Чарли яростно заскреб в затылке.
— Послушай, — сказал Винкельман, — ты что думаешь, нам он не был дорог? Но он только что из штанов не выпрыгивал — так рвался помочь этому нацистскому гаденышу. Он…
— Так-то оно так, но…
— Дело ясное, на Бориса кто-то настучал. Это я, что ли?
— Нет, но…
— А может быть, это я осведомитель, — сказал Грейвс.
— Нет, но…
— Чарли живет в его квартире. Полки там забиты книгами таких типчиков, как Троцкий и Кестлер[112]. И знаешь, что Чарли нашел у него в столе? Три старых номера «Интеллидженс дайджест». А этот фашистский журнальчик иначе, как по подписке, не получить.
— Вообще-то откуда известно, — спросил Ландис, — что на Бориса настучали? Как знать, вдруг этим паспортным хмырям просто взбрело на ум взяться за него…
— Ну да, — Чарли воспрянул духом, — то-то и оно.
Грейвс дружески облапил Чарли.
— Знаю, приятель, тебе это не по вкусу. Для тебя — это потрясение. Что ж мы, не понимаем. Я работал с одним парнем пятнадцать лет кряду…
И Грейвс поведал ему про партнера, который дал показания против него.
— Мне что-то нехорошо, — сказал Чарли.
— Шел бы ты домой, приятель. Что ж мы, не понимаем?
Чарли встал — его пошатывало.
Понурившись, он побрел к дверям и уже на выходе услышал, как Джереми сказал:
— Почему это мы мало привлекаем такого парня, как Чарли?
— Если у меня завтра все сложится, как надо, — сказал Плотник, — я смогу ему кое-что подкинуть.
Надо вернуться, подумал Чарли, объяснить им. Объяснить — что? Что Норман наставил ему рога? Сделаться посмешищем ради Нормана — вот еще.
— Ну и как мы поступим с Норманом? — спросил Грейвс.
Но с уходом Чарли они несколько поунялись. Все, кроме Грейвса, устыдились.
В этот час они — такова сила иллюзии — перенеслись в Голливуд. В этот час они снова почувствовали себя влиятельными кинодеятелями, рисковыми игроками с полномочиями и кабинетами. Но потом Винкельман выглянул в окно — а за окном нет съемочной площадки, Плотник оперся о стол — а на столе нет бесчисленных кнопок, на звонки которых мчались бы со всех ног угодливые помощники, Джереми прошел мимо окна — а за окном нет плавательного бассейна, Ландис положил руку на телефон, а на звонок не слетелись — развеять его скуку — начинающие актрисульки. Иллюзия рассеялась.
— Не знаю, — сказал Плотник.
— Если вдуматься, — сказал Джереми, — не делаем ли мы из мухи слона?
Винкельман вздохнул:
— Норман будет здесь завтра утром. Мы собирались поговорить насчет контракта.
Один за другим гости попрощались с хозяевами. Никто не искал попутчиков. И так же — один за другим — кто уехал, а кто ушел домой.
Чарли поплелся к Суисс-Коттеджу. Я же ни разу не сказал, думал он, что Норман осведомитель. Они переиначили мои слова. Сделали свои выводы. Но кто-то же донес на Джереми. Откуда мне знать, что не Норман? Я что, могу поклясться, что не он? Норман ведь и впрямь странноват. И опять же, взять хотя бы историю с партнером Грейвса. Может, они и правы.
Чарли завернул в ближайший паб, заказал двойной виски. Тут он впервые вспомнил, что чек, который он собирался вернуть, так и остался на столе Винкельмана. Да и с «Все о Мэри» ничего не решено. И он по-прежнему на мели. И ему по-прежнему не миновать разговора с менеджером банка.
Где взять деньги, думал Чарли, где?
XXII
Назавтра Норман с утра пораньше наведался к Чарли. Чарли вышел к двери в халате. Он был явно ошарашен.
— Я думал, это молочник. — Он так и не открыл дверь до конца. — Девяти нет… — Он суетливо подобрал газеты. — Джои еще не встала.
— Я пришел к тебе.
Они устроились за столом в кухне. Чарли, отложив «Манчестер гардиан» и «Дейли уоркер», проглядывал заголовки в «Дейли экспресс»[113].
— Что тебе нужно? — спросил он без обиняков.
Норман, а он пришел к Чарли прямиком из гостинички на Керзон-стрит, пробуя почву, дружески улыбнулся.
— Ночь выдалась нелегкая, — сказал он.
В спальне что-то неразборчиво пробормотала Джои.
— Ты могла бы и выйти, — сказал Чарли. — Как-никак он твой друг.
— Я предпочел бы поговорить с тобой наедине, — сказал Норман.
Джои вышла, зевая, сонно потирая шею.
— Я пришел извиниться, — сказал Норман.
— За что? — спросил Чарли.
Норман растерянно улыбнулся.
— Толком не знаю.
— Для начала ты заключаешь за моей спиной сомнительную сделку с Рип Ван Винкельманом, потом так, будто хочешь, чтобы я утвердился в мысли, что это вовсе не случайная оплошность, при первой же возможности укладываешься в постель с моей женой.
Норман вынул посланный Чарли чек, положил его на стол.
— Как бы ты ни относился ко мне, деньги это твои, — сказал он.
— Оставь их себе.
— Чарли, ты расстроен. У тебя есть все основания сердиться на меня. Мне не следовало договариваться с Винкельманом без твоего ведома. Но насчет вчерашнего ты ошибаешься. Джои тебе не изменила.
— Я знаю, что между вами было. — Чарли взял Джои за руку. Горячо пожал ее. — Но это уже не имеет значения. Отныне ты не можешь сделать нам ничего плохого. Мы начинаем с чистого листа. — Чарли залихватски подмигнул. — Все равно как Абеляр и Элоиза[114].
Норман вопросительно посмотрел на Джои.
— И мне вдвойне грустно оттого, — сказал Чарли, — что я готов был простить тебя за сговор с Винкельманом. Я что подумал: мы же старые друзья, так какого черта. Кстати, — добавил он, — я собирался попросить у тебя двести фунтов взаймы. Теперь об этом не может быть и речи…
Норман подтолкнул к нему чек.
— Нет, — сказал Чарли, — этот чек я взять никак не могу. Занять деньги — дело другое. Но теперь и занять у тебя я не могу. Придется как-то выкручиваться. — Чарли нервно зашуршал «Дейли уоркером». — Смотри-ка, — сказал он, — вот и наш старый приятель Уолдман раскололся. Сукин он сын. Будь я, — он не спускал глаз с Нормана, — такой же беспринципный, как эти ребята, я уже загребал бы на побережье по две штуки в неделю. Но нет, благодарю покорно, Даррил[115].
— Я одолжу тебе двести фунтов.
— Мне они до зарезу нужны, но взять их я не могу.
— Я пошлю их по почте, — сказал Норман. — Так тебе не придется встречаться со мной.
— Нет, на это я пойти не могу.
— Послушай, — сказал Норман, — вчера между нами ничего не было. И вообще никогда ничего не было. Клянусь.
— Не хотелось бы тебе это говорить, — сказал Чарли, — но ты нездоров. И я не поставил бы тебе в вину, если ты вытесняешь из памяти то, что тебе невыгодно.
— Что?
— Извини, Норман, но, как известно, у тебя и раньше случались провалы в памяти.
— Да ты что, чушь какая. — Голос Нормана звучал неуверенно.
— Я говорила ему, — сказала Джои, — но он мне не верит. — Она перевела полные слез глаза с Чарли на Нормана, кинулась вон из комнаты и захлопнула за собой дверь в спальню.
Чарли беспомощно улыбнулся.
— Выпьешь кофе?
— Нет.
Ненавижу тебя, думал Чарли. Ты вынуждаешь меня лгать. Вынуждаешь ловчить. Но теперь ты ничем не лучше меня. Ненавижу.
— А мне, — сказал Чарли, — предложили делать картину. Хотят, чтобы я написал сценарий из жизни шахтеров.
— Вот как.
— Не хотел бы поработать со мной?
— Нет.
Чарли потер лоб взмокшей рукой.
— Я выпишу тебе чек на двести фунтов, — сказал Норман.
— Я вернул бы тебе деньги через пару месяцев. Но взять чек я не могу. Теперь — не могу.
Норман выписал чек. Значит, он опять задолжает банку, но тут уж ничего не поделаешь.
— Я не могу, — сказал Чарли. — Никак не могу.
— Взял бы — облегчил бы мне душу.
— Правда? — спросил Чарли. — Ты это всерьез?
— Да.
— Ладно, — сказал Чарли. — Но деньги я беру взаймы. Помни об этом.
Норман встал.
— Прощай, Чарли, — сказал он.
— Постой, что значит — «прощай»? Мы знакомы черт-те сколько лет. — Он вышел вслед за Норманом в холл. — Я тебе позвоню.
— Ну да.
— Тебе надо жениться. За тобой нужен присмотр.
— Угу.
Чарли взвинченно хохотнул.
— До скорого, — сказал он. И тут же, будто его что-то толкнуло, бросился за Норманом. Догнал он его уже на улице. — Погоди. Мне надо с тобой поговорить.
Они зашли в эспрессо-бар за углом. Бар был под завязку забит юнцами в куртках с капюшоном и девицами с холеными розовыми мордашками.
— Ты что, думаешь, я сам в глубине души не знаю, что ничего у меня не выйдет? — спросил Чарли. — Думаешь, не знаю?
— Раз так, почему бы тебе не завязать?
— Норман, мне сорок. У меня нет ни профессии, ни гроша в банке — ничего. Сына и того нет. Как же, как же. Знаю, я неудачник.
Чарли с надеждой посмотрел на Нормана. Похоже, ожидал, что Норман его похвалит, сделает какой-то дружеский жест, проявит широту души — и солжет.
