Выписка из истории болезни, видимо, присланная по факсу, сообщала о том, что в возрасте семнадцати лет у меня была зафиксирована остановка сердца, случившаяся в результате анафилактического шока… Далее перечислялись конкретные препараты, категорически мне запрещенные. Интересно, кто предоставил греку эту информацию? Хотя, что это я? Деньги правят миром.
— Что скажешь? — напомнил о себе Клио.
Впрочем, я и не забыла о его присутствии. Особенно учитывая то, что он стоял рядом и стирал меня в порошок. Не буквально, конечно, но лучше бы на месте пристрелил, чем вот так смотрел.
— И давно ты об этом узнал? — спросила бесцветным голосом.
— Даже если бы бумагу успели выслать немного раньше, все равно не остановил бы тебя. Почему-то я был уверен, что ты лжешь. И с самого начала понял — пойдешь до конца. Впечатляет. Только вот твой эгоизм для меня — нечто невообразимо неожиданное. Вроде бы ты бросалась Юми защищать, вроде бы и сострадательность в тебе зашкаливает. Тогда, что за хрень ты устроила с этим безнадежным самоубийством, а? Марио привязался к тебе. Жалел, заботился, а ты принялась, как последняя сука, себя с его помощью убивать… Чем больше тебя узнаю, тем тверже убеждаюсь в правильности своего выбора. Тебя наказывать надо, причем сурово, потому что такая дурь в твоей башке сидит, что только болью и выбьешь.
— Будто ты не любитель чужими руками жар загребать! — огрызнулась в ответ.
Жалкие попытки отгородиться от горькой правды. Я ведь именно так и думала о себе, как грек сказал, когда док инъекцию делал.
Это ужасно. Я не была такой раньше. Ни бессердечной, ни эгоистичной. Что изменилось? Что сломалось?
— Не говори больше ничего, — усталый тон Клио заставил меня подняться.
— Разве ты мне отец? Что за выражение: «Болью надо дурь выбивать?» Искал себе умную-красивую-покорную? Извини, это не по адресу…
— Заткнись. Я думал, ты сильнее… Похоже, ошибся. Суицид — это последнее, что ожидал от тебя. Так низко…
— Низко? — искренне удивилась, и волна истерики накатила так неожиданно, что остановить ее уже не успела. — Да просто я наложница… Ты лишил меня всего… Даже не посмотрел, было ли у меня что-то. Уничтожил мать ложью о моей гибели… Чего можно было ожидать от меня? Я бы попыталась умереть снова, если бы подвернулась возможность…
— Не дождешься…
— Ты мне о жалости говоришь? О сострадательности? Кому здесь можно посочувствовать? Все подонки и мрази! Для вас нормально то, что для других равносильно смерти. Я ненавижу вас всех! От всей души ненавижу!
Как оказалась на полу, не поняла, но рыдания так сотрясали тело, что не удивительно было обнаружить себя лежащей. Все, что накопилось, выходило глухими вскриками и рыданиями, а слез не было. Ни одной слезинки не проронила, и это крепко пугало. Нечто ненормальное произошло, и, возможно, на уровне психики что-то надломилось. Но то, что прежней я никогда не стану, было очевидным.
Пока меня морально выворачивало наизнанку, грек сидел на краю стола и, покуривая, наблюдал за мной. Он не насмехался, не сочувствовал, не злился — полное безразличие. Будто и не человек это, а робот бездушный.
В принципе, мне на него тоже было наплевать. Боль затопила все, и где-то в глубине подсознания тоненький голосок запищал, что нужно успокоиться и не унижаться перед греком. Он получал удовольствие от моего вида — я это чувствовала. Поэтому, постепенно затихая, понимала, что никогда не смогу оправдать поступки Кавьяра. Если до этого верила, что даже в таких, как он, все же есть немного человеческого, то теперь полностью опровергала подобные доводы.
— Что ж, — проговорил Клио громко и выпрямился. — Раз ты хочешь быть мразью, помогу. К тому же наказать тебя за попытку самоубийства я просто обязан.
Не шевелилась. Тихонько лежала на полу и ждала. Чего угодно, только не этого. Кавьяр поднял одной рукой, что-то треснуло, — лопнул шов моего свитера, — и заставил сесть.
В следующее мгновение сзади на шее щелкнул замок, и глаза мои расширились от ужаса.
Ошейник? Это же ошейник!
— Что ты…
Но договорить не удалось — грек дернул цепь, и меня отбросило назад. Больно ударилась затылком о ножку столика.
Сука… Какой урод…
— Отлично, — удовлетворенно вздохнув, Кавьяр зафиксировал цепь на стене так, что я оказалась «собакой на привязи».
— Марио осмотрит твое горло. — Лучше заткнись, тошнит от тебя! — Но результаты никак не повлияют на мое решение. Теперь ты будешь жить здесь под моим надзором.
— Ублюдок… Буду ждать с нетерпением, когда сюда нагрянут твои очередные дружки…
— Злись сколько угодно. Дела это не меняет. Ты — моя игрушка. Теперь даже наложницей язык не повернется назвать. — Улыбка во все тридцать два и злобный взгляд.
— Отлично, хотя бы лапы свои поганые перестанешь распускать.
Клио расхохотался и, приблизившись, присел на корточки.
— Даже не надейся. Твои обязанности остаются за тобой, — поднялся. — К тому же ты так и не научилась кофе варить.
«Не научилась кофе варить…»
Это то, что его заботит больше всего?
Кавьяр подошел к столу и, сняв телефонную трубку, проговорил приказным тоном:
— Принеси бульон, - и, положив ее на место, вновь повернулся ко мне. — За любую дерзость понесешь наказание. Если пес непослушен, его следует дрессировать. Так и с тобой.
— Боже, Клио, просто отъебись от меня.
Язык мой — враг мой.
Кавьяр стремительно быстро сократил разделяющее нас расстояние и, пнув меня, прижал ногой мою голову к полу.
— Неправильный ответ. Как нужно говорить с господином?
Ничего ответить я не могла, поскольку было жутко больно, к тому же унизительно.
В тот момент, когда грек требовал от меня подчинения, в кабинет вошли Марио и Жанна. Я успела их заметить, прежде чем Кавьяр нажал ногой на скулу так сильно, что пришлось зажмуриться. Но терпеть сил не было, поэтому я осторожно отодвинулась и вырвалась. Удивленный и озадаченный грек отошел назад и, видимо, собрался меня ударить. Но внезапный тихий вскрик заставил его обернуться. Жанна стояла, зажав рот рукой, и в ужасе смотрела на Кавьяра. Марио, на всякий случай, закрыл женщину собой.
— Клио, не надо, — произнес он твердо. — Ты не в себе… Это будет ошибкой…
— Ты защищаешь ее? — слова были адресованы Жанне. Кавьяр ткнул в мою сторону пальцем. — Она подставила Марио. Из-за нее погиб Маркус. Считаешь, эта мразь не заслуживает такого обращения.
Я поднялась на ноги, благо, что «поводок» позволял.
Щека, до этого ощутившая тяжесть обуви грека, просто пылала. Потерла скулу и уставилась на мрачного дока.
— Жанна, подойди, — Кавьяр не кричал и не выказывал гнева. Ровный и обжигающе ледяной тон.
— Подойди, — повторил.
Служанка осторожно вышла вперед и, поставив поднос с едой на столик, приблизилась к Клио.
— Если тебе жаль Летти, значит, я должен помочь избавиться от этого.
— Клио… — пропищала я, испугавшись за женщину.
Грек окинул меня презрительным взглядом.
— Молчать, — шикнул и, вцепившись в локоть Жанны, поволок ее к двери.
— Послушай, Клио, — попытка Марио привлечь внимание Кавьяра не увенчалась успехом.
— Кавьяр, — рявкнула я, и грек остановился. Все теперь мне точно конец. — Ты слабак. Мне жаль тебя. Избив ее, еще раз это докажешь. Моя вина останется за мной. Какого черта ты перекладываешь ее на других? После неудавшегося самоубийства мне в целом насрать на твои заебы…
Это было полнейшей ложью. Так колотило меня от страха, что челюсть сводить начало. Зато слова мои подействовали безотказно.
— Вон отсюда, — глухой голос Кавьяра.
— Клио, черт, прекрати это, — доктор был бледен как полотно. — Если убьешь ее…
— Выйдите, — только и повторил грек.
Проводила Марио обреченным взглядом и отошла назад, как будто это могло спасти.
Грек спокойно расстегнул ремень брюк. Внутри все похолодело.
Вытащив его, он не сделал то, чего я ожидала.
И до меня дошло. Только поздно было. Да и не могла я ничего изменить.
Первый удар пришелся по спине, дальше было бесполезно считать. Просто хлестал ремнем, не жалея сил, и дышал тяжело так и хрипло. А я уж и перестала изворачиваться. Свернулась калачиком на полу и орала. Почему-то казалось, что все в доме слышат мои крики и злорадствуют. Хотя, возможно, только Жанна и не веселилась.
Когда тело уже горело и ныло, я только и могла, что хрипеть. Из последних сил цепляясь за сознание, честно пыталась не отключиться.
Громкий звук звякнувшей об пол пряжки и тишина, оповестили о том, что экзекуция окончена. То ли это был болевой шок, то ли полуобморок, — если такое понятие существует, конечно, — но полное онемение конечностей не позволяло что-либо почувствовать. Поэтому лежала тихо и не шевелилась.
