— Может, мне спросить его напрямую? Это будет выглядеть плохо? Я хочу спросить.
— Лео, ты можешь не мельтешить? — Ист прижимает пальцы к вискам. — Честное слово, у меня от тебя голова кружится!
— От меня твоя голова кружиться не может, головокружение по воздуху не передается.
— Лео. — Ист вздергивает бровь. — Сядь.
Она садится.
— Что мне делать?
— Зачем ты меня спрашиваешь? — недоуменно смотрит на нее Ист. — Лично я понятия не имею.
— Но ты же умный! — Лео вспоминается последний вечер, проведенный с сестрой, и Нинины слова об улыбке Иста.
— Да, замечательно, спасибо, только я не в курсе, как нужно задавать вопросы о беременных…
— О беременных. Господи боже!
— …мачехах. У меня есть только отец, и, насколько мне известно, с ним беременность не случалась. Но, — продолжает Ист, прежде чем Лео успевает открыть рот, — как по мне, спрашивать точно не надо. Подожди, пока кто-нибудь не сообщит тебе эту новость сам.
Лео быстро моргает.
— То есть твой совет — ждать? И все?
Пожав плечами, Ист вскидывает ладони:
— Я сразу сказал, что понятия не имею. Совет бесплатный; за что платишь, то и получаешь.
Лео со вздохом валится на траву и устремляет взор на эвкалипты, слегка покачивающиеся на ветерке под безоблачным синим небом. Это зрелище навевает такой покой, что Лео даже злится. Она бы что угодно отдала, лишь бы жить в какой-нибудь дыре, где вечно льет дождь, грохочут грозы и шквальный ветер треплет деревья и крыши. Она хочет, чтобы снаружи, как и у нее внутри, было темно, хлестал ливень и бушевал ураган.
Несколько минут они сидят молча. В тишине до них доносятся обрывки фраз из пьесы, которую репетируют девятиклассники. Ромео на газоне драматично сопит.
— Блин, спойлер словил, — бормочет себе под нос Ист, но Лео убеждена, что он просто старается ее рассмешить, и попытку не засчитывает. — Эй, — он похлопывает ее по руке коричной метелкой. В самом деле, аромат восхитительный, однако сейчас Лео не намерена соглашаться с Истом хоть в чем-нибудь. — Ты еще здесь?
Лео перекатывается на живот. Наверняка в волосах застряли сухие листья, думает она и пробует вычесать их пальцами, но от прикосновения они лишь крошатся. Супер.
— Как у тебя получается все время быть таким спокойным? — спрашивает она Иста. — Всегда. Я тут наизнанку выворачиваюсь, а тебя занимает коричная метелочка.
— Как у меня получается быть таким спокойным? — повторяет он, и буря, которой жаждала Лео, внезапно сверкает в его глазах, темных и мрачных. — Лео. — Он шумно выдыхает, откладывает метелку, упирается ладонями в колени и смотрит в даль, в сторону парковки, в пустоту.
Лео ждет, что тучи разойдутся, а когда этого не происходит, отваживается произнести:
— Прости, я не это имела…
— Я не спокоен, — резко перебивает Ист. — Все ровно наоборот, понимаешь? Если я начну думать, если хоть на секунду задумаюсь о ней, обо всем, чего у нее уже не будет… — Он часто-часто моргает, борясь с соленой влагой, поднимающейся в глазах, словно прилив. — Лео, я просто рассыплюсь. Ты же знаешь. Ты все видела. — Он прочищает горло. — Ты вправду считаешь, что мне легко?
— Нет, нет, я бы никогда…
На заднем фоне Ромео с театральным стоном падает на землю и умирает. Как же Лео ненавидит эту пьесу.
— Может, это только внешне кажется, что мне на все плевать. Может, для меня все по-другому, ты же не знаешь. Поэтому я просто заставляю себя шевелиться, работать, кататься на коньках, пока меня не перестает терзать чувство, что я к хренам разобьюсь на тысячу осколков, если хотя бы вдохну поглубже. — С этими словами Ист встает, отряхивает от грязи потертые джинсы, подхватывает с земли рюкзак. — Мне пора. В этом семестре у меня многовато пропусков по экономике.
Он уходит, а Лео остается безмолвно сидеть. Ее терзает жуткое чувство, что она сделала больно тому, кому и так слишком часто причиняли боль, а над головой у нее по-прежнему шелестит листва, и девятиклассники продолжают репетировать.
— Останься, я пойду один! — восклицает первый. — Мне жутко! Предчувствую ужасную беду! [12]
Лео забирает метелочку, рассеянно поглаживает мягкие прутики, ждет звонка на урок и не понимает, как могла так сильно ошибаться.
28 ноября. 103 дня после аварии
— Этот соус с карамелизованным луком лучше вводить сразу в вену, — бормочет Герти, проходя мимо Лео к столику с закусками, приготовленными на День благодарения. Лео стоит с пустой тарелкой и не может определиться, попробовать криво наструганные морковные палочки или все-таки фаршированное яйцо. — Рекомендую. — Герти принимает решение за Лео: шлепает ей на тарелку чайную ложку лукового соуса и горсть рифленых картофельных чипсов.
Хорошо, когда кто-то решает за тебя. Одной проблемой меньше в этот день — день всеобщей благодарности, в который Лео испытывает что угодно, только не благодарность.
Сегодня с утра Лео и мама перемещались по дому в молчании: принимали душ, одевались, каждое движение совершали с осторожностью, как будто от малейшего промаха сердца у обеих треснут и горе просочится сквозь трещины наружу. Лео включила телевизор, чтобы посмотреть праздничное шествие, и через пять минут его выключила. Мама трижды поднималась к себе переодеться, и с каждым следующим нарядом следы слез на лице проступали чуть явственнее. Лео тактично делала вид, что ничего не замечает. Так было проще.
Каждый год на День благодарения все собирались у тети Келли, так как ее гостиная была самой просторной, и все же казалось, что народу в дом набилось битком. Здесь были все кузины, дядя Дэвид со своей матерью, которую все называли Мими и у которой была деменция. На Рождество и День благодарения старушку на несколько часов забирали домой из частного пансионата. Сейчас она сидела на двухместном диванчике, и вокруг нее хлопотала сестра Дэвида, чье имя Лео вечно забывала и давным-давно бросила попытки запомнить. «Смотри, там эта, как там ее», — обычно шептала на ей ухо Нина по пути к столику с закусками. Лео это всегда смешило.
Отец и Стефани тоже приехали. После развода отцу Лео пришлось переиграть расписание: было решено, что сюда они заскочат на фуршет, а на ужин отправятся к отцу Стефани. (Стефани уже много лет не ездит к матери на праздники — говорит, так каждый год экономит несколько тысяч на психотерапии.) Лео и Нина проводили Сочельник по очереди то у одного, то у другого родителя. В этом году Лео должна встречать Рождество с отцом. Она пока не может заставить себя думать об этом.
Она позволяет Герти взять ее под руку и вывести на террасу, усадить в кресло и вручить диетическую колу.
— Мы же не хотим, чтобы было как в прошлый раз? — Подмигнув, Герти плюхается рядом, и желудок Лео слегка сжимается. Она не видела Герти с похорон Нины. Прошло всего три месяца, но кузина словно бы повзрослела, волосы с лиловой прядью отросли, черный лак на ногтях облупился по краям. «Ведет себя как утомленный жизнью мудрец, — пыхтела Нина после каждого семейного сборища, — хотя выросла в гребаном пригороде и ходила в частную школу. Ее папаша с мамашей до сих пор в браке». — Курить хочется пипец, — вздыхает Герти, и Лео прячет усмешку, представив, как бы сейчас вознегодовала Нина.
— Как тебе колледж? — Лео берет ломтик чипсов, но тут же кладет обратно. На пальцах остаются крупинки соли и жир, она тянется за салфеткой с рисунком индейки.
— Сильно переоцененное заведение, — закатывает глаза Герти. Ее приняли в Колумбийский университет, но она выбрала Мидлбери [13]. Узнав об этом, Нина взвилась под потолок: «Она вообще на лыжах стоять умеет?» — Жду не дождусь, когда закончится семестр, — вздыхает Герти, сдувая со лба челку.
— Ты же только поступила, — недоумевает Лео.
— Не дави на больное. — Угостившись луковым соусом, Герти пихает тарелку поближе к Лео. — Съешь что-нибудь, иначе моя мама увидит и накормит тебя силой. Приятного, конечно, мало, но мне лучше знать, уж поверь.
