Может, так попробовать?
Он сел к столу, зашел на почту, нашел то Володино письмо, скачал текст, открыл его и попробовал отыскать оглавление.
Сколько он помнил, оно тут было…
Ага, вот оно…
Извозчики, конка… – это раньше читать надо было…
Канализация, электричество, бани – было бы интересно, если бы он там жить собирался…
Труженики города, мальчики-гимназисты, студенты… – ну, это вообще к нему отношения не имеет.
Лавки, магазины, рестораны – тут тоже поезд ушел.
Что же здесь могло быть важным?
Ага, вот: «Преступники и блюстители порядка…»
Когда Надя (а кстати, где она опять?) сказала, что если его повяжет полиция, то отправят либо в тюрьму, либо в дурку, он подумал, что неплохо было бы посмотреть, как там у них все устроено.
Про психбольницы здесь ничего нет, надо будет перечитать «Палату № 6», а вот по поводу полиции, сейчас посмотрим.
Через полчаса приехал «зять».
Открыл дверь своим (Маринкиным) ключом, прошел в комнату, посмотрел, что читает на мониторе жестом поприветствовавший его Слава.
– Однажды, – процитировал вслух «зять», – вора в ящике его товарищи отправили в почтовом поезде, как посылку, а в дороге тот выкинул из вагона на ходу несколько ящиков с посылками и сам сбежал…» Так вот откуда берет истоки «Почта России»… – он поставил на край стола пакет с едой. – Так что ты решил – с нами или остаешься? Судя по тому, что читаешь, ты решил поближе познакомиться с матушкой императорской Россией перед самой революцией…
Прохоров отодвинулся от компа.
– Ты знаешь, – он потер затекшую шею, – решить я пока ничего не могу, слишком много вопросов. Но понимаю одно – вы готовы…
– Фактически так, – согласился «зять», – осталась мелочь всякая, но и ее завтра к полудню добьем…
– Тогда вот, что я думаю, – покивал самому себе Слава. – Вы двигайте завтра, а я – чуть позже и, наверное, попробую вас догнать в условном месте. Если вы готовы – вам надо ехать и не ждать меня. Ждать придется неизвестно сколько, а это – опасно… Потому что мы ведем себя так, как будто эта штука, – он посмотрел на «уродца», – будет тут работать всегда или очень долго… А это ведь ниоткуда не следует…
Сколько ни думал Прохоров, а шли у него эти размышления, как сказал бы компьютерщик, в «фоновом режиме», весь день, ни одного разумного аргумента, чтобы рассказать Маринке и ее мужу о том, что случилось с ним в той, Надиной Москве, он не нашел.
Какой смысл вешать на кого-то гирю, которая самого бьет по ногам и мешает ходить?
Если бы от этого стало легче, тогда ладно, но ведь этот груз поделить нельзя, его, пожалуй, чем больше отдашь, тем больше станет…
Так что Прохоров ничего не стал объяснять «зятю», только сказал, что возникли некие обстоятельства, которые мешают ему двинуться в дальнее путешествие вместе с ними.
Володя ничего уточнять не стал, был деликатен, как всегда.
Но Слава знал, что вечером последует звонок дочери, которая, в отличие от «зятя», имела право на некоторую родственную дерзость, и вопрос ожидался вроде «Что все-таки случилось, папа?»
Но тут у Прохорова была отличная отмазка – отношения с Надей – тонкая материя, в которую даже дочь могла полезть только на ту глубину, на которую он бы ей позволил, а скорее даже попросил.
Так что пусть двигаются без сомнений и пут на ногах.
Да, они тоже там, в той Москве, по выражению Нади (а где она до сих пор?), «чужие», но ведь таких чужих – мужчины средних лет, женщины и двух детей – никто не ищет.
А они и проследуют отсюда, нигде не задерживаясь, чтобы не привлекать лишнего внимания.
… надо, кстати, рассчитать, чтобы они и по вокзалу не болтались лишнего, а значит, узнать расписание и заранее купить билеты…
… проследуют прямо на вокзал…
… Кстати, какой?
… И во что будут одеты?
– Вы во что одеты-то будете? – спросил он.
– Я нашел одного знакомого, – «зять» беспечно махнул рукой, – он в театре работает, мы поехали, отобрали, что нужно, на складе, чтобы спектаклям текущим не мешать, и я купил. Так что экипированы мы лучше тебя, хотя и бутафорское, но сделано по всем тем законам и в точном соответствии с модой.
– А какой у вас вокзал?
– Александровский, ныне Белорусский, мы же через Берлин едем…
– А потом?
– А потом в Лондон… – принялся объяснять Володя. – Нужно попривыкнуть, в языке попрактиковаться, прежде чем в искомую точку попасть. К тому же в Лондоне биржа дорогая, продам там разные облигации и акции. Тебе половину денег и прочих денежных бумажек оставить?
– Нет, не надо… – покачал головой Слава. – Есть шанс, что я вообще с места не двинусь, тогда зачем они мне, а вы будете вдвое богаче… Давай про Берлин поговорим, ты город хорошо знаешь?
– Да вроде – неплохо… А что ты хотел?
– Думаю, что сделать надо так: вы завтра уезжаете и ждете меня в Берлине неделю. Если меня нет – свободны, как птицы…
– А как ты узнаешь, где мы?
– Наде можете телеграмму дать, только у нее разрешение спросить надо, вдруг она не хочет телеграммы из Берлина получать.
– А если не хочет?
– Думаю…
– Может, так, – предложил «зять», – я сейчас найду в Сети какую-нибудь гостиницу в Берлине, которая существовала уже тогда, мы туда селимся и ты к нам приходишь? По-моему, разумно…
Прохоров жестом предложил Володе место у компа, чтобы тот смог осуществить свою идею.
– У тебя, кстати, местные деньги есть? – спросил он.
– Ерунда какая-то осталась… – «зять» защелкал клавишами. – Зачем они мне теперь? Я их все, что остались, тебе отдам… А чего ты спросил?
– А я продал все мои тамошние покупки Гороху… Могу поделиться, когда деньги получу…
– За сколько?
– За тридцать пять…
– А не дешево? – встрепенулся Володя, – книжечки уж больно хорошие были в таких видах…
– Да вроде нет… – Слава пожал плечами. Он понимал, что в «зяте» говорит не жадность, а любовь к хорошей книге и ненависть к Гороху. – Тем более, что они возможно, вообще не понадобятся… Что, кстати, делать с ними и с деньгами за квартиру, библиотеку и дачу, если я все-таки еду?
– Это я обдумал… – Володя продолжал щелкать клавишами, но лицо у него было недовольное. – Если у тебя останется время – продай все, деньги положи в какой-нибудь банк в сейф…
– А как я передам тебе ключ? – не понял Слава. – Вдруг я не успею и вы меня не дождетесь – как тогда найтись? И кто за ними вообще придет?
– Придут твои правнуки или праправнуки… Мы же оба знаем числа, когда все здесь происходит. Ты кладешь деньги в ячейку, ключ от ячейки в сумку, сумку в камеру хранения Белорусского вокзала. Номер ячейки – девятьсот два, там кодовые замки и никакие ключи для камер не нужны. Код 0508, я уже занял ее, чтобы какой-нибудь мешочник не перехватил… В назначенный день, примерно через неделю после сегодня, твой праправнук прибывает в Москву, идет в камеру, забирает ключ, идет в банк – получает бабло…
Прохоров выслушал всю эту конструкцию с открытым ртом. Он и раньше не очень переживал за будущее дочери и детей, а теперь просто порадовался, что ей встретился такой человек.
Ну, все просчитал, даже камеру на вокзале занял.
– А если я не успею все это проделать?
– Тогда подари деньги и книги какой-нибудь старушке на улице, пусть ей будет хорошо… – он оттолкнулся и отъехал от компьютера. – Нет, не могу найти никакой старинной гостиницы в Берлине, по-немецки, наверное, есть, но я в нем ни бум-бум. Надо что-то другое…
Слава напрягся и… придумал. Не мог же он при таком «зяте» показать себя идиотом?
– А если так? – спросил он: – В течение недели по прибытии в Берлин вы всегда обедаете в одном и том же ресторане в одно и то же время. И ждете меня там, а если я не появляюсь, то оставляете для меня письмо, где вас искать…
– Ты хочешь поменять проблему с гостиницей на проблему с рестораном? – тоскливо спросил «зять». – Сейчас поищу…
– Нет, не нужно… – покачал головой Прохоров. – Ты ведь знаешь Оливерплац? – Володя кивнул. – От нее отходит Лейбницштрассе… – «Зять» опять кивнул. – А на ней, примерно посредине, есть ресторан с правой стороны, если идти от Кудама, Клаузевиц что-то…
– Я и его знаю, – кивнул Володя, – великолепный ресторан…
– Так вот там на стене висит фотография этого заведения начала века ровно на том же месте… Точно довоенная, потому что все клиенты сытые и веселые…
– Браво… – воскликнул Володя, – отличное решение… И знаешь, есть еще одна проблема с нашим отъездом, которую я не могу никак решить…
– Рассказывай…
– Хотя это не только моя проблема…
– Тем более…
– Представь себе, – начал Володя, – что мы всей гоп-компанией: я, Маринка, дети и тринадцать чемоданов…
– У вас, что, – оторопел Слава, – действительно тринадцать чемоданов?
– Ну, это я так, фигурально выражаясь… Так вот весь этот шалман прибывает к тебе… И исчезает. Никто больше никаких признаков жизни не подает, никто кроме тебя из дома не выходит, никто в окнах не мелькает. Ты опасался, что за тобой следят люди Гороха…
