Фелипе, кроме того что был чрезвычайно симпатичной личностью, обладал и другой основательной добродетелью: хоть он и был бразильцем, но оказался лучшим поваром… Нью-Джерси! Его фажолада[114] была непревзойденной. Мы прогостили в доме Лиз пару дней, в течение которых вместе приготовили лимончелло, с тем чтобы оно настоялось в течение двух недель, к тому времени, когда мы вернемся в Нью-Джерси на Рождество. Ибо наше путешествие предусматривало важный этап: штат Коннектикут, где мы должны были познакомиться с родителями Лиз, которые трудились на их фирме «Рождественская елка». Мы приехали в потрясающее место, где Джон и Кэрол, отец и мать Лиз, посадили сотни елок для продажи придирчивым покупателям, имеющим счастливую возможность лично выбрать свою рождественскую елку.
Они были всех видов и размеров. Я не успел выйти из автомобиля, как кто-то вложил мне в руку электропилу. Да, так как было принято решение, что я окажу помощь в спиливании деревьев, выбранных покупателями: и это при том, что мне в жизни не попадалась на глаза ни одна электрическая пила! Мне объяснили: прежде чем пилить ствол, следует освободить ветви от покрывающего их снега и льда, в противном случае возникает риск их поломки, когда елка упадет набок. Постепенно я набил руку в этом деле и начал вовсю развлекаться.
Джулиана, которая любит Рождество больше любого другого праздника, казалось, обалдела от радости. Кэрол выдала ей все материалы и инструменты для изготовления рождественских украшений. Я тем временем обходил с Лиз заснеженный холм, одетый ряженым из фирмы «Рождественская елка»: зеленые штаны, красная куртка и шапочка эльфа на голове.
Работа была утомительной: после спиливания деревья подлежали упаковке с помощью машины, оборачивавшей их сеткой, и затем погрузке на автомобили клиентов, число которых все прибывало. Когда подъезжал очередной, Лиз приглашала его присмотреть дерево, объяснив, что как только дерево выбрано, надо закричать: «Лука!» – и немедленно появится красавчик из Рима, готовый свалить дерево. В результате мое имя выкликали каждые две минуты с разных сторон холма, и приходилось пробегать километры по снегу для удовлетворения всех покупателей.
На третий день я изнемог. Я был доволен, но совершенно разбит. И не мог не сказать самому себе: «Лука, ты столько учился и работал, ты обладатель ученой степени бухгалтера-аудитора, владелец специализированной конторы в Риме. Но какого хрена ты делаешь здесь, на заснеженном холме в Коннектикуте, срезая рождественские елки с шапочкой эльфа на голове?»
Это была милая месть Лиз. После того как я вынудил ее есть бычий хвост, пайату и требуху, пришла ее пора поразвлечься.
На фирме «Рождественская елка» царила прекрасная атмосфера. Кэрол прекрасно исполняла роль немногословного руководителя. Хозяйка раздавала всем задания с ласковой непререкаемостью и не повышая голоса; после общения с ней в течение нескольких дней я убедился в том, что она не повысила его ни разу в жизни. Джон был необыкновенно симпатичен, и на одной из стен дома я увидел вывешенную статью из газеты, написанную про него: он прошел весь «Аппалачский переход»[115], подобно мне, любил пешие прогулки и обожал горы. Кроме того, занимался выращиванием рождественских елок. Одним словом, нечто вроде коннектикутского Санта-Клауса.
Чтобы отпраздновать окончание сезона продажи елок, мы отправились в ресторан неподалеку, где разделили с Джоном одно из самых странных блюд, которое можно себе представить, – по меньшей мере для итальянца: пицца с цыпленком баффало[116]! После чуда с перцами в поезде «Эмтрэк» я уже решил, что повидал все, но это превосходило всякое воображение: пицца с кусочками цыпленка и соусом барбекю… Самым удивительным было то, что блюдо оказалась вовсе недурным.
После закрытия фирмы «Рождественская елка» мы все отправились в Филадельфию, чтобы провести 24 и 25 декабря в доме Кэтрин, сестры Лиз. Это были особые дни, в течение которых мы по большей части восседали вокруг стола, сервированного Кэтрин с таким высоким классом и изяществом, что у нас захватывало дух.
В день Рождества Лиз решила представить обществу подарок, который мы привезли ей из Италии: деревянную кружку-гроллу.
Кружка-гролла, название которой происходит от слова «Грааль», – деревянный сосуд с боковыми носиками, числом обычно от четырех до двенадцати, используемый для кофе, приготовленного так, как это делают в Валь-д'Аоста[117], с граппой[118], сахаром, апельсиновой кожурой и зернышками гвоздики. Он хорошо согревал и желудок, и сердце. Кружка-гролла известна как «чаша дружбы», которую передают от одного человека к другому, от друга к другу, чтобы каждый отпил из своего носика дивный кипучий напиток. Это был прекрасный и возвышенный момент, а также любопытная новинка для всех наших друзей.
Рождественские праздники пролетели. Фелипе и Лиз отправились в Нью-Джерси, а мы с Джулианой остались еще на пару дней в Филадельфии, перед тем как съездить в Бостон, чтобы отведать тамошнего супа из моллюсков, а затем опять возвратились в Нью-Йорк. Когда мы опять оказались в доме Лиз, то обнаружили там ее подруг, Дебору и Софи: через четыре года после нашего римского Дня благодарения мы вновь встретились! Фелипе попотчевал гостей изысканным обедом, который завершился приготовленным нами лимончелло, созревшим после двух недель выдержки, тонкого вкуса и ужасно крепким.
Было просто невероятно видеть библиотеку в гостиной, забитую экземплярами «Есть, молиться, любить» на всех языках мира. Лиз недавно была гостем ток-шоу Опры Уинфри, где продемонстрировала нашу фотографию, так что в тот день я получил восторженные послания от всех моих американских друзей.
Книга пользовалась необыкновенным успехом, и даже было принято решение сделать из нее фильм с Джулией Робертс в роли Лиз. Самое забавное и прозвучавшее для моих ушей насмешкой судьбы было то, что практически самым частым вопросом, который задавали Лиз, оказался такой: существую ли я в реальной действительности? Кто бы мог поверить в это? Мне казалось, я избавился от бремени моей фамилии, и вместо этого узнал: полмира искренне верят, что человек с такой смешной фамилией – всего-навсего удачная выдумка!
Два дня спустя мы с Джулианой вернулись в Рим, но накануне провели памятный вечер с Фелипе и Лиз. Не без содействия лимончелло мы принялись изливать друг другу душу. Фелипе и Джулиана были вынуждены пару часов выслушивать песенное представление Луки – Лиз, прервавшееся только тогда, когда Лиз заставила меня и Джулиану спеть песенку «Roma, nun fa' la stupida stasera»[119], которую она открыла для себя этим вечером и немедленно влюбилась в нее. Я перевел весь текст, слово в слово, рассказывая о Риме, таком прекрасном, что он помогает тебе влюбиться в девушку, с его звездами на ночном небе, которые освещают Тибр, с ласковым дуновением вечерних слегка резковатых ветерков и весенними вечерами, оживляемыми нескончаемым и меланхолическим пением сверчков…
– Лиз, – заявил я, – эта песня – настоящий гимн Риму и его необычайной красоте. Она нежнее и романтичнее любовного стихотворения.
Естественно, для объяснения по-английски, что такое «крошечная частичка луны» или как «западный ветерок-разбойник» может стать «пощипывающим порывом», мне пришлось приложить титанические усилия. Но я уверен, что Лиз и Фелипе уловили очарование этого творения.
Для меня и Джулианы настал момент возвращения домой после самых прекрасных в нашей жизни праздников. Расставание с Лиз и Фелипе далось нам с трудом. Но было ясно, что вскоре мы увидимся вновь, и мне также будет не хватать как моей подруги, так и Фелипе, этого доброго человека с приятным лицом, столь напоминающим Джеймса Тейлора.
Кстати, что касается Джеймса Тейлора, то я никогда не забуду историю, имеющуюся у меня про запас, героями которой являются он и экземпляр книги «Есть, молиться, любить». Шел 2009 год, и Джеймс опять, как и пять лет назад, пел в «Кавеа». Было чрезвычайно жаркое воскресенье июля, и, в то время как половина города отправилась на море, я уже за несколько часов до концерта стоял на посту. Лука Спагетти – самый преданный поклонник Джеймса Тейлора.
До тех пор пока охрана позволяла, я бродил по территории «Кавеа», прикидываясь туристом, потом уселся рядом с микшером в надежде, что сойду за техника и смогу присутствовать при настройке звука. Я использовал метод «таращиться на стены», как делал это в школе. Для того чтобы меня не спрашивали, я старался как можно меньше смотреть в глаза учителю.
Но появился тип с бородкой, который удивился, что меня еще не выставили отсюда, и дал соответствующее указание персоналу «Аудиториума».
Но на сей раз я был вооружен. И оружие было убийственным: экземпляр «Есть, молиться, любить», соответствующим образом подготовленный мной. Я напечатал и наклеил внутри все фотографии, которые сделал с Джеймсом за все прошедшие годы, а на первой странице написал несколько строк благодарности, но действительно душещипательных!
