– А как же ты на мотороллер собираешь? – спросил я.
– Выкручиваюсь, – сказал Толик. – Я говорю, что мастеру даю по десятке с каждой получки… Слушай, – оживился он, – а ты своего отца не спрашивал, сколько вот поэты или писатели зарабатывают?
– Не спрашивал. А зачем тебе?
– Так просто. Мне один чудак говорил: рубль за строчку. Это можно, знаешь, сколько строчек написать!
– Сколько? – спросил я.
– Много, – ответил Толик и остановился. – Что это там такое?
На спортплощадке во дворе красного кирпичного здания школы возле турника толпились какие-то люди.
– Может, соревнования? – предположил я.
– Не похоже, – усомнился Толик. – Пошли, поглядим.
Мы подошли ближе. Там к турнику было подвешено какое-то сооружение из арматурной проволоки, как я потом понял – макет купола парашюта. От купола шли стропы, соединявшиеся у брезентовых лямок с блестящими замками. Возле турника толпилось человек пятнадцать ребят нашего с Толиком возраста. Рядом на параллельных брусьях возвышался худощавый человек лет тридцати (по нашим тогдашним представлениям, пожилой), в кожаной куртке на молниях и в старой летной фуражке с облезлой кокардой. К куртке у него был прикручен большой значок с изображением белого парашюта на синем фоне. Наискось через значок шла блестящая металлическая цифра «600», а на цепочке болтался еще треугольник, и там тоже было выцарапано какое-то число – не то «15», не то «45», я точно не разглядел.
Человек этот сидел на одном брусе и упирался левой ногой в противоположную стойку, удерживая равновесие. Мы с Толиком сразу догадались, что это инструктор по парашютному делу. Догадаться было, конечно, нетрудно.
Держа в руках авторучку и раскрытый блокнот, инструктор следил за ребятами, которые поочередно влезали в лямки, разворачивались влево, вправо и спрыгивали на землю, уступая место следующим по очереди.
– Следующий! – выкрикивал инструктор и отмечал в блокноте очередную фамилию.
Когда мы подошли, в лямках болтался высокий парень в клетчатой ковбойке. У него были очень длинные ноги, и парень поднимал их, чтобы они не волочились по земле.
– Развернись влево, – скомандовал инструктор.
Парень положил на грудь правую руку, потом левую, потом, подумав, поменял их местами, потянул лямки на себя, и его длинное неуклюжее тело послушно повернулось влево.
– Вправо, – сказал инструктор. – Да побыстрей. Если ты и в воздухе будешь так долго соображать, тебе до самой земли времени не хватит.
– Что это вы делаете? – шепотом спросил Толик у остроносого парня в синем берете.
– Тренируемся, – тоже шепотом ответил парень. – Прыгать с парашютом будем.
– С турника, что ли? – насмешливо спросил Толик.
– Почему ж с турника? С самолета. Нас от военкомата направили, – сказал парень и пошел к турнику, потому что подошла его очередь.
Пока он разворачивался вправо и влево, Толик зашел сбоку и внимательно наблюдал. Парень расстегнул лямки и сполз на землю.
– Следующий, – сказал инструктор.
Следующих не оказалось.
– Все, что ли? – спросил инструктор.
– Как все? А я? – неожиданно сказал Толик.
– А чего ж ты стоишь? – рассердился инструктор.
– Задумался, – объяснил Толик.
Он стащил с себя транзистор, сунул его мне и вышел вперед. Влез в эти лямки, застегнул замки и стал болтать ногами, ожидая указаний инструктора.
– Не болтай ногами, – строго сказал инструктор. – Это тебе не качели. Развернись влево.
Толик решительно потянул за обе лямки, но у него почему-то ничего не получилось, и он стал раскачиваться, пытаясь развернуться.
– Ты что? – закричал инструктор. – Не знаешь, как разворачиваться?
– Забыл, – сказал Толик, глядя на инструктора.
– Если забыл, надо спросить. В воздухе спрашивать будет некого. Положи левую руку на грудь. Сверху правую. Берись за лямки. Тяни. Теперь вправо.
Вправо у Толика получилось совсем хорошо.
– Молодец, – похвалил инструктор. – Слезай. Как фамилия?
– Божко, – четко сказал Толик.
– Божко? Что-то я такой фамилии не помню.
– Пропустили, – нагло сказал Толик.
– Да? – Инструктор покорно пожал плечами и oтметил что-то в блокноте. – Может быть. Есть еще кто-нибудь?
Толик стал мне усиленно подмигивать и призывать знаками последовать его примеру, и мне очень хотелось поступить так же, как он, но я не решился.
Инструктор спрятал блокнот и ручку в карман и спрыгнул на землю.
– Сегодня в три часа ночи чтобы все были на бульваре у кинотеатра «Восход». Ровно в три придет машина, поедем прыгать. Ясно?
– Ясно! – нестройным хором закричали парашютисты.
– Можете расходиться, – сказал инструктор и первым направился к выходу.
Мы вышли на улицу. Я отдал Толику транзистор, он его на плечо вешать не стал, а держал в руках и размахивал. Потом он его включил и стал размахивать еще больше. Передавали Эдиту Пьеху по заявкам передовиков Саратовской области.
– Выключи ты его, – попросил я. Настроение у меня было паршивое.
Толик посмотрел на меня и все понял.
– Слышь, Валера, ты не огорчайся, – сказал он. – Утром придем и вместе прыгнем.
– Как же, прыгнем, – сказал я. – Тебя-то он в блокнот записал, а меня нет.
– А чего ж ты растерялся? – сказал Толик. – Я же тебе подмигивал. В общем, придем, а там видно будет. Ему все равно, есть ты в списке или нет. Ты думаешь, он мне поверил, когда я сказал: пропустили? Да ему лишь бы план. Понял? Я это точно знаю.
В этом смысле Толик действительно знал больше меня. И умел многое из того, чего я не умел.
Мы идем по парку. Все аллеи запружены бесчисленными толпами желающих убить длинный субботний вечер.
Уже стемнело. Включили электричество. В дальнем конце парка грянула музыка – начались танцы. Мы прошли из конца в конец парка, постояли у танцплощадки, попили из автомата воды с мандариновым сиропом, заглянули в Зеленый театр, где шел концерт художественной самодеятельности гарнизонного Дома офицеров.
Идем дальше. Дошли до главного входа, опять повернули в сторону танцплощадки, но уже по другой аллее, параллельной. Толик идет чуть впереди, заложив руки в карманы, раздвигая прохожих плечом. А меня все затирают, оттесняют от Толика, я отстаю, потом догоняю. Толик оборачивается, замедляет шаг, поджидая.
– Что ты все отстаешь? – ворчит он. – Не можешь ходить по-человечески? Будешь всем уступать дорогу – далеко не уйдешь.
На улице, в парке, везде, где много народу, Толик чувствует себя как рыба в воде. Он идет, уверенно выбрасывая вперед длинные ноги, вертит головой, здоровается с какими-то людьми, которых я даже не успеваю заметить, и обращает внимание на всех девушек, идущих нам навстречу. И все они, или почти все, поражают воображение Толика. Вот он схватил меня за руку:
– Гляди, вон кадришка какая идет!
«Кадришками» по моде нашего времени Толик называл всех девчонок. Были у него в словаре и другие названия – «крали», «курочки» или просто «бабы».
Я не чувствую в себе достаточного интереса, и мне очень стыдно. Мне кажется, что во мне чего-то не хватает, раз я не испытываю при этом такого же восторга, как Толик. Мне не хочется казаться в его глазах дураком, и, вызывая в себе ложное возбуждение, я кричу с предельной заинтересованностью:
– Где кадришка?
– Прошла уже, – сердится Толик. – Пока ты тут чухался…
Не успев договорить фразы, он кидается за обогнавшей нас девицей на длинных, словно ходули, ногах:
– Девушка, а девушка, вы не из баскетбольной команды?
– Иди ты к… – не оборачиваясь, ответила девушка.
Толик вернулся сконфуженный.
– Что она тебе сказала? – спросил я.
– Да ничего, – сказал Толик. – Дура длинная.
Идем дальше. Толик сопит, молчит, переживая только что перенесенный позор.
– Толик, – спрашиваю я, – у тебя есть идейные убеждения?
– Чего? – удивился Толик.
– Я спрашиваю: у тебя есть идейные убеждения?
– Маленько есть, – подумав, ответил Толик.
– А какие у тебя убеждения?
– Разные, – отмахнулся Толик и опять насторожился. – Пошли.
– Куда? – не понял я.
– Потом поймешь.
Он схватил меня за руку, увлекая вперед. Мы почти побежали. Свернули на боковую безлюдную аллею. Впереди нас шли две девушки в красных платьях с красными сумочками в руках.
– Понял – куда? – сказал Толик, сбавляя ход; теперь мы шли с той же скоростью, что и девушки. – Давай что-нибудь говори.
– А что говорить? – спросил я.
– Неважно что, лишь бы громко. – И тут же повысил голос: – Ничего себе крали идут, а?
– Ничего, – сказал я еле слышно.
– Громче, – шепнул Толик и снова во весь голос: – Тебе какая больше нравится? – И, не дождавшись моего ответа, почти прокричал: – Мне крайняя… Что ж ты молчишь? – снова прошептал он.
Видно, поняв, что со мной каши не сваришь, он стал вести игру сам.
