— Это она! — услышал он отцовский голос.
— Отлично, — сказал Тур. — Может, Марит Бонсет…
— Хватит называть меня по фамилии! — сказала она, не оборачиваясь. — Звучит по-дурацки. И я буду делать то же самое, пока вы оба не перестанете.
— Фру Бонсет, — сказал он.
— Марит! — сказала она.
— Мы к такому не привыкли.
— К чему не привыкли? — спросила она и обернулась. С рук капала вода.
— Вы можете принести почту? — попросил он и перехватил ее взгляд, к черту стариковские пиписьки, он хотел, чтобы газеты немедленно оказались дома.
— Конечно, могу, — ответила она. — Но я не понимаю, почему Турмуд Несхов не в состоянии прогуляться до почтового ящика, раз уж он управляется с дровами?
На какое-то время отец затих в гостиной, даже тапки перестали шуршать. Но потом он зашаркал к ним, молча прошел мимо и вышел в коридор. Осторожно закрыл дверь за собой на кухню, и Тур даже сквозь саамскую болтовню по радио услышал, как он возится с ботинками и курткой.
Спустя длительное время отец медленно прошествовал перед кухонным окном. И еще через какое-то время, показавшееся вечностью, он зашел в дом. Он долго провозился в прихожей, потом открыл дверь, положил газету и два конверта на стол перед Туром и продолжил свой путь в гостиную со второй газетой в руках. Щеки его раскраснелись.
— Прогулка вам только на пользу. И так ежедневно, — сказала Марит Бонсет, не оборачиваясь.
Ей никто не ответил. Тур посмотрел на дату.
— Сегодняшняя, — сказал он громко. — Я хочу сперва почитать вчерашнюю. Иначе все спутается.
Отец вернулся и поменял газеты.
— А что, если он тоже так считает? — спросила она и смела овощи с доски в кастрюлю с кипящим супом. — Вы об этом подумали, Тур Несхов?
Когда перед ним на столе оказалась газета, ему стало спокойнее. Он снова взглянул на термометр, было плюс пять. Сегодня ночью шел дождь, снег раскис и вот-вот собирался растаять, по радио обещали теплую погоду надолго, чему он был бесконечно благодарен. Он не хотел просить сменщика расчищать снег, крестьянин, в конце концов, должен быть в состоянии следить за собственными дорогами. Однако сменщик казался очень приличным и полностью владел ситуацией после того, как Тур нарисовал весь свинарник в блокноте, все загоны, всех свиноматок и все-все-все, и вспомнил все точные даты. Сменщик записал даты введения витаминного прикорма и вакцинации, возраст поросят, количество кормов и их тип. Но к моменту отлучения новых поросят Тур сам должен быть в приличной форме, чтобы дойти до свинарника и проследить за процессом. Новых опоросов до первого апреля не ожидалось. Рустад должен был заехать в ближайшие дни и проверить состояние дел в свинарнике. Впрочем, свиньи были отличные, как утверждал сменщик, никаких поносов или других заболеваний, и все свиноматки в норме.
Только мысли о крысах лишали его сна. Он пролистал газету, почти не вникая в содержание, потому что, как только он вспоминал про крыс, все спокойствие как ветром сдувало. Даже несмотря на то, что он отлично понимал, будь он на обеих здоровых ногах, проблем с крысами было бы не меньше. Дератизаторы искали норы, они собирались приехать завтра с видеокамерами на штативах, которые надо расставить в разных местах. Они поговаривали о газе, но не знали, как изолировать свинарник. Разговоры о газе ему не нравились, свинарник был старым, и полностью изолировать его было невозможно.
Он вспоминал времена до болезни матери. Тогда все шло прекрасно. Никаких домработниц, никаких сменщиков, никаких крыс, один день похож на другой. Но в то же время, хорошо, что теперь они, братья, могут общаться, и что здесь побывала Турюнн. Он звонил ей позавчера, но она не брала трубку.
— Как насчет кофе? — спросила Марит Бонсет.
— Да. Спасибо, — ответил он.
Он посмотрел на нее, как она мыла стол и собирала обрезки в ведро. На ее широкую задницу под бантиками передника, толстые и крепкие икры, заканчивающиеся коричневыми домашними сандалиями на полосатом коврике. Ведь она добрая.
— Да, спасибо! — повторил он.
— Куда мне это выкинуть? У вас есть компост?
— Нет. Выкидывайте, куда хотите, все равно исчезнет.
— Может, прямо посреди двора?
— Нет-нет. Но… у сарая, вот. С обратной стороны.
Он следил глазами, как она пересекает двор, как она, проходя мимо кормушки, кидает в нее крошки. Теперь она ездила на собственной машине, на маленькой красной машинке, звук которой он уже научился различать. На нее было приятно смотреть, знать, что она снова зайдет в дом, сварит кофе. И когда она вернулась, он сказал:
— В сундуке в прихожей лежит целая куча передников, оставшихся от матери. Там много красивых. Здесь они никому не нужны, возьмите их. Не только… носить их здесь, забирайте насовсем.
Когда Марит Бонсет уехала, он принял две таблетки обычного парацетамола, запив стаканом воды. Бедро разболелось, но он не хотел при ней жаловаться. Сильные обезболивающие, которые Маргидо купил по рецепту из больницы, он принимать не хотел. От них у него кружилась голова, как-то неприятно, не то что после бутылки пива. Отец отдыхал наверху, через пару часов приедет сменщик. Он снова сел за стол и сидел, разглядывая ходунки. Неплохая штука. Он чувствовал себя совершенно уверенно, когда таскал за собой неподвижную ногу. Он осторожно погладил себя по бедру, по твердой поверхности под штанами. Через несколько дней ему надо в больницу на очередную перевязку. Тогда он вызовет такси, страховка оплачивает его в обе стороны, но он ужасно боялся перевязки. Придется сидеть все время с закрытыми глазами. Еще он боялся запахов, знал, что срастающиеся раны воняют.
Вдруг на него напало лишающее всяких сил сомнение, такое, что стало просто невыносимо и захотелось плакать. Пять-шесть недель. Он снова встал, опираясь на ходунки, но не знал, куда пойти. Можно было бы пойти в свинарник.
Наверное, так и стоит поступить.
Комбинезон ему на себя не натянуть, но ведь можно обмотаться чем-нибудь другим? Он облокотился на ходунки и задумался. Боль почти прошла. Дождевики. Очень подходящее решение. Обвязать по куртке вокруг ног и еще одну надеть сверху. Есть ли у него столько дождевиков? И тут он вспомнил про старый-престарый передник мясника, который все еще висел в мойке. Вот что сгодится! Вместе с дождевиком!
Он подошел к холодильнику и изучил содержимое. Достал пять кусочков баранины и почти пустую банку печеночного паштета, сунул все это в карманы и выдвинулся на двор. В прихожей он прихватил дождевик и набросил его на ходунки.
Все отнимало массу времени. Подумать только, что переход через собственный двор может показаться настоящим путешествием. Когда он заперся и мойке, руки дрожали и пот лился ручьями. Запах свиней и такая знакомая нетерпеливая тишина вызвали к нем улыбку. Он по видел их целых четыре дня. Он нацепил на себя передник и поверх накинул дождевик. Сразу же стало жарко, но тут уж ничего не поделаешь. Свиньи важнее хорошего самочувствия. Твердо держась за ходунки, он поковылял к дверям и вошел в свинарник.
— Вот уж вы, наверно, думали, куда я подевался. Но я оказался таким придурком, что умудрился чуть не отрубить себе ногу!
Громкий смех эхом отразился от стен, и ему даже показалось, что свиньи смеются в ответ. Они столпились в загончиках у самого прохода, а он, свисая с ходунков, дружелюбно трепал всех, до кого мог дотянуться, а потом направился к Сири.
Сири очень нарочито затопала и захрюкала при его приближении, и все его тело запело от облегчения, когда он наконец-то смог угостить ее вкусностями. Хлебный мякиш с печеночным паштетом вызвал в ее глазах выражение самого незамутненного счастья, как ему показалось.
— Моя девочка… Хорошая девочка. С чужими людьми в свинарнике все по-другому. Как твои поросятки в животике? Знаешь, ты вынашиваешь двух отличных свиноматок. Долли и Диану.
Остальных свиноматок он тоже потрепал за ушами, все влажные, жадные пятачки тыкались ему в руки. Здоровая нога дрожала от нагрузки, пот стекал по позвоночнику.
— Еды не будет еще какое-то время, — сказал он. — И вы это отлично знаете, потому как чувствуете время. Кто еще чувствует время так же хорошо, как вы? И насчет передника не беспокойтесь, сегодня здесь никого не будут забивать!
Похлопав Сири в последний раз, он потащился обратно в мойку, уселся на старый доильный табурет и стащил с себя одеяния. Комната закружилась перед глазами, ом прислонился к каменной стене и радовался холоду стены, касавшейся спины и затылка. В шкафчике у него еще оставалось несколько бутылок пива, он вдруг о них вспомнил, но оно не сочеталось с обезболивающим. Лучше их приберечь, может, угостить отца бутылочкой в качестве благодарности за то, что он их перепрятал, и ни Маргидо, ни кто-либо еще про них не разнюхал.
