Мысль об ангелах занимала меня все утро, а в обеденный перерыв пришла мама и сказала про Лифчика. Я плохо понимала слова. Я пребывала в экстатическом состоянии, накачанное антибиотиками тело стало невесомым, я была готова взлететь.
— Уби-и-и-ли… — долетало издалека. — Армен заре-е-езал… Насме-е-ерть…
Армен был соседом Лифшица по лестничной клетке, они дружили, ходили в одну группу по самбо.
— А что случилось? — Я приподнялась на локте. Говорить было больно, я с трудом ворочала языком. Перед глазами мельтешило, как в плохо настроенном телевизоре.
— Поссорились. Ножом пырнул, на глазах у всех. Сашка через две минуты умер, даже до телефона добежать не успели.
— Из-за чего… поссорились?
— Не знаю, меня ж там не было. Ты ингаляцию сделала?
— Я вообще вдохнуть не могу. Какая ингаляция, мам?
— Прополощи хотя бы горло коньяком. Вот, выплюнешь в пиалу.
Я бултыхала в гортани «Арарат» и думала, что даже не смогу пойти на похороны. То есть я его больше никогда не увижу. Вообще никогда. Ни-ко-гда. Я сделала большой глоток и поставила пустую рюмку на тумбочку. Откинулась на подушку. Из-за зашторенных окон в комнате стоял полумрак. В темноте мне мерещился Армен с огромным, как сабля, столовым ножом — он слегка подкидывал его на ладони, словно взвешивая или дразня. Я закрыла глаза и снова открыла. За окном качалась ветка рябины, шурша по стеклу.
От алкоголя в горле стало тепло, потом за грудиной, потом во всем теле. Волна горячечного жара захлестнула меня, я отключилась. Мне было так плохо, что я даже не могла до конца осознать происшедшее. Был Сашка — и нет Сашки. Был Сашка — нет Сашки. Был Са…
К вечеру я проснулась. Родители пили в гостиной чай и обсуждали сегодняшнее событие.
— Обычное дело, — сказал отец. — Я когда учился в старших классах, у нас троих парней зарезали и одну девку. Она, правда, легкого поведения была.
— Господи! Ребенок — ребенка!
— Какие же это дети, здоровые лбы. Травы своей накурились…
— Паш, ну откуда у них трава?
— Откуда? А то ты не знаешь. Из части, от азеров.
— Чтоб Лифшица сын курил — не верю.
— А ему и не требовалось курить. Достаточно того, что укуренным был его кореш. Померещилось чего-то, ткнул ножом, и все. Помнишь, в Безроднове мужик через два дома от нас жену топором зарубил? Тоже в состоянии аффекта, от водки, правда.
— Средневековье какое-то, — тихо произнесла мама.
— Так и есть. Ничего с тех пор не изменилось. Человечество не стало ни умнее, ни глупее, ни лучше, ни хуже. Есть ужасное, есть прекрасное. Вот, послушай. Лютневая музыка средних веков. Моя любимая пластинка. Шестнадцатый век, «Зеленые рукава», старинная шотландская баллада. Какая мелодия. Божественно. Мир сложился как он есть уже тогда — дальше только варианты.
Под звуки лютни я снова уснула и во сне увидела их. Лифшиц и Юлька Шишкова летали, как птицы, над лесом, над гаражами, огородами, высоковольткой, геологическим институтом…
Когда я вернулась в школу после болезни, на Сашкином месте рядом с Карпухиным сидел Борька Тунцов, переехавший с дальнего ряда по близорукости. Брешь затянулась. Класс гоготал как ни в чем не бывало. Десять негритят. Отряд не заметил потери бойца. Я переложила в другую руку вдруг ставший тяжелым портфель и прошла на свое место.
В старших классах я заболела Ленинградом. Откуда взялся этот вирус, каким вихрем занесло в мою голову эти образы, непонятно. То ли бабушкин набор открыток заворожил, то ли фильмов насмотрелась исторических… Оси проспектов, строгие линии улиц, парки, фонтаны, дворцы… Он звал, как мираж, неведомо почему.
Мне страстно хотелось туда попасть — но как это сделать, если я нахожусь в поселке Лесная Дорога и у меня никого в Питере нет?
По пятому каналу телевидения шла молодежная передача «Зебра», очень популярная — смотрела ее вся страна. Ведущие каждый раз призывали: пишите нам письма. Некоторые, самые интересные — или драматические, — они зачитывали с экрана.
Вот оно, решение, такое простое.
«Здравствуйте! Помогите мне, пожалуйста, найти друзей в Ленинграде. Мне пятнадцать лет, учусь в обычной сельской школе, люблю читать, занимаюсь музыкой. Очень хочется познакомиться с интересными людьми из вашего прекрасного города, в котором я никогда не была, но о котором много знаю».
Через месяц в почтовом ящике квартиры 44 дома № 2 поселка Лесная Дорога лежало письмо. Пухлый конверт без обратного адреса — то есть адрес был, но не дом и не улица, а какие-то цифры. Из Питера! — обрадовалась я. Но оказалось, нет.
«Привет, моя незнакомая подруга! Меня зовут Роман. Я нахожусь в колонии общего режима в забытом богом поселке Ныроб на Северном Урале. Мне здесь очень одиноко, я написал в «Зебру», и дали твой адрес. Тебе, конечно, интересно, кто я. Мне двадцать три, я из Свердловска. Учился в радиотехническом техникуме, потом служил в армии. Люблю спорт, особенно футбол. Раньше был капитаном команды.
Скоро освобождаюсь, осталось восемь с половиной месяцев. Очень хочется общаться с нормальными людьми. Не смотри, что я пишу из заключения, просто так получилось, что оказался не в то время и не в том месте.
Расскажи про себя, про друзей. У тебя, наверное, их много. Чем увлекаешься? Кем хочешь стать? Буду рад нашему знакомству и дружбе».
Что это?! А как же Ленинград? Я обалдела, однако взяла ручку, бумагу, конверт…
«Получила твое письмо. Как ты понял по адресу, я живу в Подмосковье. Меня очень интересует Ленинград, поэтому и написала в передачу, чтобы познакомиться с кем-нибудь оттуда. А ответил ты. Так странно все получилось. Я заканчиваю девятый класс. После школы буду поступать на психфак или на филфак. Каких-то особенных увлечений, кроме книг, у меня нет. Друзей тоже почти нет — осталась единственная подруга (был еще друг, но он недавно погиб). Вот… Даже и не знаю, что сказать еще. Ты был когда-нибудь в Ленинграде? Очень красивый город, давно хочу посмотреть. Но пока не получается. Родственников у нас там нет, а денег на гостиницу никто не даст…»
«Честно говоря, я до конца не верил, что ты ответишь. Тем более, раз в «Зебре» все перепутали. Поэтому твое письмо ценно вдвойне. Ужасно, что у тебя погиб друг. Не буду спрашивать, как это случилось, — если захочешь, расскажешь сама. Я знаю, что такое потерять близкого человека. Раньше у меня была девушка. Она меня бросила, написала, не будет ждать, потому что хочется жить сейчас, а не завтрашним днем. А потом сообщили — вышла замуж. Хорошо хоть, сразу узнал. Я уже успел привыкнуть к этой мысли. А если бы вернулся домой, и оказалось… Не знаю, что бы с ними сделал. Хотел написать ««убил бы», но чувствую, нет, не смогу… А так уже простил… кажется…
В Ленинграде я никогда не был. Конечно, видел много раз в журналах и по ящику. Мой дед служил на Ленинградском фронте — водил полуторку по Дороге жизни. У него даже награда есть — орден Славы III степени, про который говорят — самый солдатский орден. Дали за «образцовое выполнение заданий правительства по снабжению города Ленинграда и Ленинградского фронта».
Когда освобожусь, обязательно туда съезжу. Я еще в школе собирался, с классом, на экскурсию, но заболел, а потом армия, а потом — сама понимаешь… Я бы сходил в Эрмитаж, в Кунсткамеру, в Русский музей… А еще есть музей артиллерии и музей блокады…»
Без единой помарки письмо. А почерк, мама дорогая! Буква к букве, аккуратный, как в прописи, — три часа, наверное, выводил. Молодец, мальчик. Садись, пять. Что же написать тебе в ответ?
«Я сижу на кухне, обыкновенной уютной маленькой кухне, в обыкновенной подмосковной квартире. Уже поздно, и все спят, а я пью чай с лимоном и медом и читаю великолепный, захватывающий роман о Петербурге, я читаю о Михайловском замке, об императоре Павле, который, будучи рыцарем — Мальтийский орден, иезуиты, — выстроил замок под цвет перчатки Лопухиной, своей дамы сердца… А вот Нелидова, приносившая всем только несчастье, а вот предательство и убийство… Аннет Гагарина, хозяйка замка, знает о заговоре и молчит; мелькают имена, блестят темной водой петербургские каналы и реки, я перелистываю страницу за страницей…»
«Знаешь, какой я тебя представляю? Мечтательная, но — серьезная и рассудительная. У тебя философский склад ума. Любишь одиночество, терпеть не можешь подчиняться. Независимая. Но в то же время застенчивая и ранимая.
Мне кажется, я даже вижу твою внешность. Ты очень привлекательная. Большие серые глаза с длинными ресницами и светло-русые волосы… Когда улыбаешься, у тебя на щеках ямочки, угадал?
Конечно, ты хочешь знать, за что я сюда попал. Мы шли с дискотеки. Пять человек. Один из наших остановил на улице парня, снял с него часы. Вот, собственно, и все. В тот же вечер взяли за грабеж. Если бы я тогда вступился, меня избили бы свои, у нас это жестко. И каждый из наших думал так же. Теперь все по разным зонам, т. к. соучастников разделяют. Я не очень далеко от родного города, 700 км, повезло, мать на каждое свидание приезжает.
