Чушь! Серебряков сердито потряс головой, словно вытряхивая из нее нахального насмешника. Чушь! Несерьезные бредни. Давай обратимся к фактам. Она проститутка, и это факт. Она связана, спутана с мафией, она участница ограбления, завершившегося тройным убийством. Это еще один факт. А ты положительный член общества, профессор… гм… да, да, профессор! Профессор! И это тоже факт. И потому ты сейчас повернешься и вежливо попросишь ее удалиться, а иначе… Что “иначе”? А иначе ты вызовешь полицию, вот что. Исполнишь долг положительного человека и гражданина.
Профессор решительно повернулся, и слова замерли у него на устах. Леночка крепко спала в кресле, откинув голову на спинку и приоткрыв мягкие пухлые губы, снившиеся ему все эти годы. Ноги ее слегка подрагивали, как у спящей собаки. Наверное, она продолжала бежать даже во сне, спасаясь от крепких ребят, неутомимого румына и тысяч других кобелей, с неразличимыми мордами, слюнявыми пастями и жадными, мнущими, царапающими, потными конечностями. Александр Владимирович подумал, что неплохо было бы перенести ее на кровать, но отказался от этой мысли: не потому, что боялся разбудить, а потому, что не справился бы с тяжестью. Поэтому он просто придвинул ей под ноги табурет, подложил подушки и укутал получившееся сооружение в плед и одеяло.
Остаток ночи Серебряков посвятил занятию, в котором всегда был особенно силен: поискам оптимального варианта дальнейших действий. Дороги назад уже не существовало. Оставив Леночку у себя, профессор автоматически превратился в сообщника. Как ни странно, осознание этого принесло ему облегчение: одним выбором меньше. Но он не мог прятать ее вечно в своей мюнхенской квартире.
Следовало как можно скорее покинуть город… или даже Германию… а лучше всего — Европу. Не годились и Штаты: наверняка у мафии там тоже все схвачено. Требовалось найти по-настоящему глухой, медвежий угол, что-нибудь совершенно невообразимое и в то же время такое, где можно было бы не только прятаться, но и нормально жить. Что-нибудь типа Новой Зеландии, Австралии, Латинской Америки, западных провинций Канады…
Профессор взялся за телефон, поговорил со знакомыми в Окленде, в Сиднее… Нет, не вытанцовывалось. Звонить в Америку не позволяла разница во времени; он отложил трубку и сел возле спящей Леночки, нежно поглядывая на завиток волос над белой беззащитной шеей. Несмотря на похмелье и бессонную ночь, Серебряков ощущал прилив бодрой молодой силы и даже, наверное, гордости.
“Эй, вы там, внутри, судейские крючки! Ну? Кто теперь трус и пустышка?”
Внутри уважительно помалкивали.
“То-то же!”
Леночка шевельнулась, повернула голову, приоткрыла глаза, мутно посмотрела на профессора.
— Черт! — сказала она хриплым со сна голосом. — Это ты…
У Серебрякова вытянулось лицо. Он представлял себе ее пробуждение несколько иначе: с поцелуями и слезами благодарности.
— Ну, я. Неужели так плохо? Что ты на меня смотришь, как на вампира? — он вдруг осекся, пораженный неожиданной мыслью.
— Извини, — виновато улыбнулась Леночка. — Просто я сначала еще надеялась, что это сон. Кошмарный такой сон. А сейчас…
— Подожди, подожди… — перебил ее профессор, вскакивая и принимаясь бегать по комнате. — Как же это я о нем раньше не подумал? Это же самое подходящее! Вампир!
— Вампир? — Леночка испуганно поежилась.
— Ну да! Профессор Вампир… или нет, не Вампир, но как-то очень похоже… Упырь! Нет, не Упырь… Упыр! Точно, Упыр!
Александр Владимирович познакомился с Упыром на недавнем международном конгрессе в защиту осажденных полостинцев. Помимо страстного обличения оккупантов, соотечественником которых он имел несчастье быть, профессор Упыр запомнился неприятной заискивающей интонацией и напрасными попытками привлечь хоть кого-нибудь из вальяжных европейцев к сотрудничеству со своим захолустным колледжем, безнадежно провинциальным даже по меркам безнадежно провинциальной Страны. Как и все, Серебряков благожелательно взял его визитную карточку, сочувственно похлопал по плечу, обещал подумать. Где же она теперь, эта визитка? Неужели выбросил? Ох, слава Богу… вот она! Вот!
Через три недели новоиспеченная чета Серебряковых уже сходила на берег Страны с борта круизного корабля. В обмен на свой европейский лоск, поднимающий ранг безвестного колледжа Упыр на принципиально новый уровень, профессор получил две лекции в неделю, щедрые гранты на написание четырехтомной “Истории советского диссидентского движения” и, самое главное, надежнейшее убежище.
Поначалу ректор советовал поселиться в столице, расположенной относительно недалеко от города N., но профессор изъявил настоятельное желание пожить в тихом уголке, вдалеке от опостылевшего городского шума.
— Что ж, — улыбнулся Упыр, ощупывая взглядом ладный Леночкин зад. — Тогда N. вам подойдет в самый раз. Глуше него на этом свете — только поселок Матарот.
— Матарот? — заинтересованно переспросил Александр Владимирович. — Где это?
Чемодан с деньгами супруги Серебряковы спрятали в подвале своей новой матаротской виллы. Они купили ее за наличные: уж больно привлекательной оказалась цена. Узнав о причине такой дешевизны, Леночка усмехнулась: подумаешь, ракеты… тоже мне, опасность… Даже и лучше: пускай себе летают, отпугивают любопытных, отваживают непрошеных. Затихариться, залечь на дно, переждать, пересидеть, перемолить — авось свернется, простится, забудется.
Развилка 7: в гостиной
— Ты что, шкура, думала, тебе такое забудется?
Стриженый “бык” в спортивной куртке оскалился, что, видимо, означало насмешливую улыбку, и, коротко замахнувшись, ударил Леночку по щеке жесткой ладонью. Она проглотила кровь. Видать, не судьба. Ничего, тридцать восемь лет тоже немало. Многие при таком ремесле до двадцати пяти не доживают. Только бы не увозили, только бы здесь кончили. Потому что, если здесь, то быстро, а если увезут, то будет время помучить.
— Да пошел ты… волчара вонючий… — она харкнула кровью прямо в адидасовский цветочек на широкой бандитской груди.
— Ах ты… — “бык” занес было кулак, но в последний момент передумал, побежал замывать.
Бережет форму одежды, гад.
— Зачем ты так, Лена? — простонал Серебряков.
Они сидели в разных углах гостиной, накрепко примотанные липкой лентой к стульям. Слаб профессор, сразу во всем признался. Диссидент называется.
“Бык” вернулся из кухни, отряхивая куртку, крикнул по дороге в пролет лестницы:
— Саня, ну что ты там копаешься? Нашел?
— Нету! — откликнулся из подвала Саня. — Наврал он…
— Наврал?!
— Нет, нет, что вы… — испуганно забормотал Серебряков, цепенея на своем стуле. — Я вам чистую правду… там это, в подвале, на нижней полке стеллажа, в чемоданчике таком сереньком…
— Сереньком… — передразнил поднявшийся из подвала Саня. — Я вот тебе, падла, сейчас дам серенького…
Старший бык озабоченно посмотрел на часы.
— Кончай, Саня, — сказал он. — Ты что, не видишь: фраер он. Все, что знал, давно вывалил. Тут шкура мазу качает. Она и бабки перепрятала, к гадалке не ходи. Вот только времени у нас нету ее здесь колоть. Придется с собой забирать.
— А этого?
— А этого…
Старший вытащил из-за пояса пистолет и принялся торопливо навинчивать глушитель. Дверь распахнулась, и третий бандит ввез в гостиную бесчувственного Ами Бергера.
— Во!.. Принимайте еще одного. Тот самый инвалид, из бара.
Леночка скрипнула зубами.
— Не трожьте безногого, он вообще ни при чем. Даже по-русски не понимает. Зачем он вам?
— Заклей ей пасть и тащи в багажник, — рассеянно бросил старший, поднимая пистолет. — Торопиться надо.
А надо ли? Нет, “быкам”-то, конечно, надо: ведь вот-вот приедет полиция, а они должны еще успеть застрелить Ами и профессора, погрузить в багажник связанную Леночку, доехать до сменной машины, пересесть в нее и исчезнуть навсегда в тумане других повествований, не имеющих к данному никакого отношения. Но надо ли это мне?
Ведь, как ни поверни, но ситуация в гостиной довольно безысходная. Уж больно неравны силы: трое здоровенных вооруженных бандитов против храброй, но связанной и безоружной женщины, трусливого, связанного и безоружного старика и безногого безоружного парня на инвалидной коляске, пребывающего к тому же в полной отключке от сильного удара по голове.
Я могу, к примеру, вот прямо сейчас толкнуть Ами под ребра, привести его таким образом в чувство и надеяться, что он, во-первых, достаточно быстро оценит ситуацию, во-вторых, ухитрится еще быстрее дотянуться до прицелившегося в профессора “быка”, в третьих, сможет свалить его, в-четвертых, завладеет пистолетом, в-пятых, застрелит кстати оторопевшего Саню и даже успеет, в-шестых, попасть в ногу убегающему Андрюхе. Но не будут ли эти надежды чрезмерными? Честно говоря, даже “во-первых” представляется мне весьма сомнительным.
