Он шел к лифту в превосходном настроении и даже портье – препротивной толстой даме – ему захотелось сказать что-нибудь приятное, но она окликнула его сама.
– Господин Векшин?
– Он самый.
– Вам просили передать, как только вы появитесь… «в непосредственной близости», – запнувшись, процитировала она, и довольная своей памятью, протянула Паше конверт.
Он уже несколько лет не получал ни от кого писем, кроме уведомлений с телефонной станции о просроченных платежах, поэтому удивился чрезвычайно. Это был простой конверт с краткой надписью: «П. А.Векшину. Вскрыть немедленно».
«…Паша, дорогой! Если ты читаешь это письмо, значит, моя предосторожность была не излишней. Написать его меня вынудили нешуточные опасения за судьбу расследования, к которому ты подключился на днях. Здесь два варианта: либо ты получил весточку от перестраховщика, и мы вместе посмеемся над ней через несколько часов, либо…
Дело в том, Паша, в этой командировке со мной происходят какие-то странные вещи, абсолютно несвойственные моему характеру и образу жизни. То я проведу ночь в алкогольных излияниях и встречу рассвет с бутылкой пива в руке, то дам по шее какому-то местному фраеру, который без очереди лезет в такси, то начну воображать какие-то сексуальные оргии с собственным участием и не могу остановиться в своих фантазиях. И таких странностей накопилось уже довольно много. А если вспомнить еще и мое домашнее приключение – помнишь, я тебе о нем рассказывал – то картина в целом получается удручающая.
На самом деле, Павел Артемьевич, я не исключаю того, что нахожусь под прямым воздействием тех самых сил, о которых мы с тобой не раз говорили. Не исключаю также и того, что в дальнейшем какие-то радикальные перемены могут произойти со мной в личностном плане. Я имею в виду характер, память, привычки, мироощущение… Вряд ли что-то угрожает моей жизни и здоровью. Эти дамы действуют иначе. Словом, Паша, если со мной произойдет что-то, благодаря чему я не смогу закончить дело, постарайся сделать это своими силами. Или найди людей, которые подключатся к расследованию. Уверен, ты понимаешь, как это важно…»
– Что с вами, господин Векшин? – громко спросила его портье. Векшин так и стоял, держа в одной руке вазочку с мороженым, в другой – развернутое письмо.
– Нет-нет, все в порядке… – он присел на стоящий в фойе диванчик и поставил вазочку на низкий столик с гнутыми ножками.
«Не исключаю, Паша, что и ты можешь оказаться объектом их воздействия. Будь осторожнее, дружище! На всякий случай, еще раз восстановлю для тебя общую хронологию событий. Итак, полгода назад в нашем городе…»
Векшин дочитал это необычное послание, яростно потер подбородок и резко поднялся. Не стал дожидаться лифта, а через две-три ступеньки ринулся вверх по лестнице. Он протянул Елене мороженое с самым серьезным видом.
– Что-то случилось?
– Случилось. Шесть лет назад. Видишь ли, Елена…
Она ухватила слишком большой кусок мороженого и зажмурилась от ломоты в зубах.
– …мне сейчас надо уйти по одному важному делу. И я хочу сказать тебе… Одним словом, ты очень нужна мне, Елена Николаевна!
Лена открыла глаза и закашлялась. В ванной залаял проснувшийся и требующий справедливости Цезарь.
– Надо собаку освободить, – сказала она, но когда Павел повернулся чтобы подойти к ванной, остановила его. Покусала верхнюю губу. – Подожди, значит, ты без меня не можешь?
– Я без тебя могу, но не хочу! Такая постановка вопроса тебя устраивает? – ответил Векшин.
– Меня? Устраивает!
– Значит так, вот деньги. Купи псу что-нибудь пожрать и передай ему, что я его усыновляю.
– А я?
– И тебя удочеряю. Хотя нет… Я скоро приду. Ты меня жди. И думай над моим предложением относительно Цезаревой судьбы. И своей.
– Хорошо. Я буду смотреть телевизор и думать.
– Нет, телевизор тебя будет отвлекать. Ты просто так подумай, ладно?
Лена часто-часто закивала. Он поцеловал ее в холодный нос и вышел. Задумалась Елена. «Ну, вот и все, игра окончена, кажется. Да здравствует новая жизнь и новые ощущения!.. Но от этой мысли почему-то не стало радостно, а на душе заскребли противные кошки. И очень захотелось спрятаться от своих лояльных коллег под мышку к Паше Векшину.»
ХХI. Место встречи изменять нет смысла
– «Ты мне нужна»! Но у этой фразы совершенно иной смысл. А дальше? «Я без тебя могу, но не хочу!» Это уже форменная пародия на текст нашего задания!
– Но ведь в принципе-то она своей цели достигла: он в ней заинтересован и жить без нее не может.
– Не хочет!
– Ну, да, я согласна, что это немного разные глаголы, но Елена полностью подтвердила, что она наш человек.
– Я предполагаю пригласить ее на собеседование, где мы все и решим.
Последнюю фразу и услышал Векшин, войдя без стука в Розовый кабинет, где проходило совещание Коллегиального совета «Сообщества лояльных ведьм».
– Вот и я к вам на собеседование, – заявил он, не поздоровавшись. Он закончил свое стремительное движение в двух сантиметрах от стола, по разные стороны которого расположился триумвират – белокурая, рыжая и темноволосая дамы.
– Только я без приглашения, – добавил он. – Но ничего, будем считать, что это я вас пригласил.
Несмотря на порядочный кавардак, сопутствующий ремонту в остальных помещениях клуба, Розовый кабинет полностью сохранил свою роскошь в обстановке и сервировке стола. Дамы были в традиционной униформе – открытых вечерних платьях. Никто из них не выказал особого беспокойства по поводу появления незваного гостя, хотя ему, чтобы проникнуть сюда, пришлось «убеждать» в необходимости своего присутствия карлика-швейцара, посаженного на строительные леса, и здорового парня в черном костюме, сейчас приходившего в себя от сильнейшего удара между ног.
– Где Неволин? – спросил Векшин, пододвинув к себе стул. – Что вы с ним сделали?
Это были первый и второй вопросы собеседования, которое он начал не откладывая.
– Господин Векшин, кажется? – откликнулась рыжеволосая дама. – Давненько мы с вами не виделись.
– Лариса Андреевна, я задал вам вопрос, – сказал Векшин – В ваших интересах ответить на него быстро и четко.
– Вы присядьте все-таки. Мы сейчас как раз ждем человека, о котором вы спрашивайте. Он будет буквально через несколько секунд, – мягко ответили ему.
Векшин, следовательский опыт которого равнялся нулю, немного растерялся: подозреваемые совсем не пытались отпираться и изворачиваться.
– Выпьете чего-нибудь? – участливо спросила белокурая дама. А хорошо знакомая ему брюнетка пригласила официанта.
Векшин услышал едва слышные шаги за спиной: халдей подошел сбоку и чуть позади от него. Он протянул к Паше темную бутылку и сказал знакомым голосом:
– Рекомендую. Бордо урожая пятьдесят девятого года.
Векшин поднял глаза: перед ним стоял майор Неволин. Он был одет в черный костюм и белую рубашку. Галстук-бабочка на шее делала его еще более подтянутым и моложавым.
– Твою мать! Серега, ты чем это здесь занимаешься?
– У меня новая работа, Паша. И новая жизнь, – ответил Неволин. Он отнюдь не казался смущенным. Удивлению Векшина, быстро перешедшему в негодование, не было предела.
– Сергей Ильич подал рапорт об отставке по семейным обстоятельства, и через … семь минут он будет подписан высшим начальством.
– Каким обстоятельствам? – спросил Векшин, не отрывая глаз от по-прежнему невозмутимого лица без семи минут отставного офицера. – Ты же не женат, Серега!
– Теперь мы его семья, – медленно и весомо проговорила Лариса Андреевна.
Векшин ошеломленно посмотрел на нее, снова перевел глаза на Неволина.
– Ты-то чего молчишь?
– Так вы попробуете вина? – переспросил тот. – Может быть, у вас будут какие-то другие пожелания?
– Есть одно. А не пошел бы ты…
Свежеиспеченный официант кивнул, развернулся через левое плечо и скрылся за портьерами.
– С приобретением вас, милостивые государыни! – обратился Векшин к присутствующим. – Но меня вам так просто не взять, спятившие бабенки!
Он сделал попытку подняться с места, но не смог встать. Ноги как будто одеревенели, и по всему телу разлилась вяжущая слабость.
– А ну прекратить, дьявольское отродье!
– Не любите вы женщин, Павел Артемьевич, – заметила брюнетка, пытаясь насадить на вилку, ускользающую от нее оливку.
– Вот как раз женщин-то я люблю больше всего на свете, – прорычал Векшин в ответ и почувствовал, что стало немного легче. – А ненавижу больше всего баб, переставших быть женщинами. Вы, милые дамы, совершаете тяжкое преступление, которое должно наказываться примерно и публично. Вы уничтожили женственность в себе и хотите, чтобы ее лишились все без исключения женщины на свете.
– Это за что же нас наказывать? За то, что мы отказываемся следовать чисто мужскому представлению о женской участи? «На кухню и плакать» – так, кажется, это звучит, а Павел Артемьевич? – зло и отрывисто проговорила Лариса Андреевна, отбросив светское радушие.
