— Привет, Дэвик, как дела? — мой голос был, наверное, не таким радужным, потому что Дэвик сразу насторожился.
— У тебя что-то случилось?
Я не стала отпираться.
— Случилось, — мой вздох получился слегка театральным, но только совсем чуть-чуть. — Я тут немного вляпалась. Но ты не переживай, — поспешила я успокоить моего друга, — сейчас все в порядке. Почти. Я не хочу говорить об этом по телефону. Вот если бы лично, — и я замолчала, вспомнив совет из великого романа Моэма «Театр» — взял паузу, так держи ее. Пока сама не кончится. Дэвик повеселел:
— Ты? Хочешь в Вену?
— А что? Разве это нельзя?
— Ну, что ты? Я буду рад тебя видеть!
Я повесила трубку и тут же перезвонила в агентство — заказать билет на ближайший рейс в Австрию.
Ника все это время внимательно слушал и сидел рядом со мной тихо-тихо.
— Ты звони мне, хорошо? — мои слова были серьезными. Ника кивнул и снова промолчал. На его лице я впервые в жизни заметила что-то вроде грусти. Я обняла его и поцеловала. — Мы прорвемся. Обязательно. — Ника снова молча кивнул. В уголках его глаз блеснули капельки влаги. Но он не сдавался, только нижняя губа у него предательски подрагивала. Ника крепко обнял меня:
— Возвращайся, мы будем ждать, — голос его срывался, но от слов повеяло надеждой и простым человеческим участием. Я чуть было сама не прослезилась.
— Ладно. Мне пора. — И я уехала.
Отдав все нужные и ненужные распоряжения бабМаше, я собственноручно перекрасила и подстригла Фёклу так, чтобы она теперь не имела со мной даже отдаленного сходства — так мне было намного спокойней. Подумав, я разместила Фёклу в квартире рядом с бабМашиной. Пусть, пока я буду путешествовать по дальним странам, моя «миска» будет под надежным присмотром. Теперь я сочла свою миссию наполовину исполненной.
Самой Фёкле я объяснила, что полечу в Европу, чтобы все разведать и разнюхать-разузнать; ведь должны же мы с ней представлять настоящим образом, как там обстоят дела с подиумами. Фёкла была на двадцатом небе от счастья. Или от его предвкушения. Теперь она верила мне так же безоговорочно, как до этого бабе Маше. А та еще и подлила масла в огонь.
— Ты, Фёклушка, помни, что благодарность — это самое главное достижение хомо сапиенс.
— Кого? — наморщила мраморный лобик Фёкла. Баба Маша махнула рукой и проворчала:
— Ладно, забудь. Я только хотела сказать, что всем, чего ты когда-нибудь достигнешь, ты должна быть обязана вот этой замечательной девушке. Запомнила?
Фёкла послушно кивнула и неожиданно сказала:
— А-а-а, я вспомнила. Хомо сапиенс — это человек разумный. Я в Интернете читала.
Мы с бабМашей переглянулись. Ну, слава богу! Лед тронулся. Недаром же я совсем недавно заметила какой-то новый блеск в глазах нашей подопечной. Значит, она и вправду не совсем безнадежна. Ведь даже на подиуме круглым дурам никогда не удержаться. Влезть туда можно. Но вот удержаться… Это совсем другая история.
Дэвик встречал меня в аэропорту.
Пока мы добирались до его жилья, арендованного Дэвиком где-то в предместьях Вены, я успела поведать ему мой захватывающий детектив, в котором он изначально принял такое непосредственное участие. Пару раз издав крики типа «ой» и «ай» в самых захватывающих местах, ревниво посопев там, где я рассказывала, как я обитала в квартире у Эмика:
— Ну, только для конспирации! Ты даже не думай! — воскликнула я, притворно складывая руки лодочкой — ни дать, ни взять, оперная дива перед началом арии! Но опытного Дэвика на мякине было не провести. Он обиженно отвесил губу и сказал:
— Зина, твоя личная жизнь — это святое. Если тебе понравился мужчина, так это же нормально! Было бы хуже наоборот. — Ох уж эти еврейские двусмысленности. И что он хотел сказать?
Слово за словом Дэвик вытащил из меня почти все. Я только опустила наиболее пикантные подробности, пригладив и причесав свой рассказ так, чтобы он был похож на хороший, добротно написанный приключенческий роман. Мне не хотелось рассказывать Дэвику о своих душевных муках. Зачем? Это же очень личное.
Поделившись с Дэвиком всем или почти всем, что представляла из себя моя жизнь в последние месяцы, я испытала несказанное облегчение. Ненавижу врать, особенно друзьям.
Дэвик дослушал мой рассказ до конца и, глядя на меня в упор, спросил:
— И ты всерьез думаешь, что она тебя здесь не достанет?
— Думаю, не сможет. Она действительно не знает, где я. Я даже детективам ничего не сообщала. Просто прыгнула в самолет и улетела. Я им отсюда позвоню. Аккуратненько.
Дэвик надолго задумался.
— Да, пожалуй ты права. Судя по тому, что она нанимает каких-то киллеров-двоечников, — при этих его словах я немного поежилась.
— И слава богу, что двоечников!
— Я-то это и имел в виду, — поспешил сказать мне Дэвик, заметив мою реакцию, — прыти у нее маловато. Но лучше перестраховаться, вдруг ей в следующий раз повезет, и она найдет кого-нибудь потолковее. Ты на всякий случай никому отсюда не звони. Мало ли что…
Я послушно кивнула. Дэвик был прав — стопроцентной гарантии, что я улетела «инкогнито» на моем месте никто бы не дал. И еще эти неосторожные звонки моим учителям. Даже телефон-динозавр не мог гарантировать мне ничего в современном мире сверхтехнологий.
Я только сейчас поняла, что сделала глупость. Но поступить иначе я просто не могла. И потом, я же предусмотрительно поменяла телефонный номер!
Все эти предосторожности иногда казались мне детской игрой в крысу. Но, неукоснительно следуя правилам всех мало-мальски толковых телевизионных сериалов, я просто не имела право поступать иначе!
— Хорошо. Я сама детективам звонить не буду. Думаю, лучше будет, если позвонишь ты. Я напишу тебе на бумажке, что им сказать. Пусть Вована пока еще у себя подержат. — Дэвик воззрился на меня изумленным взглядом. — Ну, ты же сам сказал, что мне звонить не стоит, — виновато промямлила я. Черт возьми, я и так втянула в эту историю кучу народу. Когда же это все наконец закончится!
Дэвик не нашелся, что мне возразить и, видимо, чтобы не выглядеть непоследовательным идиотом в моих глазах, с чисто еврейской изворотливостью, вскоре сам убеждал меня в том же самом:
— Теперь тебе нужно выйти на финишную прямую получения твоего многострадального наследства. Для этого тебе просто надо не высовывать нос отсюда, затаиться и принять все меры предосторожности. Да что тут осталось, каких-то пару месяцев! И тогда тебе никакая мамаша не будет страшна.
Я рассеянно кивнула в ответ, и через пять минут уже не слышала, что говорил мне Дэвик. Он продолжал бубнить какие-то важные вещи про безопасность и осмотрительность, а я полностью углубилась в изучение красот, мелькавших за окном автомобиля. А здесь было на что посмотреть! Прекрасная Вена не зря славилась своими архитектурными излишествами.
Когда мы наконец добрались до «скромного жилища», как Дэвик именовал свою венскую «резиденцию», я слегка растерялась от того, что мне пришлось увидеть. Я еще никогда не жила в музее, а этот «маленький домик» слегка смахивал на Эрмитаж, который мне художник Филиппыч показывал на картинке. Только это здание было раз в десять меньше.
Но в Эрмитаже, насколько я запомнила, обитали русские цари. А здесь, в венском особнячке, обитал Дэвик, вполне современный русский нотариус-еврей с неплохим годовым доходом. «Чудны твои дела, господи!» — подумала я, поднимаясь по мраморным ступеням крыльца и входя в высоченные, почти трехметровые двери. Я сейчас даже не могла сказать, к чему точно относилась моя мысль, — к факту проживания Дэвика-юриста во дворце или к той красоте, которую создали простые человеческие руки. Так красив был этот загородный дом. Или замок. Я плохо в этом разбираюсь.
Дэвик пыхтел от гордости, поглядывая на меня. Он наслаждался моей реакцией и произведенным на меня впечатлением. Я молча шествовала по бесконечным комнатам с высоченными, украшенными лепниной, потолками. Комнат было много, и я даже не пыталась их сосчитать. Наконец Дэвик не выдержал.
— Нравится? — заискивающе заглядывая мне в глаза, спросил он.
— А то! — я не хотела выражать свое восхищение пространными «ахами» и «охами». Дом в этом совершенно не нуждался. — Покажи мне мою комнату, — просто попросила я, надеясь, что мне тоже удастся немножко пожить во дворце. И не ошиблась. Шелковые обои с вышитыми на них геральдическими лилиями и просторный камин были самым скромным украшением моей спальни. Я завизжала от восторга, не в силах больше сдерживать свои эмоции. Плевать на этикет! Русский человек всегда выражает свои эмоции прямо и однозначно. И я не была исключением. А эти чопорные иностранцы пусть себе поджимают губки и тупят глазки.
Я плюхнулась на огромную, как море, кровать с распростертым над ней балдахином, прямо в чем была, даже в башмаках. А Дэвик стоял рядом и тихо хихикал. Я хорошо знала его. Это хихиканье было у него признаком самого большого удовольствия. Как урчание у кота.
