— Кури, пожалуйста. Я и сам… Ночью дорога пустая — чего не ехать. Одно удовольствие. А то днём так зажмут — еле ползёшь. Отдыхаешь? Жена отдыхает? А ты, значит, расслабляешься? Ну правильно. А куда отправил-то? Сама поехала? В Чехию? И отпустил? Н-ну ты даёшь… Да я не про то, что там блядует или нет… Хотя всяко бывает, конечно. Да, баба захочет — и здесь найдёт, тут ты прав. Просто странно: как одна? На свои? М-м-да, живёте вы, молодёжь. И не стрёмно самому? Ладно, ты не обижайся, я в вашу жизнь не лезу. Здесь, что ли? Ну, сколько... Триста. И что, что двести всего? И чё делать будем? Т-ты куда?! С-стоять! Козёл!
5. Лысый
— Братан, ты что ли?! Рад видеть. От души. Да ты садись. Вернее, присаживайся. Ага, всегда успеем. Типун тебе на язык. Ты так не шути, знаю я твои приколы. Какие-какие… Часы, помнишь, мне дарил? Ну, когда я борцовский выиграл? Сломались твои часы. Ты погоди, не извиняйся, ты слушай. Они ж не просто так сломались. Я ж из-за них на стрелку опоздал. Да нет за тобой косяка, ты пей давай, угощаю. Вот мы с тобой здесь сидим, а пацанам теперь по восемь лет тянуть. Ага, у которых часы шли по графику. Вот так. Так что по гроб я тебе обязан за те котлы. Волшебник, бля…
Палатка зашаталась, осыпая снежок, как медведь, который полез из берлоги задом. Хриплый стон:
— Илюша!..
Нет ответа. Вздох. Движение.
— Илюша!..
Нет ответа. Тишина. Неподвижность. Очевидно, последствия движения мучительны. В палатке снова пытаются уснуть. Я снимаю кружку с костра, высыпаю полпачки заварки и накрываю железной крышечкой — пусть запарится.
Огненный чифир с утренними заморозками даёт эффект контрастного душа. Мир становится цветным и даже утрировано ярким. Теперь закурить. Майское солнце белым золотом заливает тяжело спящий лагерь. Между палатками валяются смятые пластиковые бутылки, на вкривь сколоченном столике — рваные банки консервов, заполненные талой водой. Ага, вот и печеньки... это для нас.
— Иди на хуй. — Когда кто-то говорит в палатке в двух метрах от тебя, такое ощущение, что он говорит тебе в ухо. Это Илюша проснулся. Просто реакция его запаздывает.
Пауза. Очевидно, Маргоша соображает, обидеться или нет. Если сейчас обидеться, помощи ждать неоткуда. В палатке возятся.
— Илюша, где минералка?
— В тамбуре.
— А пиво?
— Там же.
— Достань...
— Иди на хуй.
Маргоша лезет из палатки. Это напоминает роды. Вывалившись, Маргоша медленно распрямляется. Она похожа на змею, которая сбросила шкуру, а потом зачем-то натянула её обратно — уж как смогла. Задирая длинные белые ноги, Маргоша шкандыбает в направлении березнячка. Не дойдя, присаживается, корячится, блюёт. Обламывает, хватая, пустые прошлогодние стебли.
На свет божий выкарабкивается Хомяк. Он трезв и даже не с похмелья — год как в завязке. Раньше он бухал до безумия. Однажды даже воплотил известный анекдот про тёщу, сломав той челюсть: «Она, главное, на меня кидается, а я смотрю — подбородок вялый, руки опущены...» Тёща, правда, была от другой бабы. Когда родилась дочка, Хомяк с ней разошёлся и стал воспитывать Маргошу. Пить, что характерно, почти перестал. Но Маргоша компенсировала разницу. Она работала в пивнухе разливайкой и это называется — человек на своём месте. Литровка у Маргоши была всегда с собой, как у мужика член. В принципе, она могла не просыхать месяцами. Кроме того, позволяя себе на отдыхе расслабиться в полный рост. Так над Хомяком пошутил Алкогольный бог Пан Козлоногий.
— Что, Ритуша, плохо тебе? — медовым голосом спрашивает Хомяк, усаживаясь поудобнее на брёвнышко.
Маргоша стоит, как двоечница у доски. Высокая статная красивая девка. Она совсем не выглядит похмельной, если не считать вдребезги угвазданного платья. Внезапно Маргоша взрывается и переходит в контрнаступление:
— Илюша, а почему я мокрая?!
— А это ты в канаве спала, зайка. Ещё выходить не хотела.
— А переодеть ты меня мог?!
— Так ты знаешь, как вырывалась. Мы с Винченцо пока тебя донесли — заебались так... Главное, орешь: «П-пустите, я сама!» Ну, поставим тебя аккуратненько. Думаем, за ручку пойдёшь. А ты такая: «Я в гости!» И налево! Метра через три — шарах! Опять в луже. И орёшь: «Не подходи!» Как донесли, я куртёшку с тебя снял, которой ты всё тут вытерла, а платье уж не стал, тем более ты вырубилась. Пусть, думаю, поспит...
Маргоше не стыдно. Есть во всём этом какая-то богатырская удаль, широта души. Коня на скаку остановит, толпу мужиков перепьёт — эх, держите меня семеро. Мы-то сами после тридцати стали пить как-то аккуратнее, что ли...
Маргоша, насупившись, лезет в палатку за пивом. Заметно, что менять положение тела в пространстве ей тяжело.
— Мальчики, медовуху будете?
— Мальчики, — говорю, — все подрочили и спят до сих пор. Будем.
В нас с Хомяком летит три полторашки.
— Бля, не откроешь же теперь! – я по чуть-чуть надкручиваю пробки, из-под которых рвётся пена. — Пусть постоят, пока стравит...
Маргоша вылезает с трёшкой в обнимку, как крестьянка с кринкой молока. Русским поклоном льёт в подставленные Хомяком кружки. У неё тугая золотая коса и сарафан. Чёрт! Я это вижу или не вижу?
— Ну, вздрогнули! С утром! — мы сдвигаем чарки. Медовуха уходит, как в сухой песок. Трёшка пустеет мгновенно. Я уверенно сворачиваю голову первой полторашке.
Поправившись, Маргоша отправляется погулять. Это такая игра с элементами провокации: красивая пьяная баба привлекает мужское внимание. Потом Маргоша бежит жаловаться Хомяку, и Хомяк наводит ужас на некуртуазных кавалеров. Правда, в последнее время улов поменьше: бабу Хомяка уже все знают. Мы сидим с Хомяком, наведя в лагере относительный порядок и реанимировав костёр.
— Я давно себе такого коня хотел, — говорит Хомяк. — Чтоб ноги, сиськи. И поговорить с ней можно, не то что с курицами.
— А синька, — спрашиваю, — не напрягает?
— Да ну... — Хомяк машет широкой лапой. — Вот Нэля не бухала — и чё? Так весь мозг мне вынесла. Они ж и без синьки ёбнутые. А так — захочет потанцевать, я пацанов предупрежу из охраны, они проследят, чтоб никто не тронул, потом на такси посадят. Прошлый раз, правда, в переднюю панель носом впилилась... Я встречу. Всё нормально, отдохнула — и мозги на месте. Устаёт же... ты эти кеги потаскай целый день.
Мысль Хомяка стремительно продвигается к идее пользы алкоголизма.
— Я вот год не пил. Вообще. И чего? Нет, ну крыша не течёт, это, конечно, хорошо. Но не сказать, чтоб как-то стало сильно лучше. Нет, можно не пить. Я вот ни разу по синьке этот год не скучал. Но реально — никакой разницы. Даже по здоровью. Фила помнишь? Тоже пить бросил. Лет пять назад, кстати, давно ещё. Недавно стою в магазине на кассу, вдруг сзади: «Здорово!» Смотрю — какой-то дед бомжеватого вида. Пригляделся — Фил! Ну ё-об твою мать! И это он не пьёт. Реально не пьёт, вообще. А когда бухал — вспомни, какой был! Блевать на берёзу лазил. А времени прошло всего-то...
— Получается, трезвость его быстрее синьки добила?
— Получается так...
Мы допили и пошли искать Маргошу. Это напоминало охоту — идёшь по весеннему лесочку, прислушиваешься... Я вспоминал людей, которые бросили пить на моей памяти. М-м-да... Все завязавшие, включая даже писателя Алексея Иванова, выглядели какими-то кастрированными. Как будто вместе с алкоголем отдали что-то ещё, и так ничего и не получили взамен. Тот же Иванов, пока бухал, создавал шедевры. Бросил — и стало выходить серое идейное чтиво. Можно ли представить себе непьющего Высоцкого?.. С другой стороны, многие, конечно, умирали. В свои тридцать пять я успел похоронить черт-те сколько народу. Из-за синьки отъехала большая часть. И никто из них ничего не создал, алкоголь сам по себе этого ещё не гарантирует. Хотя многие могли бы. Ну а без алкоголя — могли бы? Жили бы, наверное, подольше — и что? Кто-то собирается жить вечно?..
Маргошу мы обнаружили в соседнем лагере. Она сладко спала мягкой белой щекой на горбыле столешницы. Губки сложились бантиком. Вокруг Маргоши, словно былинного богатыря, отмахивавшегося вырванным с корнями столетним дубом, образовалась мёртвая зона. Даже комар не пищал.
— Залупалась на всех, — как уставшая воспитательница нажаловался Хомяку Фил. Тот погладил Маргошу по золотистым волосам. Я заметил, что Фил и вправду стал здорово смахивать на бомжа.
— Ну что, понесли или пусть поспит? — спрашиваю.
— Пусть поспит. Посидим пока — тихонько сказал Хомяк.
Криминальное чтиво. Часть 1
Нет такого мужчины, которого хоть иногда не тянуло бы в криминал. А уж в России, да ещё в кризис, регулярно слышишь от приличных с виду людей пацанское «...а давай замутим!» И ведь не подозревают люди, что в криминальном бизнесе — те же проблемы, что и в легальном. Производство. Логистика. Продажи. Кадры! Ну, о кадрах — особо. И все проблемы усугубляются, так сказать, спецификой работы и контингента. А главное — и прибыль-то не гарантирована! Вот почему-то считается, что если уж там риски, так зато и сверхприбыль. Да ни хренушки же подобного.
