Сразу же, как его назначили командиром роты, он обратился к командующему подразделениями «Хаганы», обороняющими Иерусалим, предложив превратить роту в ударную группу. Командующий склонялся поддержать эту идею – оставить линию обороны, выйти в поле, чтобы устроить засады и атаковать, но пояснил, что об этом должны быть осведомлены британская полиция и армия. Цель руководства, разъяснил он Габриэлю, во-первых, превратить специальные группы «Хаганы» в патрульные, носящие военную форму. Таким образом, они будут действовать на законных или хотя бы полузаконных основаниях, помогая властям подавить арабское восстание и получая от них оружие для защиты еврейского анклава. Во-вторых, Габриэль выяснил, что руководство не считает гимназистов седьмого класса созревшими для настоящих боевых действий, и все акции будут выполняться более старшими. А молодежная рота останется пока лишь для связи и работы посыльными, или, в лучшем случае, будет выполнять работу сигнальщиков в Иерусалиме и его окрестностях.
Тут началась дискуссия, которую попытаюсь восстановить по рассказу Габриэля.
Габриэль: Не думаю, что это наше дело – помогать британцам в подавлении арабского восстания. Наше дело показать им, что из двух сил в стране, мы более опасны, и потому они должны прийти к соглашению с нами, а не с арабами. Опасная сила это сила самостоятельная, не зависящая от желания властей, ибо сегодня, давая нам разрешение на решительные действия, завтра они могут нас арестовать. Я же предлагаю создать ударную силу в подполье, которая сможет действовать и тогда, когда власти будут против, и добиваться цели, вовсе не совпадающей с целью властей.
Командующий: Такой вариант, честно скажу, для меня – слишком политический. Я не вижу ничего плохого в том, что мы будем сражаться вместе с британцами против арабских банд, досаждающих им точно так же, как и нам.
Габриэль: Жаль, что вы не берете в счет политический аспект. Все действия врага направлены только на политическую выгоду. На это должны быть направлены и наши действия. Британцы дадут политические дивиденды не за помощь им, а, наоборот, за тот ущерб, который мы способны нанести им в том случае, если они не выполнят наши требования. Мы должны доказать, что в наших силах нанести удар по тем, которые будут нам противостоять. Сила этого удара и определит меру ответа властей на наши требования.
Командующий: Слишком это сложно для меня…Что ты имеешь в виду? Тебе, верно, известно, что в горах Иерусалима действует небольшая группа парней, встречая врага в самых неожиданных местах. Мы стараемся найти легальные рамки таким группам, чтобы достичь их взаимодействия с армией. Или у тебя есть для них другие планы?»
Габриэль: Британцы отнесут на наш политический счет лишь войну, которую мы вели с бандами самостоятельно, а не войну, в которой мы британцам помогали и просили легализации наших ударных групп. Когда арабское восстание кончится, власти будут помнить лишь то, что именно арабам удалось его поднять и осуществлять многие месяцы, а не нашу помощь силам Великобритании. У этой помощи нет никакой политической цены. Такая цена может быть лишь самостоятельным и дерзким действиям, которые докажут, что в наших силах вести войны, захотят ли этого власти, или не захотят. Группы, действующие в горах Иерусалима, ни в коем случае не должны быть легализованы, а, наоборот, глубже уйти в подполье и выходить оттуда с одной целью: бить по бандам, вести операции, которые покажут всем возможности еврейского подполья нанести урон, привести в смятение врага, заставить его по-иному отнестись к силе этого подполья.
Комендант: Какие операции?
Габриэль: Ну, к примеру, каково ваше мнение об oneрации по захвату муфтия?
Командующий: Захвату муфтия?
Габриэль: Да. Этот гадючий выродок отравил ядом всю страну. Так почему не размозжить ему голову или взять заложником? Или взорвать здание арабского исполнительного Совета со всеми его лидерами? Или уничтожить особенно фанатичных лидеров, один за другим, согласно списку?
Командующий: Но это же террор.
Габриэль: Это слово еще не записано в словарь «Хаганы», но именно оно приносит политические дивиденды, а не слово «сдержанность»! Я против убийств без разбора случайных людей, но террор, направленный на виновников, приносит огромную политическую выгоду. Каждый, призывающий к резне евреев, должен испытывать страх, что за это заплатит жизнью. Пока мы не посеем этот страх, мы ничего не достигнем в этой стране. Мы можем, к примеру, взорвать редакцию газеты «А-Дипаа», все время подстрекающее к убийству евреев.
Командующий: И все это ты хочешь возложить на семнадцатилетних – восемнадцатилетних ребят?
Габриэль: Да! И они это сделают с гораздо большим желанием, чем то, что вы на них возлагаете сейчас. Вы должны знать, что семнадцатилетние в силах сделать гораздо больше, чем раскладывать яйца в коробки с едой, патрулировать по границам города и передавать сигналы с помощью гелиографа. Вы просто не знаете, на что способна эта молодежь, которая готова жертвовать собой больше, чем взрослые, ибо еще не знакома со смертью и не боится ее. Несколько сотен юношей, подготовленных к ударным действиям, в силах принести честь и уважение еврейскому подполью.
Командующий: Боюсь, что пути наши расходятся. Если ты будешь настаивать на своих планах, мне останется лишь снять тебя с командования ротой, а, может, вообще, с любой командирской должности. Ты должен понять, что организация несет имя «Хагана» – «Оборона», и не является террористической атакующей организацией. Я не разбираюсь в политике. Ее я оставляю нашим лидерам, и пока они придерживаются определенной линии, я должен вести себя соответственно ей. Кто этого не принимает, должен сделать соответственные выводы. Я же должен сделать эти выводы в отношении тебя.
Не могу ручаться за точность того, что было сказано в этой беседе, и, вероятно, это, главным образом, касается слов коменданта, ибо я не был знаком ни с этим человеком, ни с его языковыми оборотами. Но это абсолютно не важно, если точность моего протокола хромает. Важно лишь то, что Габриэль вышел из «Хаганы» из-за абсолютно ясных расхождений во мнениях, и мы в этот момент не знаем, что намерен делать этот человек. Поэтому никто из нас не удивился, что после небольшого тяжелого молчания раздался голос Айи:
«Что же будет сейчас?»
«Вы должны решить. Вернее, выбрать одно из двух. Продолжать оставаться в «Хагане» и выполнять все ее указания. Это наиболее подходит к мнению всего еврейского анклава, и, вероятнее всего, соответствует желанию ваших родителей и учителей».
При упоминании «родителей и учителей» насмешливое выражение выступило на лицах Дана и Аарона. Это явно уязвило их самостоятельность.
«А какова вторая возможность?» – спросила Айя.
Габриэль молчал. Видно было, что он изо всех сил старается не решать за нас нашу судьбу. Затем произнес коротко равнодушным голосом, в котором не было ни капли соблазна:
«Вторая возможность – действовать вне рамок «Хаганы», вне политики сдерживания».
«Под вашим командованием?» – продолжила вопрос Айя.
«Как было зимой», – ответил Габриэль.
Слово «зима» вызвало во мне острую ностальгию. Я различил запах дождя, падавшего на нас у подножья Наби-Самуэль, смешивающийся с запахом травы, которую мы топтали на берегу ручья Сорек.
Дана ответ Габриэля явно не удовлетворил, и он решил уточнить:
«Собираетесь ли вы продолжать учения или уже выйти в бой?»
«Не беспокойся, Дан», – улыбнулся ему Габриэль, и я вдруг подумал, что это первая его улыбка после долгого времени.
«Я-то для себя решил! – сказал ему Дан с абсолютным удовлетворением. – Я с вами!»
Он оглядел нас всех, как человек, который уверен, что все мы с ним согласны, и добавил:
«Полагаю, что наше решение ясно!»
«Нет! – сердито отреагировал Габриэль. – Я бы хотел это услышать от каждого в отдельности, а также сомнения и возражения каждого, чтобы ответить на них перед тем, как вы примете решение».
«Для меня, – заявил Аарон, – все решительно ясно».
«И для меня», – ответил я, не медля, чтобы не выглядеть колеблющимся, но не с той безаппеляционностью, которая отличала Дана и Аарона.
Тут наши взгляды обратились на Яира и Айю, которые выглядели печальными и погруженными в размышления.
«Если по правде, – сказал Яир, – я присоединяюсь к вам, но не с большой радостью».
«Тут и нет места большой радости, – обратился к нему Габриэль с пониманием. – Мы потеряли возможность действовать в большом масштабе. Мы потеряли возможность действовать от имени всего народа, всех его учреждений и лидеров по рецепту «Хаганы». И теперь мы вынуждены заниматься частными делами, к огорчению всего еврейского анклава, во имя которого мы вышли на тропу войны. Положение тяжкое, даже очень тяжкое!»
