Вдруг на террасе среди цветов, соцветий и листьев увиделась стройная фигурка, чуть вытянутое лицо с кошачьими глаза, припухлые губы, матово-шелковистые гибкие руки…
Треснула ветка. Савва невольно вздрогнул и отвел взгляд. В зарослях папоротника мелькнул уродливый профиль садовника.
«Вот остолоп…» — Савва невольно улыбнулся и, прикрыв ладонью горячие веки, снова глянул на террасу. Там уже никого не было.
Он встал и, прихрамывая и оступаясь, поднялся на террасу, с которой открывалась панорама города. С запада на город надвигались тучи…
Сыпал мелкий, нудный дождь, шелестела листва, казалось, что там кто-то вздыхает. Внизу мрачновато поблескивал пруд, окруженный сумеречными ракитами. У дома с террасой, затянутой проволочной сеткой, стояла полуторка, крытая тентом. Обходя полуторку, Серафим наткнулся на незнакомца, в котором после некоторого замешательства узнал Доктора от медицины. Он помедлил и пошел за Доктором, сам не зная зачем, в сторону заброшенного старого форта. Место унылое, дикое. Скалы, песок. Доктор вел себя довольно странно и одет он был странно, он как будто играл какую-то роль.
Неожиданно из руин форта высыпала стайка оборванцев, кто в калошах, кто в ботиках на меху или в резиновых сапогах. Они расселись вокруг Доктора, точно в театре. Доктор молча прошелся перед ними, кутаясь в черный плащ с капюшоном на красной подкладке.
Серафим подошел поближе. Он слышал, но не видел Доктора. По карнизу он постепенно добрался до другого окна.
— Итак… — Доктор изобразил что-то на песке. — Вот землечерпалка, Окружной мост, здесь, в нише за статуей, есть дверь, ключ на притолоке, проход довольно узкий, несколько минут в темноте и вы в оранжерее, нужно вытащить стекло из рамы… так, дайте мне отдышаться, подумать, сообразить, будем последовательны… — Он стер что-то. — Теперь сюда, по винтовой лестнице, через решетчатую галерею и на террасу, он прогуливается там всегда в одно и то же время… стоп, стоп… — неожиданно воскликнул Доктор. — А где Лера?..
Серафим отступил на несколько шагов.
Какое-то время он был целиком поглощен вдруг вставшей перед ним картиной: дом на углу Болотной улице, узкая и тесная комнатка цокольного этажа в северном крыле с холодными скрипящими полами, потеющими палево-бурыми стенами и низкими окнами, затянутыми сеткой, в которые кто-нибудь плевал или мочился. Окна смотрели на осыпающуюся глухую стену, чем-то напоминающую бесконечно изменчивый пейзаж. Дверь в комнату Доктора от медицины была открыта. Лера стояла у окна. Она была такой, какой Серафим видел ее в последний раз, с распущенными волосами и с чайником, покрытым шубой копоти. Она не была красива, но в ней было какое-то завораживающее очарование. Она что-то говорила мужу, стоящему у ржавеющей инвалидной коляски с надувными шинами. Голос, как у сирены. Ее муж бывший заключенный, да еще с еврейской фамилией, правда, он всех уверял, что он не еврей, а немец, преподавал физиологию и анатомию. Семь лет он провел на Колыме. Как-то выжил. Повезло. В лагере он принимал роды и обмывал покойников. Многие прошли через его руки. Освободили его по амнистии. Серафим видел его несколько раз мельком. Рябой, длинноногий, как будто несколько оторванный от земли…
Послышались шаги. В тонком плетении веток увиделось лицо Леры, несколько вытянутое и бледное. Серафим невольно шатнулся в сторону и, потеряв равновесие, скатился в ложбину. Некоторое время он лежал в каком-то странном оцепенение…
Дождь кончился. Светило солнце. В голубизне между сном и явью летали ангелы и галки. Иллюзии, впечатления, чьи-то тени, зыбкие, призрачные…
Воспоминания привели Серафима к угловатому дому в Октябрьском тупике. Он спустился на несколько ступеней вниз, почитал надписи на стенах и постучал.
— Кто там?.. — услышал он слегка заикающийся и картавый голос тетки. Дверь отворилась. В детстве весь мир для него сводился к этой унылой, двоящейся фигуре.
— Ты слышал, говорят он уже в городе?..
— Кто он?.. — Серафим с недоумением уставился на тетку.
— Ты как будто с луны свалился… все только и говорят об Избавителе…
— Ах, вот в чем дело… нет, это какой-то кошмар… и тебя вовлекли в эту игру с Избавителем… похоже, что весь город сошел с ума… — Порывшись в кармане, Серафим достал залоснившийся и слегка помятый снимок. — Ты лучше помоги мне разобраться в одном деле… вот, посмотри, это моя мать?..
— Да, это она… — Тетка уронила очки. Без очков лицо ее стало грустное и озабоченное.
— Я видел ее…
— Как ты мог ее видеть?..
— Также как вижу тебя, только ей 13 лет, может быть чуть больше… — Серафим снял ботинки, которые ему жали. — И что ты обо всем этом думаешь?..
Серафим покинул тетку босой, не совсем твердо держась на ногах. По дороге он продолжал беседу со своим спутником, который, то отставал, то обгонял его. Потом он ломился в дверь черного хода, требовал открыть дверь, угрожая, что сорвет ее с петель и мертвых разбудит. Дверь открылась, когда он покачнулся и потянул ее на себя. Он замешкался, не скрывая намерения очутиться справа от своего спутника и захлопнуть дверь перед его носом, что он и сделал, и с облегчением вздохнул, однако спутник снова вынырнул у него из-под ног и встал у стены, когда он включил свет. Незнакомец его несколько напугал, а потом рассмешил, когда он понял, что это всего лишь его собственная тень.
На какое-то время Серафим застрял на отчаянно скрипучей лестнице, постоял, о чем-то размышляя, потом спустился на несколько ступенек, поискал выключатель, не нашел и зажег спичку. Высветился выставленный на лестничную клетку шкаф. Спичка погасла. Ощупью пробираясь в темноте, он наткнулся на что-то мягкое и влажное. Послышался сдавленный крик. Вспыхнул свет и он увидел перед собой оторопевшее лицо Леры, жены Доктора от медицины с ячменем на обвислом веке.
— Это вы?.. — спросила она, изумленно разглядывая Серафима поверх отблескивающих очков. Неожиданно лицо ее смягчилось. Она назвала его по имени. Имя звучало явно знакомо, но Серафим не мог припомнить, кто это.
— Извините… наверное, я ошибся дверью… был безумно рад… нет, я без задних мыслей… — Нелепо улыбаясь и покачиваясь, Серафим вышел в коридор.
«Черт, надо же… а голос у нее действительно, как у сирены…» — Путаясь в ключах, он открыл дверь и вошел в комнату, сел на кровать, угрюмо огляделся, все еще в плену наваждения.
Послышались шаги, голоса. Как-то боком он глянул в окно и увидел мать. Она стояла или чудилась стоящей на террасе, на которой он любил прятаться и с которой не раз летал в детстве, пытаясь дотянуться до гроздьев дикого винограда, да и позже, когда напивался. Закрыв глаза, он откинулся на подушку…
Разбудил Серафима стук в дверь. Разглаживая лицо пальцами, он с недоумением огляделся, как будто очнувшись, обнаружил на своем месте кого-то другого. Некоторое время он попытался вспомнить, где был накануне, потом написал на листке несколько фраз. Что-то мучило его, пока он писал, даже не замечая, что чернила не оставляют следа на бумаге, что-то смутное, нечистое, чего в нем еще не было. Он откинул одеяло. В щель между неплотно прикрытыми шторами сочился свет, проскальзывали какие-то воспоминания. Увиделся дом, заросший хмелем, петляющий коридор, по которому он брел, обходя выставленные за дверь вещи, лестница на чердак, слуховое окно. Из окна с какой-то странной медлительностью вылетали птицы, одна за другой…
Послышался легкий шорох и в полутьме обрисовался силуэт девочки 13 лет в светлом коротком платье с крылышками. Лебединое колыхание рук и ее приближение с той же странной медлительностью, с какой вылетали птицы, вызвали у Серафима невольную дрожь…
— Это опять ты…
— Да, я, твой ангел-хранитель…
— Уходи…
Минутная пауза и скольжение между нереальным и реальным продолжилось и снова прервалось. Взгляд Серафима наткнулся на стопку книг. Книги всю его жизнь сделали выдумкой. Он прятался между страниц, между строчек, между слов. Какая-то магия. Пустота обладала странной способностью все изменять, ничего не меняя, и затягивала его в этот омут превращений. Иногда ему казалось, что он проклят…
Какое-то время Серафим лежал неподвижно, прикрыв веки, но прошлое не переставало просвечивать, едва наметившись, разоблачало себя, представляясь всем, чем угодно. Иногда эта игра его раздражала. И все же, все, что не относилось к этой игре, наводило на него скуку, и он продолжал игру. Странное занятие…
Кто-то постучал в дверь.
Серафим слегка пошевелился и замер. Он становился частью чего-то другого, но он еще не мог себя обнаружить в нем. Перед глазами мелькали какие-то видения, ускользающие и неуловимые…
Постепенно пришло осознание, что ему 7 лет. На нем была только майка синего цвета с порванной бретелькой. Перед ним раскачивалась в петле дверь, то открывая, то закрывая проем, таящий в себе какую-то угрозу. Он слонялся чуть поодаль от двери, оступаясь и погружаясь по щиколотки в грязь, постепенно приближаясь к ней. Хотелось войти в эту дверь и жить там, несмотря ни на что. Он столько лет искал дорогу туда. Не дойдя до двери нескольких шагов, он остановился. Темный проем двери пугал его. Оттуда веяло холодом, смятением, одиночеством…
