Марго Бервин - Оранжерейный цветок и девять растений страсти

Я продолжила осмотр того, что теперь считала величайшим в мире рынком всех времен и на каждом шагу наталкивалась на сокровища.

Там были коробки с «Ретинолом А» рядом с зубной пастой «Крест». И ампулы ботокса, который в действительности должен быть порошком, а не жидкостью, стояли около кондиционера «Пантин». Я даже и не подозревала, что люди, живущие без электричества, с табличками на домах, предупреждающими о возможности холеры, были так обеспокоены борьбой с морщинами. Но я, видно, ошибалась. Очевидно, красота — всегда большой бизнес, даже для женщин, которым приходится самим приканчивать цыплят перед тем, как приготовить их на обед.

На ботоксе была цена десять долларов вместо обычных для Штатов семисот пятидесяти, которые мои друзья регулярно выкладывают дерматологу или просто служащему в задней комнате «Эксинокса» — гимнастического зала.

Я подсчитала, что за те же самые семьсот пятьдесят могу слетать в Мексику, купить ботокс, фантастически выглядеть, да еще и отдохнуть на пляже.

Что за страна! Что за рынок! Я громко расхохоталась. Я была покорена. Рынок вернул мне чувство юмора. Среди духов оленей, черных пантер и лунных цветов я была уверена, что потеряла ориентацию и потихоньку становлюсь психически неуравновешенной. Но нет, отнюдь. Несмотря на все это: растения, змей и шаманов, — я все еще оставалась самой собой. Чтобы вернуть мой городской цинизм и неверие, требовались лишь продукты из el mercado.

Я оглянулась в поисках Армандо, но его нигде не было.

— El hombre está en el sótano (Мужчина в подвале), — сказала женщина за кассовым аппаратом.

Она была небольшого роста, довольно смуглая, с двумя длинными иссиня-черными косами до талии. Лицо у нее было все в морщинах, что вместе с черными густыми волосами без каких-либо признаков седины выглядело странно. «Должно быть, это и есть кассирша», — подумала я.

Она терпеливо ждала, пока я ее разглядывала. А когда поняла, что я удовлетворена, повторила: «Мужчина в подвале». И замахала на меня рукой, словно муху отгоняла. Я махнула рукой в ответ.

Длинный пролет лестницы, ведущей в подвал, был очень крутым и непроницаемо черным. Я не люблю подвалов с детства, но постаралась задвинуть свой страх и ужас на задворки сознания и начала спускаться. Там было не менее шестидесяти чрезвычайно крутых деревянных ступенек. Я шла задом наперед, упершись взглядом в ступеньки, словно карабкалась вниз по приставной лестнице. С каждой ступенькой запах растений усиливался, и мне казалось, я падаю в центр земли.

— La Luz? Свет? — обратилась я к женщине,

— Lo siento, senñorita. No hay luz. Las plantas están en el sótano. No es bueno para las plantas. (Простите, мисс. Там нет света. В подвале растения. Это нехорошо для растений.)

«Дьявол», — произнесла я про себя и в полной темноте потащилась вниз, с трудом нащупывая дорогу. А как насчет того, что хорошо для меня?

У основания лестницы множество огоньков, но не таких, которыми освещают комнату. Вместо этого везде поблескивали пурпурные светлячки, свисавшие с прямоугольных деревянных столов, прямо-таки ломившихся от растений.

Длинная узкая комната напоминала железнодорожный вокзал. Будучи раз в пять больше моей квартиры, она занимала около трех тысяч квадратных футов. Флуоресцентные лампочки придавали помещению сходство с гигантским черным рекламным постером из мрачных шестидесятых годов, одним из тех, на которых были тигры и черепа, светящиеся в темноте на пурпурном бархатном фоне.

Когда глаза мои привыкли к темноте, я увидела тысячи растений: здоровых, даже роскошных и очень зеленых. Воздух был прохладным, сладким, насыщенным кислородом. Цветов не было видно, а может, их и не было вообще. Я не знала и не могла бы сказать определенно, какие растения я вижу. Возможно, это какая-то подпольная фабрика по производству наркотиков. Я не ощущала никакого особого запаха, но, возможно, те же самые люди, что продают гормоны наверху, изобрели какой-нибудь способ выращивать коноплю без запаха. Растение, которое можно курить при большом скоплении народа и при этом не быть замеченным. «Это действительно нечто», — подумала я. Настоящая фабрика денег. Возможность сменить профессию и добиться реальных перемен в жизни.

— Mandragora solanaceae — мандрагора пасленовая.

Я вздрогнула, услышав с другого конца подвала негромкий мужской голос.

— Армандо?

— Мандрагора, — сказал мужчина, чей голос был намного выше, чем у Армандо. — Растение магии. Великий носитель тайны.

Я напряглась, всмотревшись в глубину подвала. Я с трудом смогла увидеть дальнюю часть зала и фигуру, склонившуюся над пучком листьев, слишком миниатюрную для Армандо. Находиться где-то глубоко под землей наедине с незнакомцем мне было совсем некомфортно, поэтому я медленно и по мере возможности стала тихо подбираться к лестнице, стараясь не производить шума.

Мужчина выпрямился и обернулся как раз в тот момент, когда я подходила к ступенькам. Его кожа выглядела чересчур бледной и болезненной в свете пурпурных огоньков.

— Привет, Лила.

Я замерла. Где-то глубоко внутри у меня все заныло. Откуда человек в подвале мексиканского рынка может знать мое имя? Я запаниковала, пригляделась, но была слишком далеко, чтобы хорошо разглядеть его. Я услышала глухой стук вверху лестницы, потом шаги. Кто-то захлопнул дверь подвала и повернул ключ в замке. Я знала, что это была кассирша. Армандо никогда бы не запер за мной дверь, оставив одну в темноте.

Мужчина подошел ко мне. Светлые волосы блестели в тусклом свете. Я с шумом втянула воздух. Это был Дэвид Эксли.

— Знаешь, что самые сильные мандрагоры растут под виселицами? Или на месте, где повесился самоубийца?

Я ничего не ответила. Мне надо было подумать.

— Когда у повешенного мужчины рвутся спинной мозг и спинномозговые нервы, у него возникает эрекция. Милый образ? Когда сперма вытекает из мертвого тела, она капает на землю, и на этом месте мандрагора прекрасно растет. Растения, выросшие на сперме, — потенциальные галлюциногены и афродизиаки исключительной силы.

— Что ты здесь делаешь? — прошептала я, обеими руками схватившись за два деревянных стола.

— Царь Соломон, Александр Македонский, Жанна д’Арк — все они отказывались покинуть свои дома без кусочка мандрагоры, которую носили на своем теле.

Шекспир писал об этом в «Ромео и Джульетте». И Гомер в Одиссее. Лонгфелло, один из моих самых любимых поэтов, замечательно рассказал о свойствах мандрагоры, когда написал:

Я никогда не могла даже представить себе, что когда-нибудь опять увижу Эксли, а если бы и представила, то и в самых своих бурных фантазиях не додумалась бы до темного подвала и цитат из Лонгфелло.

— Что ты здесь делаешь? — повторила я, стараясь, чтобы мой голос звучал по возможности твердо и без дрожи.

— Рассказываю тебе о растении мандрагора. Она одна из девяти, как ты, наверное, уже знаешь. Растение тайны и магии.

— Но зачем ты здесь? — в третий раз спросила я, чувствуя, как мой мозг пробуксовывает, словно машина, которая, пытаясь выбраться из кювета, крутит вхолостую колесами.

Эксли вытянул руку, чтобы коснуться меня. Я еще немного отступила от него, но, к сожалению, и от лестницы тоже.

— Я здесь по той же причине, что и ты, Лила. Из-за растений.

— У тебя ведь уже есть растения. Помнишь? Ты украл их из прачечной.

— Украл — фууу, какое грубое слово. Едва ли мне бы удалось забрать растения, если бы они не захотели со мной пойти.

— Если у тебя есть растения, почему ты здесь? Ты следишь за мной?

— Боишься, что я украду новые растения, которые ты заполучишь? Может, подорвать его дом на этот раз?

— Это то, чего ты хочешь? — закричала я страшным шепотом. — Навредить Армандо?

— Я здесь, потому что два растения из девяти, находившихся в прачечной, умерли, так сказать, при перевозке. Мне надо заменить их. Это все.

— Как они называются?

— Учитывая условия конкуренции, я не могу их тебе назвать. В конечном счете мы хотим одного и того же, а ресурсы чрезвычайно ограниченны. Но могу сказать тебе, что я не вижу их здесь, в подвале.

— Я тебе не верю.

— Это все еще я, Лила, мужчина, которого ты встретила на овощном рынке и который рассказывал тебе о тропических растениях. Мужчина, которого ты пустила в свою постель. Тот самый, который расчесывал твои волосы и гладил твои груди мягкой щеткой для грудных детей.

Его голос звучал обманчиво сладко, как у мужчины, который в школьном дворе предлагает конфетки маленьким девочкам. Он опять протянул ко мне руку, но я ее оттолкнула.