— Здравствуйте! — крикнул Фред. — Я оставил записку для леди Розмари! Передайте ей, пожалуйста.
Без единого слова в ответ миссис Харрис повернулась к Фреду спиной и принялась дальше мыть пол.
С гостями миссис Харрис не разговаривает, зато с хозяйкой беседует охотно и подолгу. Слушать ее вовсе не скучно, как опасалась Розмари, а, наоборот, забавно. Теперь Розмари потчует друзей рассказами о том, что сказала или сделала миссис Харрис, быть может слегка смягчая или, напротив, приукрашивая. Миссис Харрис верит, что смотреть в зеркало на полную луну можно только через левое плечо, а то сойдешь с ума. Спасается от малокровия пивными дрожжами и хлебом с патокой. Ходит на собачьи бега и ставит на собак с кличками на «С» («Скорость») и на «П» («Победа»). «На бегах все расписано, это всякий знает, — делилась она с Розмари своим опытом. — Однако ж есть кой-какие секреты».
Но лучше всего удаются миссис Харрис суждения о новостях в мире и знаменитостях — как правило, мрачного свойства. Политиков и почти всю королевскую семью она терпеть не может, зато остается верна «принцессе Маргарет Роуз», несмотря на ее скандальные любовные истории. «Обманули ее, и все тут, обманул и предал этот никчемный коротышка». Фред хорошо помнит, как Розмари повторяла это новое словцо голосом своей домработницы — грубым, простонародным, с пьяной слезливостью, — жестом показывая рост лорда Сноудона.
Фред даже ловит себя на том, что стал пересказывать истории о миссис Харрис друзьям, например Вогелерам. Несмотря на сварливость, миссис Харрис тоже стала олицетворять для него Англию. Почти всех приезжих-американцев — скажем, ту же Винни Майнер — в Англии привлекает все старинное, живописное, благородное. А любовь Фреда к Британии более всеобъемлюща. Ему близко все, что воспето в песнях или описано в книгах. Сейчас, когда на душе у него так радостно, он принимает здесь даже то, что презирает в родной Америке. Груды шлака напоминают ему о Лоуренсе, ломбарды — о Гиссинге; столбы, что уродуют Сассекские холмы, связаны для него с Оденом, а грязные трущобы Южного Лондона — с Дорис Лессинг. Вкус сливового пудинга в банках для него — вкус Диккенса, а голос любого толстого ученого человека — голос доктора Джонсона. Розмари, словно розовые очки, преображает для него мир, с ней и миссис Харрис кажется героиней литературы восемнадцатого века — второстепенным персонажем какой-нибудь грубоватой комедии с иллюстрациями Хогарта или Роуландсона. Фреду не просто нравятся ее причуды — он гордится ими, как будто сам их открыл. Ведь если бы не он, миссис Харрис ни за что бы не взяли на работу.
Снова звонок. Фред идет к двери — пришли Джо и Дебби Вогелер и, вопреки его предостережениям, заявились с ребенком.
— Нянечку так и не дождались, — обиженно бубнит Дебби при виде Фреда — будто он тоже в чем-то виноват, — вот мы и взяли Джеки с собой.
— Он всю дорогу не капризничал, — говорит Джо примиряюще. — Почти все время спал.
Малыш сидит в потрепанной голубой холщовой сумке на груди у Дебби, пухлые ножки свисают по бокам, а лысая головка прильнула к маминой шее. Дебби одета под стать малышу. На ней линялая джинсовая куртка, длинная широкая джинсовая юбка и туфли на платформе — как будто для передачи «Спутник фермера». Джо, как всегда, похож на очкарика-ученого: потертый вельветовый пиджак, облезлый растянутый свитер с высоким воротом, стоптанные кожаные туфли. Фред привык видеть Вогелеров в таких нарядах, но сегодня ему кажется, что друзья его одеты явно не по случаю, если не сказать — вызывающе. Зато есть хотя бы одна перемена к лучшему: с приходом теплых дней у них поправилось здоровье, и сегодня, в первый раз за все время, никто из них, по-видимому, не простужен.
— Заходите, рад вас видеть, — Фред пытается изобразить радушие, — малыша можно отнести наверх, в одну из свободных спален. Я вас отведу…
— Нет, ни в коем случае. — Дебби крепче прижимает к себе Джеки.
— Так нельзя, — объясняет Джо, глядя на Фреда чуть ли не как на преступника. — Сам представь: а вдруг он проснется один в незнакомой комнате? Это очень большое потрясение.
— Ну ладно.
Много дней Фред мечтал познакомить старых друзей со своей новой возлюбленной. И вот теперь с тяжелым сердцем ведет Вогелеров через всю гостиную к окну, где рядом с цветущим апельсиновым деревцем стоит Розмари — такое же ароматное весеннее видение, окутанное бледно-зеленым мерцающим шелком.
— Ах, очень приятно! — восклицает Розмари, протягивая нежную, унизанную кольцами руку. — И подумать только: весь путь от самого Северного Лондона прошли пешком!
Фреду в этих словах слышится намек на обувь его друзей, но Джо и Дебби улыбаются, даже сияют: Розмари их сразу очаровала.
— Да, к тому же с ребенком, — отвечает Дебби то ли с гордостью, то ли, наоборот, извиняясь.
— Вижу. — Розмари весело смеется, но по ее смеху понятно, что об этом лучше было не упоминать. — Фред, милый, ты же не принес друзьям выпить!
— Прошу прощения.
Фред идет за джином с тоником для Дебби и разбавленным скотчем для Джо: пива нет. Большинство гостей, как принято в Лондоне на вечеринках в теплое время года, пьют белое вино.
На обратном пути Фреда останавливает Эдвин Фрэнсис.
— Если у вас найдется свободная минутка, Фред, — Эдвин размахивает рукой с печеньем, намазанным толстым слоем паштета, — я хотел бы с вами поговорить.
— Разумеется. Секундочку.
Отчасти потому, что Эдвин ему не очень нравится, Фред с ним всегда подчеркнуто любезен. Раздав Вогелерам напитки и представив Джо и Дебби другим гостям (Розмари куда-то упорхнула), Фред выходит вслед за Эдвином в коридор.
— Это касается миссис Харрис. — Как бы невзначай Эдвин спускается на нижнюю ступеньку изящно изогнутой лестницы. Отсюда не так заметно, что он ниже Фреда ростом.
— Да?
Неужели и Эдвин, которого Розмари любит и которому доверяет, хочет переманить у нее домработницу?
— Мне она внушает опасения. Судя по всему, она… как бы это сказать… человек очень властный. Ко всем и каждому относится с подозрением. И похоже, слегка неуравновешенна. Я очень боюсь, что она плохо влияет на Розмари — бедняжка все больше и больше ей подчиняется. Вы понимаете, о чем я. — Эдвин хмурит брови и становится еще больше похож на пухлого, серьезного малыша. — Повторяет за ней всякие глупости.
— Хм. — Фреду знакомы эти жалобы. Многие друзья Розмари говорили ему то же самое, только более резко. «Розмари без ума от этой женщины, — сетовали они. — Верит каждому ее слову».
— Знаете ли, некоторым актерам даже на руку, если собственная личность у них не слишком яркая. Намного легче перевоплощаться. Но есть и сложности.
— То есть как? — недоумевает Фред. Что Эдвин несет? Розмари, без сомнения, очень яркая, замечательная личность. Любит она передразнивать миссис Харрис — ну и что? Одно другому не мешает.
— Ладно, шутки шутками, верно?
Фред неохотно соглашается: шутки шутками.
— Однако это может зайти слишком далеко, вот что меня тревожит. Видите ли, я на будущей неделе уезжаю в Японию читать лекции, месяц с лишним буду далеко отсюда, и если вдруг что случится… Надя в Италии, я в Японии, Эрин едет в Америку сниматься в фильме, а бедняжка Пози сидит в четырех стенах в Оксфордшире со своими скучными маленькими дочками… В общем, чтобы спать спокойно, я должен быть уверен, что наша Розмари в надежных руках. Желательно — в ваших.
Фреду не по душе выражение «наша Розмари» и неприятна мысль о том, что возлюбленную нужно делить с Эдвином или с кем-то еще.
— Пообещайте мне. Вы-то знаете, какая она хрупкая. У нее бывают приступы ярости, с ней может быть очень трудно.
Фред кивает, стараясь не выдать недовольства. Никаких «приступов ярости» он у Розмари не замечал, не согласен и с тем, что миссис Харрис навязывает хозяйке свои суждения. Напротив, в последнее время он начал подозревать, что это Розмари навязывает — точнее, приписывает — свои взгляды миссис Харрис. Мало того что реплики слишком отточенные, они как будто отражают наименее лестные суждения самой Розмари. К примеру, балет всегда нагонял на нее скуку, а миссис Харрис, по словам Розмари, отзывается о нем так: «Скачут, ногами дрыгают, педики». Розмари презирает нынешнее правительство, а миссис Харрис называет его «сборищем чертовых мошенников».
Все чаще и чаще миссис Харрис находит для Розмари оправдания, если та что-то хочет или не хочет делать. Недавно устраивали ночной благотворительный концерт в пользу знаменитого старого театра в Ист-Энде. Розмари отказалась выступать, и не потому, что это неудобно, тяжело и невыгодно, а лишь потому, что миссис Харрис заявила: «Ребятам из Хэкни выкрутасы на сцене не нужны — они только и знают, что в телевизор пялиться. Лучше бы на эти деньги детскую площадку сделали. У меня там племянница живет, все знает». Как бы то ни было, миссис Харрис, если верить Розмари, сказала, что весь этот концерт — сплошное надувательство. На прошлой неделе, на званом обеде, друг Розмари Эрин возражал против этого и пытался — с большим терпением и тактом — переубедить Розмари. Она и слушать не стала. «Полно, милый мой, не болтай чепухи, — восклицала Розмари с серебристым смехом, накалывая на вилку пирожное (Розмари обожает „эти гадкие десерты“). — Ничегошеньки ты не знаешь о Хэкни, как и я. Миссис Харрис абсолютно права! Как всегда».
