Сьюзан внезапно заметила другой указатель, промелькнувший за окном.
– Ой, гляди! Зоопарк! Я забыла о нем! И океанариум! У них там столько всякого дерьма, я совершенно о нем забыла! Папа однажды водил меня туда, уже взрослую, а может, я его водила. Да, так оно и было. Я взяла его с собой, когда возила Хани, мне хотелось, чтобы она поняла, что такое дедушка. Понимаешь, ну хоть какой-то, он уже постарел, и она должна была познакомиться с дедушкой, который у нее где-то есть, верно? Я хотела подарить ей инсталляцию для ее семейного музея. О, между прочим, вот почему я хотела ребенка от Лиланда. Я знала, что он будет хорошим отцом, а я не слишком-то уверена в своих способностях мамочки. Вот какая забавная штука, я знала, что Лиланд будет прекрасным отцом, но иногда это беспокоило меня. Понимаешь, это означало, что он сможет дать ей все то прекрасное и нормальное, что не смогу я. И у меня самой этого никогда не было, никакой отцовской заботы, воспитания. Не то что воспитания, вообще ничего. И подчас я почти… нет, не ревновала, ведь я хотела, чтобы у нее было все самое лучшее, даже если сама не смогу ей этого дать, но я задумывалась, почему же у меня этого не было? Это оказалось так здорово. Понимаешь? Теперь-то я знаю, что всегда считала, что была лишена чего-то, и, как оказалось, чего-то очень важного. Время от времени у меня появлялись телепапочки. Но и сейчас, когда вижу Лиланда с ней и эту радость, дерьмо! У меня никогда такого не было! Но я начинаю ненавидеть себя, когда понимаю, что делаю что-то из эгоизма и жалости к себе. Хлюп, хлюп, хлюп! Я! Я! Я! Ух, это так пошло. Тем не менее вот какая занятная штука, я всегда знала, что буду неправильным родителем, даже когда она была совсем маленькой. Даже ее няня иногда со мной так обращается, будто это она мать или жена Лиланда, а я сумасшедшая тетушка, которую терпят лишь потому, что ей осталось жить полгода. – Сьюзан ненадолго замолчала, нахмурившись. – Эх! Какая отвратительная мысль. Откуда она взялась? Больше ничего такого, умоляю! – вскричала она, словно заклиная внутреннего чревовещателя, несущего ответственность за львиную долю ее болтовни.
Небо становилось все ярче, чайки кричали, пролетая над поселками, которые покрывали холмы, как ячейки рыболовной сети.
Ветер, дувший ей в лицо через открытое окно, становился теплее, и Сьюзан улыбнулась восходящему солнцу. Солнце обещало помочь ее бедам, присматривать за ней и направлять ее. Она откинулась на спинку сиденья, закрыв глаза от удовольствия и наслаждаясь безмятежностью, которая охватывает тебя на большой скорости. Блаженство, прорывающее звуковой барьер и набирающее скорость вместе с прочими удобствами «форда-мустанга».
Тони прикурил еще одну сигарету, когда они въехали в центр Сан-Диего.
– Эй, у тебя есть бумага и ручка? Изредка, когда я чувствую себя так, как сейчас, я что-нибудь записываю. И ты только подумай, если я буду писать, значит, тебе не придется меня слушать. По крайней мере, пока мы не доедем до границы. Тогда я, может, пошлю срочную телеграмму своему конгрессмену и всем моим друзьям. Хорошая сделка, а?
Бумаги у Тони не было, а в единственной ручке закончились чернила, поэтому они съехали с шоссе, остановились возле заправочной станции заправить фургон, а Тони захотелось «оросить фарфоровую лужайку», как он выразился. В магазине Сьюзан купила шесть банок диетической колы, три пачки сверхлегкого «Мальборо», блокнот и две шариковые ручки, а Тони приобрел «Визин», «Ред Булл» и четыре большие шоколадки.
Вернувшись в фургон, Сьюзан разорвала упаковку блокнота и швырнула ее на заднее сиденье.
– Это будет моя последняя воля и завещание. По крайней мере, предпоследняя. И не столько воля, сколько вольна ли она или не вольна, воля и готовность высказать то, что у меня в голове. Найди, что скрывается в моей голове, если хочешь, а если нет, то прикрой меня, я отправляюсь. Ныряю! Ныряю!
С этими словами она склонилась над блокнот том и принялась что-то ожесточенно царапать.
Всплывай, большая форель – создание морское.
Он вынырнул из глубокого моря, вынырнул из глубокого
моря мыслей как ты.
Море Тревожных Мыслей
Смотреть в зеркало
Посмотри в зеркало
Посмотри, что Иисус сделал с твоей головой.
Ты видишь, как она сияет
Понимаешь, что говорит.
Почему твоя голова кричит вопреки твоей воле?
Почему она движется вокруг часов,
Между роком и твердыней.
Твоя голова скала.
Твоя мягкая каменная голова распухает от информации,
Болит от фактов, что ее питают.
Ступай, ступай туда.
Посмотри на ее сияние.
Смотри в глаза, что смотрят… просто смотри, что они видят.
Подумай, за исключеньем квадратных зубов,
Я сладкая, мягкая круглость —
Я повторяю слова
А значит я – это я,
Ау, смотри, смотри как зарождается улыбка,
Маленькие твердые зубы
В большой мягкой голове.
Где теперь та улыбка?
Когда нужна нам она.
Что ты пропустил?
Значит, это моя голова.
Смотри, гляди: она жует.
Она ждет слов,
Слов мудрости.
Моя голова глядит.
Ш-ш-ш, а теперь она спит.
Жди от нее сюрпризов.
Моя голова окружена враждебным воздухом,
Втягивает воздух через ноздри.
Она не знает преград.
Моя голова знает, где твоя.
Она чешет ночной воздух, вычесывая шутов.
Сьюзан оторвалась от блокнота, потому что Тони свернул с шоссе к большому указателю с надписью «МЕКСИКОУЧ».
– Где мы? – Она опустила ручку и высунулась в окно, изучая новое окружение.
– Не будучи здесь, мы все-таки здесь. – И, повернув на стоянку, Тони взял у ворот билет.
– Но это ведь не пограничный пункт, верно?
Они медленно ехали по переполненной стоянке в поисках свободного места.
– Мы оставим машину здесь и поедем на автобусе, иначе какой-нибудь козел может спереть фургон. – Тони припарковался и выключил двигатель. – Если нам понадобятся колеса, мы всегда можем взять такси.
Впервые с момента встречи она услышала от Тони столько слов.
– Хорошо! – улыбнулась она. – Не нужно на меня кричать. Я здесь.
Тони выглядел смущенным:
– Да я и не…
– Я пошутила! – Сьюзан жаждала окунуться в следующую главу своей жизни. И еще одну, и еще. – Пошли! Смотри, там автобус! Пойдем скорей! – Не закрыв дверцу машины, она выпрыгнула под утреннее солнце и поскакала к отправляющемуся автобусу, который отвезет ее в Мексику, на Оксиконтинент и дальше.
Друг Крейга, Чарли, предложил ему свозить Ангелику в «Две пальмы»,[36] рассказав, что это «чудесное, очаровательное место, куда стоит пригласить того, к кому питаешь сильные чувства… где ты сможешь трахать ее до тех пор, пока у нее кровь из ушей не пойдет. Пока из сисек дерьмо не полезет. Пока ее сиськи не начнут умолять тебя остановиться, но ее задница будет повторять: «О, ради бога, продолжай!» Или это ее жопа… Нет, я почти уверен, что задница…»
Крейг покачал головой и с печальной улыбкой посмотрел на Чарли.
– Умеешь ты обращаться со словами, друг мой, – вздохнул он. – К тому же ты много весишь, что делает твои аргументы весомее. К счастью, ты не мой брат, хотя в данном случае это скорее прискорбно, потому что если бы ты им был, я бы попросил тебя одолжить мне машину. Напомни, что ты непременно должен произнести тост на моей свадьбе.
Но совету Чарли он внял, сообразив, что Чарли – состоятельная телезвезда и уж наверняка знает места, подходящие для романтического бегства. Кроме того, он может помочь ему снять «Укромные апартаменты» Багси Сигела,[37] с джакузи на открытом воздухе и дыркой от пули в ванной.
Крейг с Ангеликой выехали утром, чтобы избежать пробок, а также жары, насколько их вообще возможно избежать летом в калифорнийской пустыне. И они хотели пораньше добраться до горячих источников, о которых были наслышаны. Поплавать вместе в теплой воде в крошечных купальных костюмах, а может, даже получить парный массаж.
– Не так круто, как звучит, – извиняющимся тоном объяснил Чарли Крейгу. – Но в то же время весьма необычно, если правильно разыграть карты.
Так что, предвкушая бурные выходные, Ангелика и Крейг сели в его автомобиль с откидным верхом. Сумки аккуратно уложены в багажник Каштановые волосы Ангелики всю дорогу развевались в стиле Одри Хепберн из-под оранжевого шарфа от «Эрме», большие очки от «Гуччи» затеняли ее светло-голубые глаза.
Они смеялись и болтали всю дорогу до Сан– Бернардино, музыкальный сборник Крейга служил прекрасным сопровождением к обоюдному гештальту. Они пользовались любой возможностью дотронуться друг до друга. Он мог коснуться ее плеча или руки, или она, согнувшись от смеха, касалась его руки, ноги, волос, так что когда они доехали до Пустынных горячих источников, теплое, скрытое желание охватило обоих. Пока они регистрировались в отеле, она прижималась к нему, ее рука украдкой поглаживала его широкую спину, когда он наклонился расписаться в регистрационной книге.
