За окном орал Рябчик, защищая дом от наглых пришлых котов. Цвикали сонные стрижи.
Инга сходила умыться, чтоб не болели глаза. И снова села за ноутбук. Надо сосредоточиться. Иначе до утра она станет рассматривать эти прекрасные каменные нэцке, где глыба дикого камня бережно тронута уверенным резцом всего в нескольких местах, и вот она уже не глыба, а зверь. Птица. Или изогнутая толстая рыба с веселым глазом.
Несколько ссылок выводили на совершенно ненужные ей статьи, о летнем отдыхе, о ценах на билеты. Там каменные скульптуры, раскиданные по садам, просто работали иллюстрациями к постороннему тексту. Иногда под ними вежливая надпись сообщала, источник такой-то. Называя адрес сайта, которого уже нет.
Рябчик утомился геройствовать и ушел спать. В саду еле слышно пищали Пенькины котята. А окно за шторой уже светлело.
Инга встала, и, не закрывая крышку ноута, тихо вышла из комнаты. Во дворе, присев на корточки у Пенькиного гнезда, погладила сонную кошку по лобастой башке. Выйдя на улицу, быстро пошла в самое ее начало, к большому белому дому под красной крышей. Стоя у дырчатого каменного забора, поколебалась, вздохнула, и, скинув тапки, полезла вверх, суя босые ноги в каменные ячейки. Прижимаясь к верхнему краю, сказала шепотом вниз:
— Букет, тихо! Это я, Букет.
Черный лохматый пес погремел цепью и зевнул, раскидываясь рядом с будкой. А Инга, вынув из припасенной в кармане горсти камушков один, прицелилась и легонько кинула его в стекло комнаты на втором этаже. Подождала, кинула второй.
На пятом камушке занавеска отдернулась, показывая бледное пятно пацанского лица под темными вихрами. Скрипнула оконная рама.
— Э? — сказал мальчик, и сильно удивился, присматриваясь, — во, блин. Инга Михална? А вы чего тут?
— Коля. Ты мне нужен. Сильно. Ты можешь выйти, сейчас?
— Я? — еще сильнее удивился Коля, — ну так. Да. Щас я.
Инга спустилась вниз и села на корточки, приваливаясь к неровному забору.
Через пять минут сверху, шипя и чертыхаясь, сверзился Коля, в чистых цивильных брюках и расписной футболке. Вставая, Инга с удивлением принюхалась — от мальчика немилосердно несло одеколоном.
— Чего, — идя рядом, вполголоса спросил Коля, — с Оумом там что?
— Нет, нормально с Олегой, они тут дней через десять появятся. Ты мне нужен. Срочно.
Коля приосанился, лохматя рукой жесткие волосы. Пошел быстрее.
В комнате Инга усадила его за ноутбук и быстро, тыкая пальцем в картинки, объяснила ситуацию.
— Хоть что-то надо найти, Коль. А я не могу. Все перепробовала. Понимаешь, если бы какой столичный перец, маститый и увенчанный, было бы полно. А так похоже, все было на этом сайтике. Мне бы какие контакты, мыло или телефон. Скайп.
— Угу, — Коля внимательно изучал экран, свет падал на широкие татарские скулы и прищуренные черные глаза, — та понял, понял. То архивы надо смотреть. Там есть все. Дип интернет.
— Что? — она уселась рядом на табурет, касаясь коленом ноги мальчика и внимательно глядя на монитор.
— Та так, — тот уже нажимал клавиши, говоря извинительно, — я тоже не сильно умею, то ж в кино только тыц-тыц и все вывалилось. Ага, вот. Сохраненное, вот.
У Инги глухо стукнуло сердце. И притихло. Разочарованно она смотрела на корявенький дизайн и портрет автора на главной странице. Толстые щеки, очки, лысая голова.
Непризнанные таланты, — бежала заголовком мигающая строка. И ниже вводная, о том, как много гениев в наших глубинках и вот я, имярек, совершаю подвиг, собирая их всех в своем гениальном каталоге.
— Этот, — указала пальцем на небольшую картиночку с каменной улыбчивой лягушкой, — посмотри, что там о нем?
Мальчик открыл копию страницы. На ней — те же картинки, что показывал Инге поиск. И несколько строчек о том, что вот, уникальный скульптор, резчик по камню, работает с песчаником и ракушечником, его работы находятся в частных коллекциях. Имя мастера — Сергей. Отдельно на фотографии — крупным планом подпись, вырезанная латиницей: SBBC.
И примечание, что мастер не всегда подписывает свои работы, но их практически всегда можно определить по стилю.
— Вы как, Инга Михална? Вы чего?
— Нет, — она не отрывала глаз от экрана, — нормально, Коленька. Нет адреса, да? Его нет. А этот, чей сайт. Его есть адрес? Или скайп?
— Три года назад, какой там скайп. Мыло вот есть, в контактах. Я вам сюда скопирую щас. И страницу сохраню.
Она молча кивнула. Внутри все мелко тряслось, и Инга изо всех сил разозлилась на Горчика. Где он, черт с карманами? Почему она сидит тут, ковыряется в каких-то дип интернетах, с вытащенным из постели мальчишкой? А он? Почему не ищет сам? Наверное, так сильно нужна ты Сереже, Инга Михайлова, вон сама видишь, сколько у него Лизавет с частными коллекциями. Живет, как птиц небесный, бродит от одного дома к другому, без забот и хлопот. Пока ты тут Олегу на ноги подымала.
Угу, язвительно отозвался на мысли внутренний голос, знала бы, что он точно отец, давно бы уже летала, искала и нашла бы сама. Боялась ведь, а, Джульетта?…
— Инга… Михална. Тут еще места написаны. Видите?
— Какие места?
Палец коснулся подписи к смешной каменной овечке с курчавыми спиралями шерсти.
— Солнечная долина. А тут, лягушка эта, классная, кстати, она в Партените.
— Да. Да, Коля, точно! — она обхватила рукой плечи мальчика и поцеловала теплую щеку, — Господи, счастье какое. Спасибо, спасибо тебе, Коленька.
Встала, улыбаясь. Коля поднялся тоже, помявшись, боком вылез из-за стола и медленно пошел к двери. Инга, почти подталкивая, шла следом.
У калитки Коля остановился.
— А я в рейс ухожу, в первый. В Индийский океан пойдем. Сан Саныч мне характеристику писал.
— Замечательно! — восхитилась Инга, прикидывая, надо переписать все города и поселки с фотографий, и что там поближе, чтоб через пару дней…
— А пойдемте купаться, Инга… Михална?
— Что? — она удивленно посмотрела на серьезное скуластое лицо под жесткими прямыми волосами, и невысокую крепкую фигуру.
— Я вас люблю, — печально добавил Коля, — давно уже. Два уже года.
— Коленька… да ты что говоришь такое? У тебя же, я знаю, девочка, в городе.
Коля повел плечом, посмотрел в сторону моря. Ответил неохотно:
— Ну, девочка. То просто так. А люблю вот вас.
— Ты мой хороший. Спасибо тебе. Прости, что я тебя, ночью. Мне, правда, это очень важно, очень!
— Та вижу. Вы его любите, да? Который с лягушками.
— Да, Коленька. Извини.
Мальчик подумал немного. Вздохнул, снова приглаживая волосы.
— Ладно. А если б не любили вот. Скажите. Могли бы? Ну, с пацаном? Если любовь?
Узкие глаза пристально смотрели с широкого татарского лица.
— Если любовь, — медленно ответила Инга, мгновенно падая в прошлое, прямо тут, стоя у решетчатой калитки, на границе большого мира и маленького двора, в котором три дерева, цветы и кошка с котятами, — если любовь, да. Могла бы. Ты иди, Коля, спасибо тебе.
Утро пылало вовсю, сверху слышались голоса Вивы и Саныча, а с шоссе — шум автомобилей и за ним дальше — смех и крики купальщиков. Инга закрыла ноут и свалилась на постель, жмурясь от боли в усталых глазах.
Засыпала, разговаривая со смешными зверями, вырезанными из теплого камня — точно и бережно. И снова повторяя слова из письма, отправленного хозяину маленького несуществующего уже сайта, слова благодарности и просьбы о помощи. Вдруг он знает, где сейчас мастер.
Она спала, а на другом краю Крыма, дальше, чем нарядные кукольные поселки Южного берега, дальше большой Ялты и сверкающего Севастополя, за длинными пляжами Евпаторийского побережья, там, где у цепочки соленых озер стояла на горизонте огромная тарелка-антенна, делая пейзаж похожим на картинку из фантастического романа, в маленьком номере огромного санатория, полного утреннего народа, проснулся Серега Горчик. Закидывая за голову темные от загара руки, смотрел в потолок, белый, с круглым плафоном.
С работой неожиданно и сильно повезло. Еще весной он пытался договориться с директором санатория, сделал пачку эскизов, все вымерял и сам выбрал в отвале старого карьера десяток каменных глыб. Но тот, хватаясь за лысину, долго скрипуче жаловался на нехватку денег и риски (неизвестно, Иваныч, может, вообще с сумой скитаться пойду), и решили все отложить на осень. Горчик и забыл, таких отложенных работ в каждом сезоне набиралось по несколько, но когда заканчивал солнечные часы в азовском поселке, директор, со странным именем Гранит Кирсанович, внезапно позвонил и потребовал — срочно, пока есть маза деньгу провести, давай сюда, Иваныч, ваяй своего дракона! И вот вместо тихого поселка — шумная линия санаторного побережья, вместо мелкой азовской воды — соленая до пудры на губах черноморская. И вместо тихих ужинов под виноградной беседкой — жужжащая столовка с тремя потоками отдыхающих, красных, шумных и деловито-довольных.
