окна. Счастливый, он оперся о раму. Нана встала и подошла к нему. Рядом с окном стоял большой вентилятор. Нана выключила его. Она стояла рядом с Папой, прислонившись головой к раме окна, симметрично дополняя Папин силуэт. Дешевый мозаичный пол из серых и черных осколков глазурованной плитки холодил босые ступни Наны. Она заметила следы кисти на раме окна, щетинки, оставшиеся под слоем краски. Они смотрели, как вода светлеет, потом темнеет, потом снова светлеет.
Это было прекрасно.
Венеция прекрасна. Она действительно прекрасна. Некоторые считают, что она чрезмерно красива, что бы это ни значило; другие говорят, что она совсем не красива, и что люди просто путают красоту со стариной. И те и другие ошибаются. Венеция прекрасна.
— Какая красота, — сказала Нана, — все так красииииво.
— А это что? — спросил Папа.
— Это — это Догана, — ответила Нана, — морская таможня.
— Ага, — сказал Папа, — и что, она красивая?
— Нет, — сказала Нана, — некрасивая. Ну, то есть нормальная. Нормальная, не некрасивая.
— А вон то что, вон там?
— Это церковь, Санта Мария делла Салюте.
— Красивая, — сказал Папа.
— Нет, — сказала Нана, — конечно же, нет.
— Почему? — спросил Папа.
— Просто некрасивая, — сказала Нана, — вот и все.
— Но почему? — спросил Папа.
— Пригласи меня в кафе “Флориан”, - сказала Нана, — и я расскажу тебе, что красиво, а что нет.
Потом она поцеловала его.
— Хочу горячего шоколаду, — добавила она. Спускаясь в фойе, они услышали за стеной звуки, безошибочно говорящие о том, что отдыхающая дама то ли достигла оргазма, то ли притворилась, что достигла оргазма.
Они не обратили на это никакого внимания.
Не бойтесь. Сейчас был единственный момент, когда в этой главе появился секс. В этой главе нет секса. Для Наны это самая счастливая глава.
Иногда мне кажется, что эта книга — нападка на секс. Иногда мне кажется, что она — сплошное ханжество. Может, так оно и есть. И если это так, то кое-кто может подумать, что это неправильно. Может быть, даже больше, чем кое-кто. Многие подумают, что ханжеству нет оправдания.
Но сам я так не считаю. Совсем нет.
Кафе “Флориан” находится на венецианской площади Святого Марка. Это очень старая кофейня. А это значит, что там все очень, очень дорого. Моше их цены точно бы расстроили. Фунта четыре за чашку кофе. Фунтов пять за горячий шоколад.
Нану с Папой цены не заботили. Они наслаждались отдыхом. Им нравился китчевый шарм кафе “Флориан”. Довольные, они сидели за миниатюрным семиугольным столиком. Слово “миниатюрный”, возможно, не слишком точно передает размеры этого столика. Столик был сделан в XVIII веке. Его создатели исходили из того, что человек ростом 5 футов 5 дюймов — просто гигант. Что-то мне это напоминает, думала Нана, с трудом умещая за столиком свои 6 футов росту. Что-то такое смутное, но что — не вспомнить.
Нана смотрела из окна на цветные купола собора Святого Марка. Собор Святого Марка — самое знаменитое архитектурное сооружение Венеции. Нана была счастлива. Она была счастлива, что может разглядывать собор Святого Марка, прихлебывая горячий шоколад в кофейне XVIII века. Ей нравилось путешествовать. Мне тоже нравится путешествовать.
— Мне так нравится собор, — сказала Нана. — Эти цвета нравятся. Эти формы.
Она долила густого шоколада из фарфорового кувшинчика, и его носик покрылся тонкими разводами, которые скатывались в плотные сгустки. Они были темнее напитка, почти черные.
— Как здорово, — сказала она.
Это же как доска для нард! подумала Нана, наконец вспомнив. Вот что напомнил ей столик — старую доску для нард.
Нана была счастлива. Нана ностальгировала.
Она смотрела на Папу и вспоминала, как в детстве просыпалась и сонно брела вниз по лестнице. Она слышала, как Папа разговаривает по телефону. Французские окна были распахнуты настежь. Она просыпалась рано утром, в гостиной было холодно, и Нана слышала отзвуки шума машин, оттуда, где в туманной дали начиналось шоссе М1.
