— Прямо сцена ревности.
— Бреннюир сказал, что он подался в колониальную армию.
— Вюльмар? Еще та была сволочь.
— Это почему?
— Не важно. Слушай, ты знаешь старикашку, который дружит с Бреннюиром-старшим и с Толю? Их часто видели вместе в «Суффле».
— Это тот старик, который играет с Тюлю в бильярд?
— Он самый. Его зовут Мартен-Мартен или Браббан. Думаю, он авантюрист.
— Этот старый идиот?
— Есть у меня такое смутное впечатление. Я должен был стать его секретарем, но Вюльмар перехватил мое место. Хороша сволочь. Я рассказал ему то, что вроде бы понял насчет Браббана (я был уверен, что это жулик), а он тогда помчался к нему, опередив меня. Результат, видимо, вышел нулевой, раз он теперь в колониальной армии!
— Бреннюир написал, что папаша хочет запихнуть его в фирму, которую основал Браббан, и что, судя по всему, там большие перспективы. Не люблю я больших перспектив.
— Чем ты намерен заниматься в жизни? Или ты об этом не думаешь, а?
— Нет, думаю. Для начала побуду капиталистом.
— Поздравляю.
— Что, любопытно стало? Да, после совершеннолетия я получу наследство. Через несколько месяцев. Как раз перед уходом в армию.
— Не напоминай об этом. А потом будешь работать?
— Работа — это разновидность военной службы, как мне кажется.
— Посмотрим.
В Руане одни пассажиры вышли, другие вошли. Когда поезд вновь тронулся, Роэль оставил дремлющего Тюкдена и, переходя из вагона в вагон, решил поискать, вдруг найдется что-нибудь интересное. Не нашлось. Разочарованный, он облокотился на кожаную перекладину в коридоре и, прилипнув лбом к стеклу, стал смотреть, как мчатся в ночи по загородным просторам его мечты. В Бреоте-Безвиле он сел на место и начал самым внимательным образом читать «Интран»[109]. Под воздействием белого вина Тюкден спал. Проснулся между Арфлером и Гравилем.
— Я ведь помешаю твоей маме, если приеду без предупреждения.
— Еще как.
— Где мы?
— Подъезжаем. Не узнаешь?
Огней становилось все больше.
— Три года, как я отсюда уехал, — сказал Тюкден.
Он зевнул. И добавил:
— Так что, сам понимаешь, волнуюсь.
От белого вина его слегка развезло.
— Сейчас положим тебя спать, — сказал Роэль, когда поезд въехал на территорию вокзала.
На следующее утро Роэль отсутствовал, потому что у него «были дела». Тюкден заподозрил, что предложение прокатиться пришло приятелю в голову не совсем случайно. Он прогулялся по городу, удивляясь, что так мало растроган. Время оставило здесь лишь незначительный след: измененные названия улиц, исчезнувшие лавки, новые магазины и два-три не существовавших ранее обычая. Но море продолжало отталкивать прибрежные скалы своими неутомимыми волнами. Тюкден присел на гальку, вглядываясь в свой размытый дождями образ. Все так же похож на себя, но разве не стал он другим? Он вспоминал разговор, который только что был у него с Роэлем. Через два месяца его ждет последний дипломный экзамен; он его наверняка сдаст; потом наступят четыре долгих и безнадежных месяца, с которыми непонятно что делать, а затем все будет кончено. Рабство, рабство и снова рабство, и так всю жизнь. Если только не… Если только не — что? Если только не одержать над ним победу? Тюкден дьяволоскептически усмехнулся. От гальки было больно ягодицам, он прервал размышления и поднялся.
За обедом, который проходил у мамы Роэля, ее сын объявил, что вечером они ужинают в «Пузатой бочке» в компании Ублена, Синдоля и Мюро, который находился в Гавре проездом. Учитывая особые познания Мюро, ему поручили утрясти меню и подобрать вина. Во второй половине дня они гуляли в порту. Дошли до Хлопкового ангара, самого большого в мире, как утверждают гаврцы, и вернулись, восторгаясь всему назло грузовыми судами, уходящими на край света. На Ратушной площади встретили Ублена.
Они пожали друг другу руки, слегка смущаясь и приговаривая: «Привет, старик, тебя не узнать». Пошли дальше, с трудом выдавливая слова.
— Что вы здесь делаете? — вымучил Ублен.
— Случайно приехали, — ответил Роэль.
— Да, просто так, — сказал Тюкден.
Ублен взглянул на них с удивлением.
— Как диплом, продвигается?
— Продвигается, продвигается, — небрежно бросил Тюкден.
— А ты учиться дальше не будешь? — спросил Роэль.
— Ой, нет. Некогда.
— Работаешь у дяди?
— Да. Пока в армию не забрали. Потом вернусь в Бразилию.
— Красивая страна Бразилия?
— Да, потрясающая. Но иногда жалеешь о Франции.
— Да что ты? — с сомнением спросил Роэль.
Они сели за столик в «Гийом-Телле», где уже находился Синдоль. Тюкден и Роэль заметили, что Ублен панибратствует с этим убожеством. Разговор развивался с трудом, блуждая по лабиринтам непонимания. К счастью, появился Мюро. Свойственное ему полное отсутствие такта вернуло всем комфорт.
— Ублен, старик, — воскликнул он. — Неузнаваемый стал! Черт возьми, правильно сделал, что подстригся, как Тюкден. Тебя не узнать. Как там в Бразилии? Наверное, обалденно!
— Ну да, — сказал Ублен.
— Что тебя туда понесло?
— Ты нас всех потряс, — сказал Тюкден.
— Да не было ничего такого, — ответил Ублен. — Я просто так уехал. Дядя предложил мне в Бразилии место. Вот я и отправился.
— Ты мне никогда об этом не говорил, — заметил Тюкден.
— Возможно, — сказал Ублен.
— Помню, — продолжал Тюкден, — ты уехал в тот день, когда приговорили к смерти Ландрю.
— Я смотрю, ты в истории Франции поднаторел, — со смехом заметил Ублен.
Тюкден обиженно замолчал.
— А что спиритизм? — спросил Мюро, схватившись за бока. — Ты по-прежнему спирит?
— Хватит ржать, — сказал Ублен.
Казалось, он в отличном настроении, Мюро был не менее весел. Он одолжил у отчима машину и припрятал под сиденьем бутылку отличного старого рома. Он объявил, какие чудесати-вкусности ждут их в «Пузатой бочке», и предложил по новому кругу аперитив. Синдоль возразил, что его можно взять и в ресторане. Роэль ответил избитой фразой, что одно другому не мешает; Мюро с ним согласился. Тюкден дулся.
Ужин вышел вполне удачным. Обсудили бывших одноклассников и бывших преподавателей, вспомнили, как хорошо развлекались во время войны, подпустили скабрезных шуточек кто во что горазд. После этого компания отправилась пить спиртное к Питту. Там был дансинг. Подвыпивший Роэль начал скандалить и пытался мешать парам топтаться на месте. Мюро заявил, что исполнит песни студентов-медиков[110]. Неуклюжий Синдоль опрокинул стакан на платье какой-то женщины. Сопровождавший ее джентльмен свирепо на него зыркнул. Ублен, который до сих пор вел себя очень тихо, задумал пробить ему череп ведерком для льда. В конце концов компания свинтила. Тогда Мюро предложил пойти на пляж опорожнить бутылку отличного рома.
Так они и сделали. Рухнули на гальку, распевая и распивая прямо из горла. В конце концов бутылка оказалась в руках Тюкдена. По неопытности он глотнул несколько добрых сантилитров. Поднялся, как исполин, чтобы произнести большую речь к морю, но почти тут же сверзился на гальку. Тюкдена отвезли к Роэлю, тот его уложил. Остальные отправились заканчивать вечер в борделе.
Тюкден, которому было совсем плохо, облевал простыни своей хозяйки. На следующее утро он уехал вместе с Роэлем в Париж, не повидавшись с Убленом.
Альфред — вот это был человек. Точно вам говорю: вот это был человек.
Уж я-то собратьев по цеху знаю.
Тридцать лет в деле!
За тридцать лет я столько коллег повидал. И могу повторить:
Альфред — вот это был человек.
Причем честный человек.
И вот он ушел.
Однажды он нам сказал: «До свидания, я ухожу, завтра вы меня не увидите». Мы ему сказали: «Почему ты уходишь?» Он нам сказал: «Нужно кое-что сделать». Мы ему сказали: «Знаем мы, что ты будешь делать. Пойдешь испытывать свою систему?» Он нам сказал: «Да». Мы ему сказали: «Значит, скоро ты опять к нам вернешься».
Потом Альфред пошел к управляющему. Он ему сказал: «Тысяча извинений, но я ухожу». Управляющий ему сказал: «Почему?» Он ему сказал: «Нужно кое-что сделать». Управляющий ему сказал: «Знаю я, что ты будешь делать. На скачки пойдешь, да?» Он ему сказал: «У меня все на мази». Управляющий ему ответил: «Значит, скоро, Альфред, ты опять к нам вернешься».
И вот он ушел.
Он никогда не притворялся. Был, как все. Его надо было знать.
Уж я-то его знал.
Когда я хотел что-нибудь выяснить, я спрашивал: «Можно ли делать это? А можно ли то?» Он брал клочок бумаги и быстренько подсчитывал. А потом говорил: «Да», «Нет», «Получится», «Не получится».
И всегда был прав. Какой человек!
Он умел не только предсказывать будущее. Он еще был философом. Настоящим. Он мне как-то сказал:
