– Выдумки все это! Вы-дум-ки. Да и потом, почему обязательно с режиссером? – отвечал Паша.
– Да-с, прекрасная у вас профессия, господин Векшин, – сказал Неволин.
– Если принять во внимание то, что тебе предстоит совершить в ближайшее время, то и в вашем департаменте неплохо живется, господин Неволин, – не замедлил с ответом Векшин.
– Да… – произнес один.
– М-нда… – вторил другой.
– И все-таки жаль, что наша Сонечка не участвует в какой-нибудь эротической сцене вашего фильма! – сказал Неволин.
– Но-но, ты не забывай, что мы не порнушку какую-нибудь снимаем, а мистический триллер.
– Я понимаю. Но все-таки… Представляешь, сейчас этот парень… Ваня его зовут, кажется? Сейчас это парень подходит к Софье Михайловне вплотную, расстегивает брюки… – начал фантазировать майор, в тайниках души которого, оказывается, затаился сексуальный террорист.
– Нет, пусть лучше она ему расстегивает, – поправил Векшин.
– Ну да. А сзади к ней подходит другой парень. Кто он? Cледователь? Замечательно. И вот следователь с подследственным берут эту колдунью … Жалко, конечно, что артисты у вас не такие высокие и мускулистые, как герои древнегреческих мифов. Тут нужны Гераклы, Голиафы, Атланты!
Векшин покосился на увлеченного чекиста.
– Смотрю я на тебя, Сергей Ильич, и думаю, что бесконечно сублимировать сексуальную энергию в работу по обеспечению безопасности государства все-таки невозможно… Так-так-так. И берут они ее значит за…
– Почему «за». Они просто ее берут. Один сзади, а другой спереди. А потом на столе. По очереди. И вместе. А она стонет, кричит, пытается вырваться. Но их же двое. Кстати, а может, и мы попробуем вдвоем?
Векшин ошалело посмотрел на собеседника.
– Да ты знаешь, я традиционалист в этом отношении. Хотя…
– Но сначала Сонечка показала бы нам стриптиз. Насколько я знаю, на своих собраниях… вернее, шабашах, ведьмы танцуют голышом. Так что, наверняка хореографическая практика у нашей знакомой имеется.
Разнузданные фантазеры замолчали, глядя на Кагарлицкую, которая по сценарию должна была войти в колдовской транс для разговора с духами. Она ответила взглядом полным неги и страсти. Это была эмоциональная мощь русалки и обольстительное притяжение сирены. Коллеги Софьи Михайловны по работе в Сообществе сразу бы поняли, что она находится при исполнении.
…Монтажный стык. Без него абсолютно невозможно представить себе любой мало-мальски современный фильм. Вот в одном из эпизодов героиня занимается любовью, а через секунду она уже сидит в офисе и пьет чай с конфетами. «Монтажный стык» – именно такое определение покажется потом наиболее подходящим Павлу Артемьевичу Векшину для описания того, что с ними произошло в следующее мгновение.
Мало что изменилось в мизансцене. Павел так же стоял, скрестив руки на груди, чуть отставив ногу вперед, а Неволин так же покачивался с носков на пятки, заложив большие пальцы рук за пояс. Но только стояли они уже в мерцающем полумраке, в потоках направленного на них света. А вокруг грохотала музыка и бесновалась толпа. И, похоже, причиной ее возбуждения были именно они. Толпа состояла практически из одних женщин, а Векшин и Неволин стояли в одних трусиках-ниточках на подиуме стриптиз-клуба «Нирвана». Это явствовало из светящейся надписи высоко под потолком. Компаньоны ошеломленно взглянули друг друга. Оба прочли на лице собрата по несчастью одну ясную мысль: провалиться бы сейчас сквозь землю. Или хотя бы убежать. Но куда там! Подиум заканчивался глухой стеной с одной стороны, а другой его конец уходил прямо в центр зала. А со всех сторон кричали, смеялись и свистели дамы самых разных возрастов и комплекций. Они требовали зрелища и размахивали деньгами. Музыкальный ритм сменился. И к ужасу Векшина, он увидел, что майор службы безопасности ритмично двигается под музыку, подчеркивая все достоинства своей прекрасной фигуры. Более того, Паша внезапно почувствовал, что и он начал игриво двигать бедрами и улыбаться. Толпа взревела.
Неволин с округлившимися глазами подскочил к краю подиума и оттянул резинку трусов. Ближайшие к нему дамы не замедлили протянуть к нему руки с купюрами. Векшин попытался что-то крикнуть, но вместо этого упал на колени перед какой-то теткой с широким толстым носом и бисеринками пота на лбу. «О, господи, я где-то ее уже видел!» – пронеслось у него в голове.
Вдруг, к облегчению Векшина, свет погас. И он обнаружил себя на огромной кровати, теперь уже абсолютно голым. Из динамиков музыкального центра стоящего рядом, раздавалась абсолютно сюрреалистическая в данной ситуации песенка про тореадора, который должен смело идти в бой. Дверь спальни (ничем иным эта комната не могла быть) была плотно закрыта, но через щель между дверью и полом пробивалась полоска света. Векшин завернулся в простыню и медленно поднялся. Но тут дверь резко распахнулась и Паша от неожиданности сел обратно на кровать.
– Заждался меня, пупсик! – воскликнула огромного роста женщина в черных колготках. Баскетбольные мячи под бюстгальтером, рубенсовские складки на животе и кобыльи ляжки указывали на то, что перед Павлом Векшиным явилась дама, не привыкшая комплексовать в вопросах еды и секса. В руках у нее он разглядел предметы, напоминающие розги и наручники, на голове – чуть сползший белый парик. В фальшивой блондинке Векшин опознал свою старую знакомую с негритянским носом. Она бросила затейливые вещицы на кровать и, схватив бедного Павла за ногу, рывком притянула к себе. Потом (о господи!) высунула язык и приблизила свою физиономию к лицу Векшина. Он заорал благим матом, с невероятным усилием отбросил многопудовое тело «блондинки» и выскочил из комнаты.
И оказался уже не в квартире, а прямо на свежем воздухе. Слава богу, за ногу зацепилась простыня. Паша судорожно в нее завернулся и осмотрелся по сторонам. Вечер был прохладным, и Векшин, одуревший от происшедших за последние минуты событий, потихоньку начал приходить в себя. Редкие, слава богу, в этот поздний (или ранний?) час прохожие шарахались от него в стороны. Он зябко ежился и лихорадочно соображал, что же делать дальше. Но вот рядом с ним остановился милицейский УАЗик. Он обреченно вздохнул, запахнулся поплотнее в простыню и молча забрался в услужливо открытую заднюю дверь. УАЗ тронулся, а Паша прислонился к холодной решетке и, зажмурившись посильнее, резко открыл глаза: он все еще надеялся проснуться.
Милиционеры впереди о чем-то громко спорили высокими голосами. Автомобиль увеличил скорость и не останавливался на перекрестках. Векшин пытался разглядеть улицы, по которым они ехали, но из этого ничего не вышло – скорость была огромной. Вдруг он почувствовал, как УАЗик сильно тряхнуло, и с ужасом увидел в зарешеченное окно, как машина оторвалась от земли.
Векшин изо всех сил начал колошматить в перегородку, пытаясь сообщить блюстителям порядка о грубом нарушении правил дорожного движения. Там, впереди, зазвучала музыка, напоминающая вагнеровский полет валькирий. Векшин изо всех сил заорал охрипшим голосом. Водитель, наконец, соизволил оглянуться. Глаза уже привыкли к полумраку, и Векшин убедился, что на водительском месте сидит его знакомая с раблезианскими формами. Чудовищная женщина в милицейской форме плотоядно облизнулась и подмигнула ему. Он с отвращением откинулся назад. Каким-то образом дверца открылась, и Паша вывалился из машины. Он камнем полетел вниз. «Ну и пусть! Чем так жить…» – смиренно подумал Векшин и закрыл глаза.
Но скоро почувствовал, что уже не падает. Он открыл глаза и обнаружил, что его руки, теперь больше не руки, а крылья. А вместо носа у него теперь клюв, а вместо… В общем, от превращения в мешок с костями его спасло превращение в обыкновенного городского голубя. Паша не ощутил особого восторга по поводу своей способности летать и стал осторожно снижаться.
Преодолевая тошноту, он опускался в район Приморского бульвара. Приблизившись к памятнику основателю города, он услышал знакомый голос:
– Эй, вы там! Поосторожнее! Ох, доберусь я до вас, всем бошки посвертываю, засранцы!
Векшин сделал круг над площадью и увидел, что ему грозит кулаком памятник Дюку Ришелье. Но нет, памятники угрожать не могут! Вместо отца-основателя на постаменте стоял и ругался загримированный под Дюка Неволин. Голубь Паша спланировал к нему на плечо.
– А, это ты! А я думал опять сизари проклятые меня обосрать норовят. Это же стихийное бедствие для нашего брата-памятника!
– Очнись, Серега! Что происходит? – проворковал-проорал ему в зеленоватое ухо Векшин.
Подобрав полы такого же зеленовато-бурого плаща, Неволин в образе Дюка криво ухмыльнулся.
– А ты что, до сих пор не понял, Павел Артемьич?
– Что я должен понять? – всплеснул крыльями Векшин.
Услышать ответ он уже не успел, потому что от удара камнем упал на землю. Молодой человек лет семнадцати, гулявший по бульвару со своей девушкой, доказывал ей свою личную состоятельность. Девушка захлопала в ладоши и обняла «настоящего мужчину».
