- Кстати, - а почему «кстати» не понял сам, - я мог бы, наверное, починить ваш телевизор, чтобы вам было не так уж скучно, - хотя очень сомневался, что петросянцы способны развеять даже малую скуку. – Назначайте время, и я приду… как можно раньше.
Они оба освобождённо рассмеялись, и она перестала быть Элеонорой.
- Я подумаю, - не отказалась Вера Васильевна от лестного предложения.
А Иван Ильич сразу же испугался, представив, что потом придётся сидеть у неё за столом, пить благодарственное вино и о чём-то говорить. А совсем потом… Нет, нет, она не похожа на скоропадающие сорта скучающих дам.
- Давайте, - прервала она его опасения, - прекратим неинтересные экскурсы в личную жизнь и сосредоточимся на общественных и общесоциологических вопросах жизни нашей, барахтающейся по колено в грязи, страны. – Она сменила не только тему прогулочной беседы, но и движение, развернувшись на 180°. – Вчера вы разбередили… - вчера он, помнится, в основном молчал, - …мою гражданскую совесть печальными размышлениями о демографической катастрофе в родном государстве.
«Э-э», - мысленно скептически усмехнулся он, - «похоже, я разбередил не совесть, а кое-что другое. Напрасно закидываете удочку, дорогая, у меня хватит совести, чтобы не поддаться на демографическую авантюру. Мы с вами, милая моя Вера Васильевна, птицы разного полёта: вы – Соколова, а я – Петушков».
- И я, поразмыслив, - продолжала хищная птица, - поняла, что в демографической политике у нас неправильно расставлены акценты.
- То есть? – спросил Иван Ильич, чтобы поддержать разговор на неинтересную для него тему.
Она на ходу чуть повернулась к нему и, улыбаясь, ошарашила гнилым плодом долгих размышлений:
- Надо так называемый материнский капитал заменить отцовским.
Он никак не выразил своего отношения к рокировке, ожидая продолжения. И ещё подумал, что ему бы после трат последних дней какой-никакой капитальчик не помешал.
- Представляете, сколько сирот обретут утерянное отцовство? – радовалась она социальной находке. – Сколько алиментщиков сумеет расплатиться с долгами? Капитал вернётся к детям, а должники получат возможность жить спокойно, не прячась, и с новой энергетикой взяться за воспроизводство рода человеческого, рождая бум демографии. Тем более что капитал будет увеличиваться не в соответствии с инфляцией, а в соответствии с количеством продукции. Как вам моя идея?
- Блеск! – по-современному похвалил он демографию и почему-то не к месту и не ко времени вспомнил о предателях, а потому и идея, и её автор не вызвали должного воодушевления. – Но мне по возрасту не светит ни материнский, ни отцовский капитал.
Она по-женски точно уловила в его голосе апатию и, слегка обидевшись, убрала улыбку и ускорила ход. А он подумал: «Умная баба, но дура!». Доверительного разговора не получалось.
- Да, - согласилась после очередной короткой паузы умная дура, - идея, конечно, не блеск. Есть и более насущные проблемы, над решением которых в одинаковой мере бьётся и всё общество, и каждый член его, а не какая-то одна угнетённая половина.
- Что вы имеете в виду? – сухо спросил он без всякого интереса к её фантазиям-загибонам. «Говорила бы о чём-нибудь насущном, если уж так хочется поболтать, посплетничала бы как любая нормальная женщина, а то выпендривается ни для ради чего, только чтобы показать свою заумь. Личные темы, видите ли, её не устраивают! Ну и помолчала бы!»
Раздражение против всего и всех всё больше и больше охватывало Ивана Ильича. Захотелось домой на успокоительный диван. Да и собаки, устав от игр, трусили следом, не приставая друг к другу в отличие от хозяев.
- Да хотя бы ЖКХ, - попыталась она реанимировать занимательность затухающей беседы. – Эти пресловутые долги населения и предприятий сантехникам. Как от них избавиться?
- Проще пареной репы! – рассердился хмурый спутник, раздосадованный глупыми рассуждениями на безнадёжные темы. – Достаточно использовать предновогодний шопинговый опыт.
- Снизить тарифы в конце года? – догадалась баба-не-дура.
- Задрав их как можно выше в начале года, - подтвердил опытный шопинг-прохиндей. – Народ повалит с платежами в декабре.
- Ловко! – восхитилась она и даже остановилась, чтобы приглядеться повнимательнее к изобретателю, а он скромно решил не регистрировать эту выдумку.
- И никакого мошенничества! – успокоил её.
Она засмеялась, и он начал успокаиваться.
- Вам, наверное, под силу решить и проблему автопробок, - подначила явной лестью.
- Нет проблем! – взъярился гигант мысли. – Достаточно оглянуться в наше недалёкое прошлое. Вспомните, - пригласил и её поучаствовать в мыслительном процессе, заживляющем душевные раны, - были ли в советском государстве пробки на дорогах и улицах?
- Тогда и машин-то не было столько, - напомнила она.
- Вот и решение неразрешимой проблемы, - подтолкнул к неоспоримому выводу, - причём – единственное.
- Но… - попыталась она возразить.
- Никаких «но»! – отрезал он, разгорячившись и изъяв из памяти отщепенцев и завтрашний КБ-шный день. – И только так: резко, в 5-10 раз увеличить стоимость отечественных автомобилей и пошлину с иномарок. Те, кому очень хочется, всё равно купят, матерясь, а те, кому не очень – а таких большинство, вздохнут с облегчением и пересядут на общественный транспорт. И сразу исчезнут пресловутые пробки, а заодно и бессмысленные смерти на дорогах, увеличится семейный бюджет и не пострадает государственный, если учесть все плюсы.
- Блеск! – восхитилась Вера Васильевна. – Жалко, что у меня нет авто: я бы его, не раздумывая, врезала в столб.
- Мне бы власть, - пожелал того, от чего недавно отказывался, - я бы всех этих отщепенцев, то и дело зырящих на сторону, заставил работать по-японски.
- Как это? – выказала она незнание передовых методов организации производительного труда.
- А так, - горячился Петушков-сан, - за каждый год, при условии выполнения производственного задания, получи надбавку к окладу. Уволился – надбавки долой, и начинай всё сначала, - с ожесточённым удовольствием пригрозил он Шматко. – Тогда бы многие поостереглись бросать начатое производство, не поплыли бы в неведомые страны, - сказал непонятно для Веры Васильевны. – Да ещё добавил бы один из зэковско-социалистических принципов: бригада в ответе за каждого.
По тому, как она замедлила ход, он понял, что ей нравятся его идеи. Не то, что её дерьмография.
- Сердито, - определила Вера Васильевна задумчиво. – Вас нельзя допускать к нашему демократическому руководству.
- А я и не стремлюсь, - отказался от претензий на власть только что желавший её. – мне моя работа нравится.
Она остановилась.
- Хорошо, что напомнили: мне надо возвращаться – дома ждёт неотложная работа. Так что, до свиданья, - она протянула руку.
Иван Ильич осторожно взял узкую крепкую ладонь, осторожно сжал её и, не удержавшись, спросил:
- Что это за каторга такая, что приходится вкалывать по вечерам? – Вера Васильевна рассмеялась и стала девушкой. – Расскажите, если не секрет.
- Не секрет, - они приятельски рассмеялись, вспомнив его ответ на аналогичный вопрос, - у меня несекретная работа свободным агентом по оценке антиквариата и ювелирных изделий. Самая скучная и самая интересная профессия.
- О-о! – протянул он уважительно. – Представляю, как выглядит ваша квартира.
Она опять весело рассмеялась.
- Не представляйте, всё равно не угадаете – там голо. – Ещё рассмеялась: - Лишняя мебель, особенно громоздкая, осталась в старой квартире. – Иван Ильич смутился, словно заглянул в чужую замочную скважину. – Не сердитесь за сумбурный разговор – нет настроения, - и пошла по своей тропинке, а он заметил, что ямочки между лопатками нет.
Дарька рванул было за ними, но, обернувшись и увидев, что хозяин не торопится, остановился, поджидая. Его тоже пока не интересовали демографические проблемы.
Избежать встречи с Марьей Ивановной не удалось. Только-только они с Дарькой, пыхтя, взобрались на площадку, как она вышла, сияя добрыми весёлыми голубыми глазами и такими же серёжками. На ней было красивое синее платье с приличным декольте, в разрезе которого чуть выглядывали теснящиеся полные груди, а на слегка выдающемся животе повязан затейливый белый фартучек с вышивкой, скорее декоративный, чем для дела. «Нашёлся, значит, забулдыга», - порадовался за дружную семью добрый сосед.
- Пришёл? – задал как всегда лишний вопрос, но оказалось, что не лишний.
- Нет, - ответила ожидавшая в слезах любящая жена, улыбаясь и губами, и глазами, и розовея по-девичьи. – Вот, я вам пирожков испекла, - протянула глубокую тарелку с аппетитно поджаренными толстобокими кулинарными изделиями. – Не побрезгуйте.
- Ну, что вы, Марья Ивановна! – засмущался Иван Ильич. – Зачем? – и взял тарелку, чтобы она не держала. Кроме отвратительных лавочных, других пирожков, особенно домашних, он никогда не пробовал, да к тому же не любил еды, приготовленной чужими руками. И не то, чтобы брезговал, а как-то опасался, представляя всегда, что её мяли, мешали, лепили чужие ладони и пальцы, может быть, даже плохо вымытые и часто облизываемые. – Что участковый-то?
