– А мы его, братцы, на таран! Не сдюжит америкашка, кишка тонка!
В бинокль уже можно было различить бортовой номер – «978».
– Старпом, объявляй тревогу.
Отзвенев положенное звонком, старпом два раза объявил по трансляции:
– Учебная судовая тревога!
– Ты что, с дуба рухнул? Какая на хрен учебная!
Старпом совсем растерялся.
– А какая?
– Да уж не учебная.
Старпом от греха подальше тут же отрепетовал:
– Отбой учебной судовой тревоге! Тревога не учебная!
Ходовой мостик превратился в Главный командный пункт, старпом принимал доклады о готовности. Запыхавшись, на ГКП вкатился зам.
– Товарищ командир, что происходит?
Трусик с гордостью и боевым задором ответил:
– На таран идем!
Зам осмотрел людей, все серьезны и сосредоточены. Штурман вытащил из-под прокладочного стола запыленный маневренный планшет и наносил на него эсминец. Стало ясно – это всерьез, зам с гордо поднятой головой встал рядом с командиром.
Пришло время сопоставить силы.
– Что мы имеем? Эсминец ВМС США типа «Спрюенс», бортовой номер 978, как минимум в три раза больше нас, на борту артиллерия, торпеды, противокорабельный комплекс «Гарпун», крылатые ракеты «Томагавк» и два вертолета. А что у нас? Два пистолета ПМ и четыре обоймы к ним, два промерных эхолота, два глубоководных и один навигационный, две гидрологические лебедки и метеостанция.
Штурман уточнил:
– Товарищ командир, метеостанция не в строю.
Общей картины это не меняло, неприлично затянувшуюся паузу прервал зам:
– Зато мы духом сильны! У нас девятнадцать коммунистов и шесть комсомольцев. А у них хоть один коммунист есть? То-то же! А то, что он большой, так это даже хорошо, не промахнемся! Ура, товарищи!
С ГКП разносилось дружное раскатистое ура. Из радиорубки показалась голова в наушниках.
– Товарищ командир, оперативному докладывать будем?
– Отстань, не сейчас. Старпом, оружие к бою!
Старпом метнулся вниз и принес две кобуры с пистолетами на портупеях и запасными магазинами. Командир застегнул на животе портупею, все, обратной дороги нет.
– Старпом, судно к тарану изготовить!
В судовых расписаниях такое мероприятие не значилось, но приказы командира не обсуждаются. Бодрым голосом он объявил:
– Судно к тарану изготовить!
И ведь что интересно, понеслись доклады:
– ГКП, ЦПУ – электромеханическая служба к тарану готова!
Нет, наш флот непобедим! Зам смотрел в бинокль, уже отчетливо были видны бегающие в панике американские матросы.
– Ага, зассали!
Докладывал сигнальщик:
– ГКП, сигнальный – они нам что-то флажками семафорят!
Зам выдвинул предположение:
– Может, сдаются?
Командир усомнился в легкости победы.
– Штурман, дуй наверх, разберись, что они хотят.
Старпом прилип головой к радиолокации.
– Товарищ командир, до цели одна миля!
– ГКП, ЦПУ – моторист Задрайкин просит считать его коммунистом.
Зам гордо подытожил:
– Ну вот, товарищи, теперь нас двадцать.
Вбежал запыхавшийся штурман:
– Беда у них, обесточены напрочь, а аварийные аккумуляторы разряжены. Говорят, что еду сухим пайком выдают, просят отвернуть.
В моменты, когда кто-то нуждается в помощи, и проявляются лучшие качества русской души. Командир был доволен и снисходителен, теперь и отвернуть не зазорно. В конце концов, не брать же на абордаж беспомощных да убогих.
– Право руля, курс сто сорок градусов! Отбой тревоги!
Судно повернуло, прозвенели три звонка, и старпом объявил:
– Отбой судовой тревоге!
Трусик снял портупею и подвел итог:
– Америка, Америка, а бардака побольше, чем у нас, будет, весло им в анус!
Поинтересуйтесь, сколько музыкальных произведений должен знать настоящий моряк? Но только настоящий, не нынешний, моря не нюхавший, с наушниками в ушах, слушающий Кончиту Вурст, бесконечно жующий жвачку и пьющий пиво из железных банок, не тот, которого в чувство приводят, давая понюхать ватку со спиртом, а тот, прежний, который из морей не вылезал, шило трескал не разбавляя, который не раздумывая мог закрыть грудью пробоину, для которого жизни без флота просто не было.
Ну что, поинтересовались? И каков ответ? Правильно – два!
В жизни каждого настоящего моряка есть два главных музыкальных произведения – «Варяг» и «Прощание славянки».
«Варяг» впервые прозвучал 16 апреля 1904 года на царском приеме в честь уцелевших моряков с крейсера «Варяг» и канонерской лодки «Кореец», доставленных в Петербург через Одессу и Севастополь. «Варяга» запели. «Варяг» понравился, причем настолько понравился, что избежал революционных «идеологических репрессий». Так же торжественно и гордо «Варяг» звучит и сегодня, необыкновенная музыка с ее темпом, ритмом и тональностью вкупе с гениальным текстом вызывают неповторимый душевный подъем, направленный на подвиг и самопожертвование. «Варяг» – он к бою готовит, к смерти!
Сидя «Варяга» не поют и не слушают сидя. И по заказу «Варяга» не поют, только когда страшно, когда отчаяние и смелость через край, вот тогда «Варяга»! И главное, чтоб все вместе и обязательно громко! Когда полный звездец наступает, то тут уже ни коллективный молебен, ни партсобрание не помогут, тут «Варяг» нужен. Все встают, плечом к плечу встают русские и нерусские, партийные и беспартийные, христиане и иудеи, мусульмане и даже миролюбивые буддисты, со слухом и без слуха, с голосом и без, все встают. А иначе никак. В глазах ярость, кулаки до боли сжаты – «Пощады никто не желает!», трепещи, Америка, прячься, НАТО! Не выстоять им супротив нас, нет у них своего «Варяга». Может, конечно, эта окейная шушера попробовать нашего спеть, но думается, выйдет у них какой-нибудь «Happy birthday to you», а с такой кукарачей много не навоюешь. «Варяг» – это гордость, сила, честь и совесть нашего флота!
Совсем другое дело марш «Прощание славянки», сочиненный в нарушение всех музыкальных канонов, он сочетает в себе живительную веру в будущие победы и сознание горечи неминуемых потерь. На него и реакция иная – внутри распирает от переполнения чувствами, к горлу подкатывает ком, а в глазах слезы. Первое публичное исполнение марша состоялось в Тамбове осенью 1912 года на строевом смотре кавалерийского полка. Изначально марш был написан для исполнения военным оркестром и слов не содержал, зато сейчас текстов не счесть. За долгие годы триумфального звучания марша к нему были написаны десятки вариантов стихов, даже китайцы придумали свою версию, но и они своим мяукающим языком испортить марш не смогли.
На каждом флоте пели свою «Славянку» и при этом были уверены, что она единственная.
Черноморцы исполняют «Славянку» с припевом, который знают все, от матроса до адмирала:
Прощай, любимый край,
Труба зовет в поход.
Но ты не забывай, не забывай
Наш Черноморский грозный флот!
Не плачь, не горюй,
Напрасно слез не лей.
Ты крепче поцелуй, целуй сильней,
Когда сойдем мы с кораблей.
Со «Славянкой» в атаку не ходят. Этот марш для другого – торжественные проводы, торжественные встречи, парады. Когда корабль уходит в дальний поход и корма медленно отваливает от причала, экипаж построен на палубе и оркестр на берегу жахает «Славяку», слезы душат всех и на корабле и на берегу, сил нет, как душат.
На плацу звучит команда:
– К торжественному маршу… Оркестр, «Прощание славянки»!
– Шагом марш!
Летит над плацем «Славянка», и моряки, как орлы, не идут – летят. Нога сама поднимается, носочек тянется, подбородок гордо кверху, в глазах гордость, а впереди знамя развевается. Стараются. И оркестр старается, у трубача вот-вот глаза из орбит вылезут или щеки лопнут, и дирижер, согнувшись в полупоклоне, палочкой машет, на носочках в такт музыке подскакивает, зад отклячивает театрально, старается.
Для моряка «Прощание славянки» – это символ любви, верности и преданности, а моряку без этого никак.
Да моряка и хоронить нужно под «Прощание славянки», а не под шопеновский похоронный марш, шопеновский, он для какой-нибудь тихой старушки или почтового служащего, а моряка непременно нужно под «Славянку»!
Такие вот два разных музыкальных произведения, и оба народные, хоть и знают все фамилии и имена авторов, но все равно они народные, ну не могут они быть не народными! На флоте они такие же символы, как флаг и гюйс. Нет, нельзя на флоте и без «Варяга», и без «Прощания славянки» нельзя.
Так сколько музыкальных произведений должен знать настоящий моряк? Правильно – два!
Ну не поют на флоте «Катюшу», хоть ты тресни, не поют!
Трое политиков, Борис Эльцин, Станислав Чушкевич и Леонид Кравченко, сели на подготовленную Михаилом Горячевым поляну в Беловежской пуще и отменили СТРАНУ. Вот так просто, одним махом, амбициозный сильно пьющий сибиряк, абсолютно невнятный профессор Белорусского государственного университета и пройдошливый уроженец села Великий Житин Ровенской области стерли с карты мира мою СТРАНУ. И это при том, что большинство населения этого категорически не желало.
